Страница 2 из 3
Немецкие бомбардировщики уже делали первый заход над железнодорожной станцией.
Рыжая кошка забеспокоилась, заметалась – в неба нарастал гул подлетающих небесных птиц. Их натужное, устрашающее гудение приближалось.
Люди, расслышавшие звук тяжелых самолетов, разбегались в панике – бросились врассыпную, прижимались к земле. Все, кроме зенитчиков. Они спешили, как могли – торопливо готовились к своему первому бою. Преодолевая страх, они делали всё так, как их учили.
Рыжая кошка бегала туда-сюда – по одному оттаскивала своих котят, прятала их в нишу под поленницей. Оставила последнего рыжего котёнка одного возле колодца. Смертельно напуганный несущимися с неба звуками, маленький пушистик отчаянно и жалобно мяукал, трясся от страха.
Зенитное орудие привели в боевое положение. Наводчики, прицельные и заряжающий запрыгнули на платформу, торопливо вертели маховики и штурвалы – наводили прицел на пикирующий с высоты "Юнкерс". Сидорчук успел хорошо разглядеть нарисованного на его боку страшного зубастого дракона.
Буквально нескольких секунд им не хватало, чтобы достойно принять бой. Бомбардировщик успел ударить первым – дал очередь из пулемётов. Фонтаны песка от пуль стремительно приближались к зенитной батарее.
К гулу налетевших самолётов добавился свист падающих бомб. Повсюду вокруг начали раздаваться взрывы. Вокруг месиво разлетающихся осколков. Рушились и загорались дома.
Из ведра, стоящего на краю колодца, расплескалась вода. Опрокинутое взрывной волной, оно упало и накрыло собой одинокого рыжего котёнка. И все-таки пушистому повезло – мелкие обломки скрежетали по металлу, но его не пробивали. Три осколка даже прошили ведро насквозь, но рыжика не задели.
Паровоз на полной скорости тащил пассажирский состав мимо станции. Люди с тревогой смотрели в небо, Максимка и Брусилов даже высунулись в открытое окно. Видели немецкие бомбардировщики, начинающие бомбометание и прочесывающие станцию пулеметным огнем. "Юнверсы" пошли на следующий заход. Лётчик прекрасно понимал, что за манёвр выполняют вражеские самолеты:
– На нас заходят, сволочи.
И, чуть поодаль, на проселочной дороге виднелись только что развёрнутые зенитки. Максимка издали узнал отца:
– Папка?… Давай, папка, бей их!
Но зенитка почему-то молчала. Брусилов высунулся в окно. Вырвал из кобуры табельный пистолет и с отчаянным криком стрелял из пистолета навстречу летящим железным громадам. Понимал, что бессмысленно – палил просто от отчаяния. Что ещё он мог сделать?
Рядом с дорогой вздымались взрывы. Ещё мгновение и поезд накроет бомбами.
Подносчик вскрыл ящик с боеприпасами. Заряжающий, наконец, подал обойму с патронами. Стреляющий подал команду:
– Огонь!
– Есть огонь! – Наводчики одновременно надавили на рычаги ножного спуска.
Зенитка заскрежетала очередью. Била в подлетевшие немецкие самолёты. Они спешно сворачивали в сторону – атака на поезд не получилась. Сбрасывали бомбы куда попало. Часть из них падала на железнодорожную станцию.
Растерзав придорожный посёлок, немецкие стервятники улетели. Зенитки смолкли. Сидорчук обеспокоенно всмотрелся вдаль – там по железной дороге, поднимая клубы пара, бежал поезд. Целый, не разбомбленный.
Солдат облегченно выдохнул, потом осмотрелся вокруг:
– Эх, беда… Знать бы хоть на полминуты раньше.
Всюду разрушения. Колонна размётана, станция сожжена. От горящих цистерн распространялся удушливый дым. Испуганные люди метались по округе. Некоторые раненые могли только ползти. Истошно вопили дети. Повсюду крики, просьбы о помощи. Битый кирпич и осколки стекла вокруг. Лохмотья одежды на телеграфных проводах.
К разбитой автоколонне возвращались люди. Перевязывали раненых. Принялись чинить разбитую технику.
Поезд, спасённый от вражеской бомбёжки, уносился вдаль. В наступивших сумерках, Брусилов осмотрелся в полутемном вагоне. Почти все вокруг спали. Прижимая к себе Мурку, на верхней полке сопел Максимка. На нижней полке устало уснула его бабушка. До Сталинграда им предстояло ехать, с пересадками, ещё две недели. А Брусилову поручено послезавтра, под Москвой, получить только что собранный самолет. Несколько дней ему дали на то, чтобы освоить машину и понемногу сработаться со штурманом-новичком. А потом на фронт, и даже за линию фронта придётся летать.
Скорый поезд прибыл в Волгоград около пяти часов утра, 9-го мая. На выходе из железнодорожного вокзала, Максима Никифоровича и Машу встретил местный таксист. На заднем стекле его автомобиля красовалась патриотичная наклейка: "Спасибо деду за победу! ".
Таксист приготовился задать нужный адрес в свой навигатор:
– Куда едем?
– К элеватору, – сразу ответила Маша.
– Это понятно, а точный адрес какой?
– Там на месте, найдём… – заметно волнуясь, добавил Максим Никифорович.
Всю дорогу дед заинтересованно озирался по сторонам, осматривая празднично оформленный город:
– Снова так много поменялось.
Вдали виднелся величественный памятник "Родина-мать". Ехали к элеватору. К тому, что сохранился ещё со времён войны.
Таксист хотел разговором отвлечь пожилого пассажира от тревожных мыслей:
– А вы воевали тут, наверное? В Великую Отечественную?
Дед ответил скромно:
– Особо много не навоевал – я тогда ещё совсем мальчишкой был. Но и в стороне остаться не получилось.
– Моя мама тоже в войну где-то здесь в развалинах выжила. Ещё совсем маленькая тогда была и болела сильно. А её какой-то наш солдат спас. Отдал её матери, бабушке моей, свой паёк фронтовой… – В зеркальце заднего вида таксист видел, что старик всё сильнее волнуется и продолжал тараторить. – Тот солдат с Чукотки был, или откуда-то оттуда. Лицо у него было такое… "северное". Очень разные люди тогда за Родину воевали…
– И не только люди. – Задумчиво добавил Максим Никифорович. – Война, это такое дело… страшное… все воюют… и люди, стар и млад… и даже животные…
С ней ходили в разведку
…В сентябре 1942 года, в Сталинграде оказалось совсем не так безопасно, как наши думали вначале войны. Хоть город намного дальше от границы, чем например Ленинград, но и сюда смогли пробиться захватчики.
Они сумели занять почти весь город. Но не весь, не полностью. Улицу возле элеватора, контролировали немцы.
Полуразрушенные и почти до основания уничтоженные здания. Россыпи кирпичей, арматура, падающий с неба пепел, грязь, дым, клубы рыжей кирпичной пыли. Дороги и тротуары изрыты воронками от разорвавшихся мин и снарядов.
Среди развалин изредка передвигались люди – измученные и испуганные. Старики, женщины и дети. Жители города, не успевшие или не захотевшие эвакуироваться. Перемещались короткими перебежками от укрытия к укрытию в поисках воды или еды. Вблизи и вдали слышалась перестрелка, удары тяжёлой артиллерии.
Из землянки выскользнул Максим, которого вдогонку упрекала бабушка:
– Куда опять пошел, Максимка?
– Я по делу, – спешил он уйти от расспросов.
– Ну, какие у тебя опять дела? Я твоему папке беречь тебя обещала.
– Папка воюет… а я что? Прятаться буду? – мальчик побежал от землянки прочь.
К одному из немногих уцелевших зданий подъехала немецкая легковая машина. Вышел аристократичный, седоватый немец Фогель, аккуратно держащий в руке магазинную винтовку "Маузер 98К". С ним породистая, хорошо обученная немецкая овчарка Фрид.
Судя по тому, что группа немцев офицеров так уважительно встретила Фогеля, он не простой военный, особенный.
Стреляя хищными глазами, Фогель осторожно и внимательно осмотрелся – вокруг жуткие развалины. Из-за полуразрушенной стены выглянул Максим. Он с интересом и опаской, очень внимательно, разглядывал Фогеля и собаку. Неожиданно для всех, Фрид кинулась на Максимку. Тот смертельно испугался. Собак он всегда боялся, даже маленьких. А тут большая боевая овчарка неслась на него с агрессивным рычанием.