Олух Царя Небесного

Вид делать, что всё путём, всё «как у людей». Что я такой, как все, нормальный чел с мозгами и всяким прочим достоянием. Но об этом, тс-ссс! – никому. С этим нам ещё предстоит разбираться, осваивать, так сказать, эту аномальную территорию. Как я умудрился жизнь прожить в таком вот странном виде? Однако безнадёжность данного предприятия – очевидна. Без ощущения реальности, без конкретных мозгов – ничего, ясен перец, не получится. Короче, полный аут и замкнутый круг.

Так что как-то так. На интуиции живём-с и чувственном восприятии. И ещё кой чего припасено-с. Да-с! Склонность к философствованию. ФилосОф от бога! Нормальный, такой, кстати, наборчик, чтобы выйти на просторы чистого творчества – и объяснить необъяснимое. И постигнуть непостигаемое! Я и жизнь свою так прожил – необъяснимо, непостижимо. А чтобы хоть как-то двигаться к мечте – ярился. То есть, не понимая, почему мечты и я, никак не сойдёмся – закипал, не думая ни о чём. Да уж, это была моя реальность. Вот такая нереальная реальность…

Сильные чувства бурлили во мне и переливались через край. Другого толкача у меня не было – я ж адреналинщик, подсевший на сильную эмоцию. Мозгов-то нет, а двигаться надо было. В основном напролом. Вот и двигался, ярило безмозглый, куда-то вглубь своей жизни – под землю, где нет ни пространства, ни времени, ни цели. Вот и очутился нигде, с багажом неудобоваримых знаний и ощущением неполноценности. Именно. И от всего от этого всякая дребедень в голове мерещилась. Можно сказать, полная ерунда мерещилась и мерцала. А можно не говорить ничего. Пасть в нирвану и протяжно завыть.

Тут ведь выводы совершенно определённые напрашиваются. Но я не стану их озвучивать. Из чувства самосохранения, хотя бы. Я ведь не для этого за перо взялся (в смысле, по клаве стучу), чтобы с первых строк усомниться в своём предназначении (великом, между нами, предназначении). Мы ещё поборемся. Мы ещё докажем! Я вам так скажу, и без мозгов можно жить. Без них-то даже лучше получается, это вам любой дурак скажет!

Да и не о том я! НЕ – О – ТОМ! Всю жизнь – не о том!

О чём же тогда?..

Пока не знаю…

4. Нас мало

Нас мало избранных, счастливцев праздных.

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов.

Да уж, что уж, племя наше малочисленно, так малочисленно, что мы даже не знаем друг о друге. Да и знать не хотим. Нам достаточно и себя за глаза. Так бывает достаточно, что через край проливается. О подобных себе мы из книжек узнаём, и то – случайно, потому что читать не любим. Я так скажу: стоящий художник бежит от информации, потому что переполнен ею. Она его сама находит, а он только отмахнётся: «да, знаю я…». Откуда знает – вопрос не стоит. Знаю – и всё! Загадка. Внутри у него много загадок, если копнуть. Вот и копает художник всю жизнь и витает в запредельных мирах. Витает и копает, витает и раскапывает залежи, и обнюхивает их, и заходится в творческом экстазе. А там ещё и ещё. И всё такое прекрасное…

Есть такой Артур Шопенгауэр, а у него есть книжица «Афоризмы житейской мудрости», в которую я заглянул однажды со скуки. Что тут скажешь? А скажу то, что не читал ничего – и начинать было не надо. Уже во «Введении» Артур обрадовал меня веселеньким наблюдением: « …мудрецы всех времён постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие огромнейшее большинство, постоянно одно и то же делали, – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь. Вот почему Вольтер говорит: “Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его”». Не правда ли, обнадёживающая «житейская мудрость»?

Грузить себя вопросами «Что есть индивид? Что имеет индивид? Чем индивид представляется?» я не стал. Немцы – жуткие зануды. Они не являют знания, они их выстраивают, скрупулезно и нудно, обсасывая причинно-следственную связь и постоянно кого-то цитируя. Будто оправдываясь, вот, мол, не один я так считаю, нас вона сколько. Читать это невозможно скучно. Залез в середину и обнаружил…

Пожалуйста, вот и ответ, почему я счастливый такой! Например, Аристотель, которого опять цитирует Шопенгауэр, являет знания. Он объявляет самой счастливой – жизнь философа: «Подлинное счастье состоит в возможности беспрепятственного применения наших совершенств…». Гёте ему вторит: «Кто от рождения обладает даром быть даровитым (чё сказал?), обретёт в нём радость бытия». Артуру и этого мало – расставляет всё по полочкам. Начинает втирать о трансцендентных мирах и интеллекте, витающем в тех мирах. Моя славянская душа не выдерживает пережевывания понятной мысли. Что немцу хорошо, русскому – смерть. Говорю по-русски: досуг у меня есть, и мысль моя со скуки бродит, где захочет. В основном, в астральных мирах. Так что живу я жизнью высшего порядка. Вот так. В общем, молодец Артур, – ответил на вопрос, почему я счастливый такой на пять с плюсом.

Так вот, всё у меня, счастливца, замечательно. Настолько замечательно, что я даже побаиваюсь говорить об этом. Чтобы не сглазить. Но сейчас скажу. Потому что на этом пространстве можно говорить всё. Моя любовь к самокопанию – это отдельная субстанция, которую так просто не сглазишь. Это суть моя просится на волю, а суть сглазу не поддаётся. Факт. Это пространство в пространстве. Здесь я свободен от всего. Это моя территория, по которой ползают только мои тараканы. Здесь я исповедуюсь и раскрываюсь. Бывает, до такой степени исповедуюсь и раскрываюсь, что уж и сам не ведаю, мои ли это исповеди и раскрывания. То есть происходит некий зуд откровения и диссонанс искренности. Во как! Это когда так себя разоблачишь, бывает, что уж и сам не веришь ни единому слову. И вспомнишь кстати, (или некстати) что «мысль изреченная – есть ложь». Ну, и ещё что-нибудь в этом роде…

А потом абсолютно и окончательно всё это хозяйство отвергнешь к чертям собачьим совсем и воспаришь в высших сферах, то бишь в трансцендентных мирах, о которых поведал нам господин Шопенгауэр. И всё на этом и закончится. Это и будет моя суть окончательная, которая не любит ни исповедей, ни разоблачений, а любит только себя. Примерно так у меня всё и происходит по вечерам…

Но я отвлёкся сразу от двух тем. Какой я замечательный счастливец, какой редкостный везунчик, но в какой я при этом впадаю ступор и мрак. Начну, естественно, со второй, самой волнительной и пронзительной: состояния беды. А про то, как у меня всё замечательно – потом. Или вообще умолчу. Как сказал ещё один счастливец, мой далёкий деревенский дружок Андрюша, о котором я обязательно расскажу, потому что он – счастливец из счастливцев. А сказал он буквально следующее: «Счастье было бы возможно, если бы оно не вызывало столько раздражения у окружающих». Это он про себя сказал, однако как наш брат «счастливец» может раздражать окружающих – мне напоминать не надо. Так что я ещё десять раз подумаю, раздражать окружающий мир своим счастьем или сдержаться.

Вот о состоянии беды – сколько угодно. Тут уж точно раздражение ни у кого не вызовет. Только глубочайший интерес и неподдельное сочувствие. Поэтому об этом я расскажу всё как есть. Эта тема вечная и необычайно популярная, особенно у русских, потому что этот зверь непростой, живучий и очень наш. Наш – это значит, мы сроднились с ним настолько, что вполне могли бы сделать его символом нации. Беда – абсолютно русский зверь.

5. Во глубине глубин глубоких

А начну я из глубины веков. Из таких глубин глубоких, которых для многих и не было вовсе. Из тех глубин, о которых историки не упоминают, потому как не знают о них ни черта. Потому как, это глубины духовной жизни, а в этом вопросе не только у историков, а и у обычных мыслителей мнений столько, сколько этих мыслителей есть в наличие. Так вот, в глубине веков, такое создалось впечатление у меня как у мыслителя (безмозглого, заметьте, мыслителя), всё было просто и понятно. Это сейчас нагромоздили всякой ерунды и без великого пройды Фрейда и армии его многочисленных последователей в этой ерунде, и разобраться невозможно. (Пройда, кстати, самое безобидное определение этой зловредной и никчёмной личности). Таково моё частное мнение.