Отшельник

И пока закипал чайник, Андрей Михайлович принялся за сборы. В первую очередь тщательно упаковал любимую и единственную двустволку, забил целый рюкзак охотничьими принадлежностями вроде банок с порохом и коробками гильз, добавил туда пакет с крючками и леской, но предварительно на самое дно положил видавший виды ТТ-шник, попавший во времена оны к старшему прапорщику Самарину причудливыми и почти не криминальными путями. Или обмен на казённую тушёнку в голодные девяностые можно считать криминалом?

Теперь документы и прочие личные бумаги. Что ещё осталось? Вроде бы всё нужное взял? Если только посуду… нет, посуда там должна быть, так что пусть послужит квартирантам. Что ещё? Ах да… горсть юбилейных медалек в карман рюкзака, их потом на блёсны можно переделать, а единственную ЗБЗ (за боевые заслуги) к документам.

Ага, и чехол со спиннингом и телескопическими удилищами в прихожей у двери поставить. Так-то не заядлый рыбак, но под хорошее настроение можно на зорьке с удочкой посидеть. Там же старица Клязьмы сразу за забором, грешно не воспользоваться возможностью разнообразить меню.

Вот теперь точно всё. Только грёбаный чайник давно выкипел и слышно потрескивание раскалённой эмали.

Мобильник выдал балладу Скорпов ровно в полночь, чему Самарин нисколько не удивился, так как племянник с детства отличался точностью морского хронометра, и своей пунктуальностью иногда доводил окружающих до белого каления.

– Слушаю, – бросил Андрей Михайлович в трубку.

– Это я слушаю, – ответил Вадим подозрительно жизнерадостным голосом. – Мы у подъезда, давай выходи.

– Мы, это кто?

– Сюрприз, дядя Андрей.

– Бери свой сюрприз за задницу и вместе поднимайтесь. Будете сумки таскать.

– Какие сумки?

– Большие и тяжёлые. Я, Вадим, решил в твоей Любимовке остаться. Поживу, а там видно будет. Так что давай поднимайся.

– Хорошо, сейчас будем, подъезд открывай.

– Ты там с Маринкой, что ли?

– Нет, засмеялся Кукушкин. – Да сейчас сам увидишь.

– Матрёшку какую прихватил? – попытался догадаться Андрей Михайлович. – Я, конечно, человек пожилой и многое в жизни повидавший, но к прыгающим по машине гонококкам отношусь строго отрицательно.

– Какие, к чёрту, гонококки? – возмутился Вадим. – Баба Поля с нами решила поехать.

– Охренел? – на этот раз возмутился Самарин. – Она на двадцать пять лет старше меня! Отбросит коньки по дороге, и что?

Кукушкин странно хрюкнул в телефон и сообщил:

– Дядя Андрей, вообще-то у меня громкая связь включена.

– Твою мать… Поднимайтесь, открываю.

Обижать мамашу Вадимкиной тёщи в планы Андрея Михайловича не входило. Хоть и видел он её в последний раз лет двадцать назад, но уже тогда эта старушенция показалась вздорной и злопамятной особой, страдающей от множества хронических болезней, и разговаривающая исключительно о них же. Оскорблённая бабка за четыре часа в машине мозг вынесет со стопроцентной гарантией. Вот кто за язык тянул, а?

Через несколько минут хлопнула заранее отпертая дверь в прихожей, и Самарин крикнул из кухни:

– Я здесь! Сейчас чайку на дорожку попьём, и в путь!

– От меня прячешься, Андрей Михайлович? – женский голос, нисколько не похожий на старческое шамканье, приближался. – Вылезай, бить не буду.

– Совсем даже не прячусь, – Самарин выглянул из кухни и широко открыл глаза. – Полина Дмитриевна, это точно ты?

Да уж, мама Вадимкиной тёщи никак не выглядела на свои девяносто с плюсом. Максимум на пятьдесят, а рядом с лысым и толстым Кукушкиным и того меньше.

– Нахрен твой чай, Андрюша! – бабушка Поля подхватила с пола самый большой рюкзак и скомандовала. – Всем на выход с вещами!

– Вадик, ты её клонировал? – спросил Андрей Михайлович у племянника. – На лицо вроде бы похожа, а остальное…

– Мы с тобой, Андрюша, на эту тему отдельно поговорим, – угрожающе улыбнулась Полина Дмитриевна, блеснув ровными и явно родными зубами. – А вообще-то это в Любимовке воздух такой целебный. Так что хватай сумки, старый пень, и на выход.

– Угу, – кивнул Самарин. – Только чайник выключу и газ перекрою.

– И воду тоже, – посоветовала вдогонку бабушка Поля. – Альцгеймер он такой… часто со склерозом вместе приходит.

– Нет у меня ни того, ни другого, – через пять минут огрызнулся Андрей Михайлович, взяв в руки тяжёлый яловый сапог.

– Может и есть, но ты про них не помнишь, – Полина Дмитриевна с определённой опаской покосилась на подошву сорок пятого размера и пошла на попятную. – Так-то да, молодой ты ещё для Альцгеймера, Андрюша.

Самарин возмущённо сопя намотал портянки и обулся. Притопнул, отчего задребезжали дверцы у шкафа, и предложил:

– Присядем на дорожку, если чаю не хотите?

– Не в космос улетаешь, – отказалась Полина Дмитриевна и открыла дверь. – Вперёд, нас ждут великие дела!

На лестнице Андрей Михайлович сунул племяннику связку ключей:

– Это запасные, пусть у тебя побудут на всякий случай.

– Бери, Вадик, – бросила через плечо идущая впереди бабушка Поля. – А Маринке я про них не скажу.

– Да я как-то… – попробовал отказаться Кукушкин.

– Не разочаровывай меня, Вадик.

– Тогда да… Но только для сохранности.

– Верю! – всё так же не оборачиваясь кивнула Полина Дмитриевна. – Но Маринке всё равно не стану говорить.

В Балашихе ожидаемо упёрлись в пробку. Вроде не канун выходных, а люди едут куда-то и едут, будто вся их жизнь заключается в вечном движении. Что им дома по ночам не сидится?

– Ремонт дороги чуть ли не до Новой Купавны, – пояснил Кукушкин, доставая из кармана пачку сигарет. – Желающие могут покурить свежего воздуха.

– А чего сразу через Носовихинское и Железку не поехал? – спросила устроившаяся на заднем сидении Полина Дмитриевна. Как раз за пробкой бы и выскочили.

– Да там вообще трындец, – Вадим махнул рукой и вышел из машины.

– А ты, Андрюша, бросил что ли?

– Нет, пока не бросил, но на частые перекуры здоровья уже не хватает. Так что стараюсь курить пореже.

– Ничего, там бросишь.

– На том свете, что ли? – пошутил Самарин.

– Тьфу на тебя, дурак старый, – обозлилась Полина Дмитриевна. – Говорила же, воздух в Любимовке целебный. Как пройдёшься по лесу, так не поверишь, несколько лет с плеч долой и болезни куда-то деваются. Я ведь, Андрюша, когда там домик купила, почитай двумя ногами в могиле стояла. Да по пояс. Вся медицинская энциклопедия окромя венерических заболеваний.

– Что ж так-то? Упущение.

– А вот это не твоего ума дело, Андрюша.

– Да я так, к слову просто пришлось, – извиняющимся тоном произнёс Самарин. – Но если воздух такой целебный, то что же деревня опустела? Разъехались или вымерли?

– И то и другое. Молодёжь уехала, старики поумирали. А почему на них воздух не действовал, я не знаю. Работали много, скорее всего. Работа жизнь сокращает больше курева, особенно когда работа через немогу.

– А ты?

– Что я? Пенсионерка же, да и пчёлы.

– Кто?

– Пчёл я держала, а они тоже лечат.

– А сейчас где они?

– Распродала в прошлом году. Если надумаешь держать, то старые ульи в сарайке сложены, а которые и не убирала, так и стоят на огороде. Сам увидишь.

Андрей Михайлович считал пчеловодство чем-то сродни шаманизму, и даже в мыслях не представлял себя пасечником. Учиться поздно, да и вообще… Другое дело огород ли два десятка несушек.

– Участок большой?

– По документам семьдесят две сотки, а так хоть пару гектаров занимай, никто слова не скажет.

– Хрена себе, – удивился Андрей Михайлович. – Как ты с ним управлялась?

– Да бомжей нанимала.

– Постой, мне Вадим говорил, что нет там никаких бомжей.

– Никаких точно нет, а эти есть. Как откроешь ворота, что на берег Клязьмы выходят, они уже тут как тут. Будто караулят постоянно.

– Воруют?

– Железяку какую если сопрут, а так нет. Я их за работу по огороду прикармливала, они и рады. По-русски, правда, не очень хорошо говорят. Еще с собой давала гречки и соли. Даже не представляю, зачем им столько соли? Пачку килограммовую дам, так чуть не пляшут от радости.