Страница 60 из 186
— Чёрт знает что! — поддержал её Юрча Монастырёв. — Сергей Эргисович, давайте без передышки за ветками. Эй, народы, быстрей топоры и лопаты сгружать!..
Позабыв про усталость, все бросились к возу. Старичок Хаачан, ни минуты не отступая от Аласова, всё говорил, говорил, но теперь в голосе его появилась надежда.
— А я, понимаешь, учитель, их за бездельников принял. Вот дурья голова, совсем из ума выжил…
Около фермы весь тальник был изведён начисто.
— Ближе, чем в долине Даркы, и нет ничего, — объяснял Хаачан, почёсывая затылок. — Может быть, на кочки отправитесь?
Решили и туда и сюда — разбились на две бригады. В долину Даркы ребят повёл Аласов. Юрча и Гоша с сонным мерином под уздцы замыкали колонну.
Дармы оказалась укромной долинкой — летом здесь, наверно, всё было в цветах и травах. Однако тальниковые кустики, как бы отмечавшие невидимый сейчас под снегом речной берег, были совсем редки. Излазив долинку вдоль и поперёк по пояс в снегу, охотники за кормами всего-то и добыли охапку лозы на пяток веников.
Исход экспедиции решил мерин Абаасы. Конягу с санями оставили на бугре. Подремав некоторое время и, видимо, изрядно продрогнув, мерин по собственной инициативе направился в ложбинку по ту сторону холма. Гоша кинулся в погоню, крича во всё горло мерину всяческие слова. На бегу заметил — как-то странно подпрыгивают пустые сани, влекомые конягой.
— Кочки! Эй, люди! Кочки!.. — возрадовался Гоша, как тот моряк на мачте Колумбова корабля, который первым увидел Америку.
Минут через десять на кочкарнике уже шла работа. Стоит хорошенько расчистить снег, да загнать поглубже лопату, да нажать как следует, как поросшая щетинистым мхом кочка с хрустом вывернется: корм!
— Лира! Верочка! Несите к саням, складывайте в кучу!
— Э-эх! Любишь, брат Монастырёв, молочко пить…
— Кочки, они даже лучше веток! Я знаю — тёлки к кочкам хорошо относятся.
— А я их топором. Гляньте, как я их топором! Куда там твоя лопата. Хрясь — и летит! С одного удара!
Лира выдернула кудрявую головку кочки, которую только что срезал Гоша. Какая она мягонькая. И совсем зелёная…
Хрясь! Хрясь! Не жалей плеча, добрый молодец! Лира, подхватывай! Бегом, к саням! И назад бегом! Работа! Это тебе не картошку копать — не выроешь сегодня, так завтра выроешь! Здесь работают спасатели, тут-то и понимаешь, что значит настоящий труд…
— Лира! Вера! На сани грузите. Чтоб с верхом было. И на ферму галопом! Поживей, девочки, поживей!.. Довезёте сами?
— Довезём, Сергей Эргисович! Мы галопом!.. Живей и ты, коняга, живей! Покажи, какой ты чёрт на самом деле. Не спи на ходу, выручай своих рогатых собратьев!
Замаячил впереди гребень фермы. Лире кажется, что даже сюда ветер доносит рёв голодной скотины. Как там её тёлочка, жива ли ещё?
— Гляди, а вон наши с топорами, бригада номер два… Боже, что они там делают?
Лира взглянула с саней, куда показывала Вера, и обмерла вся.
— Что вы делаете! Сергей Эргисович! — завизжала она, словно учитель в Даркы мог и на самом деле услышать её. Роняя кочки, Лира на ходу скатилась с саней, побежала по глубокому снегу, не переставая при этом визжать: — Что вы делаете, сейчас же остановитесь!
Ребята с Кимом Терентьевым во главе рубили топорами берёзу. Три берёзы, заснеженные и розовые на солнце, стояли здесь, на виду у фермы, несколько часов назад. Теперь две лежали на земле срубленные, их разделывали, а Ким уминал снег вокруг третьей.
Истошный крик остановил их. Опустив топоры, с некоторым даже изумлением, глядели парни на бегущую к ним Лиру Пестрякову, — на девушке лица не было.
Подбежав наконец, она словно подкошенная рухнула, обхватив руками ствол последней, ещё живой берёзы.
— Не дам рубить!
— Да ты что, сдурела, что ли? Вот напугала девка… Как это «не дам», если сам старик Хаачан велел. Веточный это корм, понимаешь?
— Не дам! Мы кочки везём, воз целый. Ещё будут… Не прикасайся, говорю-у!..
Подбежала Вера. Человек решительный, она без долгих слов принялась вырывать топор из рук парня.
— Отдай, Терентьев!
— Вот девчата бестолковые! Вам же говорят — на корм это. Берёзовые ветки, если хотите знать, лучше всяких кочек ваших.
— Лучше! Она двадцать лет росла, а ты её за минуту топором. Душа у тебя, как у топора этого, из железа! Кончайте, парни! — сказала Вера тоном, не терпящим возражений. — Те две срубили, а эту не трогайте.
— Ладно, ребята. В общем, верно — жалко берёзу. Двух пока хватит…
— И ты в слезу, мужик! Берёзу эту, если хочешь знать, фермерские всё равно свалят. Ещё один хороший буран, и всё! На войне танками целые леса валили, когда надо было…
— Сравнил! То ж на войне.
— А тут у них хуже войны. Поглядите, сколько пней торчит. А местечко, между прочим, Чаран называется. Само название топорами вырубили да коровам скормили…
— Ладно, пусть валят. Да не нашими руками. Верно, очень жалко берёзу…
Лира секачом размельчала кочки, другие замешивали, запаривали и солили, приготовленный корм тут же несли скоту. Озверевшие от голоду коровенки набрасывались на пищу. В глазах щипало, глядя на них.
— А я, девочки, вот что предложила бы. Останемся здесь и на ночь, — сказала Нина Габышева; её Сергей Эргисович определил «комиссаром» при старике Хаачане, и она прониклась сознанием своей роли. — Сделаем настоящую квашонку, а утречком отправимся пораньше, ещё и на уроки успеем.
— Верно, Нина! Что они тут одни!
— Остаёмся! — за всех решила Лира, стукнув по доске своим секачом.
Только вот мама… Сойдёт ведь с ума, когда узнает: её Лирочка осталась на дальней ферме, не пришла домой ночевать. Ничего! Родителей тоже воспитывать нужно маленько. Кроши, секач, больше жизни! Ох, мамочка, мочи нет!
— Лира, ты куда?
— Воздуха глотнуть…
— Остынь сначала!
После душного коровника на воздухе благодать. Закатно ещё раз проглянуло солнце — забагровело, зарозовело все вокруг.
Опираясь на лопаты, кружком стояли ребята — мужчины, работники. Досталось им всем сегодня, потрудились на совесть. И как положено мужчинам, сделавшим нелёгкое дело, теперь они стоят, неспешно ведут разговор.