Страница 4 из 25
Ну случилось и случилось. Хватит. Теперь – в прошлом. Только то, что впереди, имеет значенье.
Она даже отправилась в университет узнать, можно ли восстановиться. Вместе с нынешним первым курсом досдать в летнюю сессию недостающие экзамены и перейти на второй. С Машкой они в любом случае уже не будут учиться вместе. Да, наверное, и к лучшему. Встречаться с бывшей подругой совсем не хотелось. Тоже – прошлое.
Она чуть-чуть не дошла до университетского крыльца. Всего несколько шагов осталось, но Кира их не сделала, ошарашенно замерла на месте.
На широких ступеньках стоял преподаватель с факультета – у Киры он занятий не вёл, но часто попадался в коридорах – и разговаривал с…
Пожилой мужчина. Волосы почти совсем седые, заметные морщинки на лице. Коренастый, невысокий, держится прямо. Если бы не обычный деловой костюм, если бы просторный балахон серебристо-серого цвета…
Настоятель?
Да не может такого быть! Ерунда полная. Бред.
А вдруг он специально переоделся, чтобы не привлекать ненужного внимания? И ищет её.
Мужчина неожиданно повернулся, посмотрел как раз на Киру. Она едва не отшатнулась в сторону, заметив движение его головы. Непонятно почему, испугалась. Непонятно почему, торопливо отвела глаза. Но тут же снова решительно глянула, получилось прямо в лицо, и убедилась – не настоятель.
Не он, ни капельки. Похож немного. Да мало ли кругом таких: немолодых, седых, статных? И чего придумала?
Настоятель? Здесь? Ищет Киру? Абсолютный бред.
Зачем она могла ему понадобиться? Да незачем. Или, наоборот, дело в том, что он понадобился ей? Вот Кира и увидела несуществующее – думала о нём слишком много. Сознание само достраивало образы, придавая им схожесть с теми, что постоянно господствовали в нём.
Да успокойся уже! Убирайтесь все прочь!
Но словно назло, и пары часов не прошло, но теперь уже Кира не заходила в университет, а выходила, спускалась с крыльца. Шагнула на асфальтовую дорожку, огляделась по сторонам и – опять. Ещё сильнее, чем раньше, до дрожи в ногах. Кира прекрасно видела, как они у неё мелко вибрируют. Издалека, наверное, заметно: она стоит тут, трясётся без причины.
Да! Без причины! Разве оно того стоило?
Взгляд случайно упёрся в парня. Тот расположился возле невысокого бетонного заборчика, окружавшего университетский двор, немного скрытый разросшимися кустами боярышника, спиной к зданию. Одна рука в кармане, другая согнута, поднята вверх. Тёмные брюки, тёмная футболка с длинным рукавом и капюшоном, натянутым на голову.
За что с Кирой так?
Она зажмурилась, надеялась, что откроет глаза и не увидит никого или совсем другое. Другого. Ну парень и парень, обычный самый, курит или болтает по телефону.
Подойти, убедиться или лучше убежать?
Кто-то прошёл рядом, легонько задел, или сумкой, или рукой. А у Киры ноги дрожат и глаза закрыты. Глупо!
Веки дрогнули, разомкнулись, и опять глаза поймали чужой поворот, но на этот раз не спрятались, взгляд не метнулся торопливо в сторону, застыл.
– О, Кирюха! Здорóво!
Семёнов. Действительно по телефону болтал, но уже закончил, мазнул пальцем по экрану, засунул мобильник в карман, стянул с головы капюшон и шагнул навстречу.
– Давно не виделись. Ты где пропадала столько времени?
– Болела, – Кира сказала первое, что пришло в голову.
Не правду же!
– Чем таким? Что долго.
Семёнов смотрел с любопытством, скорее даже, рассматривал, и неуютно становилось, хотелось спрятаться от его заинтересованного взгляда.
– А ты что здесь делаешь? – чтобы не отвечать ему, сменила тему Кира. – Ваш же факультет в другом здании. Машку ждёшь? – предположила на и сразу подумала: уйти надо быстрее, чтобы опять не влезть в чужие отношения.
– Хм, Машку! – Семёнов усмехнулся. – Она же зимой перевелась. Поближе к дому. А вообще, мы с ней ещё осенью разбежались. Сразу после каникул. – Он скорчил потешную физиономию и с пафосом добавил: – Чувства не выдержали испытания разлукой. – И опять уставился на Киру. – Ты какая-то не такая.
– В смысле?
– Ну-у, не знаю. Или я просто подзабыл.
– Наверное.
У Семёнова выражение на лице, будто он в сомнениях. Например, в таких: сказать – не сказать, сделать – не сделать. Но Кире совсем неинтересны его душевные метания.
– Ну ладно, пока. Я пойду.
– Кир! Если бы я не с Машкой первой познакомился…
– Мне правда пора, – она не собирается выслушивать эти несвоевременные признания. – Время поджимает.
Семёнов, ты тоже в прошлом. Кира же твёрдо решила, отодвинуть назад всё, что случилось, если получится, забыть.
Сколько уже раз она начинала новую жизнь? Сколько уже раз представляла? Как переворачивает очередную страницу, и вот перед ней лист, идеально чистый. Пиши, что хочешь, не оглядываясь, создавай с ноля. Но постепенно сквозь свежие строчки, сквозь нетронутую белизну проступали знакомые образы. Миражи, нарисованные памятью. Заманивали, притягивали, обещали.
Но ведь обманут же. Опять обманут.
Возвращаясь домой вечером, уже темнеть начало, Кира заметила между домами человеческую фигуру. Не очень-то чёткую – далековато – да ещё в плаще, длинном, широком, неопределяемого блёклого цвета. И почему обратила внимания?
Может потому, что руки казались непропорционально длинными, а может потому, что двигался человек чересчур плавно, словно не шагал, а плыл по воздуху, не касаясь ногами асфальта, а потом замер, обернулся, увидел Киру и улыбнулся. Рот неестественно большой, беззубый, и глаза большие, почти круглые.
Нет! Не могла Кира на таком расстоянии и при таком освещении правильно оценить размер глаз, а уж тем более разглядеть есть или нет зубы во рту.
Сны, странные происшествия, и прежнее, никуда не исчезнувшее чувство вины перед родителями. Будто какая высшая сила наталкивала Киру на мысль: хочешь найти – ищи, хочешь узнать ответы – задай вопросы. Понятно, кому.
Значит, надо вернуться. Не факт, что храм Киру снова впустит, но стоит же попытаться. Вариантов у неё нет: только попробовать войти там, где она вышла. Других дверей она просто не знает.
Родители и слышать не желали о новом Кирином отъезде. Мама даже разревелась, стоило завести разговор, а папа хмуро молчал, смотрел с упрёком, и Кира сама едва не разревелась от отчаяния и бессилия. Ну не могла она поехать без родительского согласия. И не поехать не могла. А потом папа произнёс:
– Я еду с тобой. – И добавил тихо и мягко, но так что возразить не хватило сил: – Это не обсуждается.
Хорошо. Поехали вдвоём, остановились в том самом хостеле, в котором когда-то жила Кира. На всякий случай, но на самом деле не планировали здесь ночевать. Есть же подходящий вечерний поезд.
Дальше – Кира одна. Папа, как хочет, но придётся ему посидеть в хостеле, подождать. Это тоже не обсуждается. Кире почти двадцать, не надо её за ручку водить, справится сама. Теперь точно справится. А папу храм не впустит в любом случае, да и Киру – вряд ли. Так что и переживать нечего: вернётся она через пару часиков, никуда не денется.
Почти так и получилось. Заброшенный монастырь остался заброшенным монастырём, никаких таинственных путей. Облезлая дверь с трудом подалась, мерзко заскрипела, а за ней открылось пустое холодное помещение. Обшарпанные стены в грязных подтёках, осыпающаяся штукатурка, пол, не видимый под слоем мусора. Смысла нет входить.
Кира вздохнула, отгоняя разочарование. Ведь предполагала же, что так и будет. Она своё дело сделала, Сумеречному храму она больше не нужна.
С досады Кира пнула подвернувшийся под ногу камешек. Как же это? Несколько месяцев, безвозвратно канувших в небытие, кусок жизни, оторвавшийся и пролетевший мимо неё. Что происходило в это время? И почему ей не сказали о нём? Или нарочно подчистили память, заставили забыть нечто важное?
Что? Что? Что?
В груди тоненько задрожала необъяснимая тревога. Опять сердце бухает, и спина намокла от пота. Отчего-то подумалось, будто в тот таинственный промежуток времени случилось ужасное.