Страница 3 из 20
Афродиполис
Последнее, что увидел Калеб перед тем, как потерять сознание, были гигантские крылья. Казалось, они сделаны из металла, но перья трепетали на ветру, как настоящие. Калебу снилось близкое ярко-синее небо, редкие, молочно-белые, нежные, как пух, облака. Они касались его лица и приятно охлаждали нагретое солнцем тело. Он парил, представляя себя Икаром, полностью уверенный, что душа его отделилась от тела и познала райский вкус свободы. Летать было приятно, что уж тут скрывать.
Сколько длился сон, сказать трудно. Когда Калеб открыл глаза, ощущение было такое, что он провёл в коме вечность и перевоплотился в новое тело, в новом месте, в другую эпоху. Первое, что он увидел – большой и светлый каменный зал. Света здесь так много, как будто стены стеклянные. Но, слегка повернув голову, он понял – стен нет вовсе. Крыша держалась на образовавших круг колоннах, идущих двумя рядами. Постель его – каменный блок, покрытый множеством овечьих шкур, подушка из мягчайшего пуха. Амфоры и прочая глиняная посуда покрывала окружающие столики. В центре зала установлен небольшой фонтан с мелодичным переливом воды.
–
Вот и вы вернулись к нам! – радостно воскликнул человек в длинной белой рубахе. Он бросился проверять зрачки, пульс. Потом положил руку на грудь Калеба, в то самое место, где больше всего болело – инспектор поморщился. То место, откуда вытащили пулю, ещё не до конца зажило. По всему видно, что незнакомый человек выхаживал больного, причём довольно давно.
–
Сколько я спал? – спросил Калеб и даже расстроился. Голос слабый и какой-то обиженный, как у заплаканного ребенка. Он и не помнил, когда последний раз чувствовал себя настолько беспомощным. Мог только предположить, что в младенчестве. И последний раз таким его видела мама.
–
Процесс вашего излечения занял некоторое время. – уклончиво произнес медбрат. Так мысленно окрестил его Калеб. – Простое извлечение пули не привело вас в чувство, поэтому понадобилось дополнительное лекарство. Его готовили восемь дней, так что пришлось ввести вас в искусственную кому. Итого вы проспали девять дней. Лично я не сомневался, что всё будет хорошо.
Что за странные методы лечения, – мелькнуло в голове инспектора, пока он слушал ответ. “Готовить” лекарство? Восемь дней?
–
В какой я больнице? – уточнил он, подозревая, что это какая-нибудь провинция.
Хотя как он мог здесь очутиться, понятия не имел. Почему не в обычной лондонской клинике? Не в реанимации или не в палате? Почему то, что должно быть палатой, не имеет стен и открыто всем ветрам, которых, надо отдать должное, сейчас нет. Воздух изумителен! А, может быть, он был отправлен на лечение в Швейцарию спец. рейсом British Airline? Не зря же в памяти так свежи ощущения полета. Воздух уж больно чистый, как в горах. Он так и спросил:
–
Мы в горах?
–
Да, это горы. Вы в Фессалии, Калеб, – медбрат явно был готов отвечать на вопросы, потому что принёс воду и уселся рядом на плетеный табурет.
Однако в его манере чувствовалась напряженность. Как будто он должен был отвечать, но и не должен был говорить ничего лишнего. Инспектор уловил этот настрой профессиональным чутьем. И напрягся.
–
Почему в Фессалии?
–
Только здесь можно было вас вылечить и обеспечить достаточный покой.
–
Что же такого серьёзного со мной произошло, для чего понадобились такие почести? Зачем меня увезли из Лондона? Не поверю, что греческая медицина настолько лучше нашей.
Медбрат не отвечал и наливал воду в сосуд для питья. Калеб даже не мог вспомнить его названия – настолько странной была местная посуда. Послышались шаги, и в колоннах замелькал силуэт в белой одежде. Вновь прибывший был старше медбрата. Он сразу взял инициативу в свои руки, как только увидел, что пациент пришёл в себя.
–
Я Николас – ваш врач. Рад сообщить, что вы полностью здоровы. Грудь будет болеть еще пару месяцев, там гематома. Но это больше не навредит вам. Надо признаться, вы крепкий молодой человек. Не было гарантий, что вы продержитесь. С таким крепким организмом и умирать не страшно.
–
Неужели есть разница, крепкий у тебя организм или нет, когда ты умер?
–
Для вас разница была, – Николас усмехнулся, увидев недоумевающий взгляд Калеба. – Вы были мертвы, когда я достал пулю. Пришлось вас заморозить и срочно приступить к созданию воскрешающего лекарства.
Калеб слышал его, как ныряльщик слышит голоса людей, находясь под водой. Какая смерть? Какая заморозка и воскресение? Доктор пьян, что ли? Хотя Калеб стал грешить на себя. Наверное, действие наркоза ещё не закончилось, поэтому обстановка и слова людей странно трансформируются в его сознании. Он повернул голову к медбрату.
–
Просто доверьтесь своему слуху и зрению. Поймёте потом, – прошептал он. Его голос был такой убеждающий, что Калеб, голова которого стала болеть, решил последовать совету. Всё равно других вариантов не было.
–
Понимаю, что мой рассказ преждевременный, – доктор тоже вошел в положение пациента. – Вам всё кажется наркотическим бредом. Но я посчитал, что лучше мне вводить вас в суть происходящего сразу, как очнётесь, а не делать вид, что ничего не произошло. Ведь, иначе вы бы действительно стали подозревать, что сходите с ума. Я не против, если сумасшедшим назовёте меня. Зато потом поблагодарите. К тому же, вы вполне здоровы и вправе встать и идти в любую сторону. Так что сами догадаетесь, что вы не в Лондоне.
–
Может быть, я здоров, а вы не сумасшедший. Но я ужасно голоден и хотел бы получить свою одежду.
Медбрат, как исполнительный слуга, отправился отдать распоряжение, чтобы пациенту принесли еду. А врач помог ему сесть, умыться и переодеться. Однако полицейскую форму Калебу не принесли. Вместо этого ему предложили длинную белую рубаху с поясом. Калеб не стал спорить. Миску куриного бульона он выпил, сидя на кровати. А из остального соорудил сендвич и заявил, что хочет размяться. Положил козий сыр на хлеб, полил сверху мёдом, взял с собой горсть фиников и медбрата, который нёс сосуд для питья, полный прохладной сладкой воды. Вдвоём они покинули каменный зал без стен. Доктор сказал, что, поскольку Калеб больше не его пациент, задерживать его дольше не имеет права. И велел приходить с любыми, даже пустяковыми жалобами.
На веранде медбрат стал словоохотливей. Видимо, пример старшего коллеги успокоил его.
–
Доктор Николас – наш чудотворец. Он лечит весь город в одиночку. Конечно, без двух десятков учеников он бы не справлялся. Но нам он только даёт задания и просит делиться наблюдениями, когда мы выхаживаем тяжёлых больных. А уж готовить лекарства, ставить диагнозы, вправлять кости, оживлять – к этому у него одного в нашем городе талант.
–
Оживлять – это как-то режет слух, – поморщился Калеб. – Излечивать безнадёжных больных, вы хотите сказать?
–
Простите, я неправильно выразился, – медбрат протянул подопечному воду, запить сендвич. – Я хотел сказать: воскрешать. Это слово имеет меньше поводов для неправильной трактовки. Знаю, вы не восприняли всерьёз Николаса, но он сказал правду. Вы были мертвы, он затормозил процесс распада плоти и воскресил вас. Благодаря ему для вас всё это было похоже на сон.
Калеб вздохнул. Он хотел ругаться, спорить, но не мог. Вместо этого он осматривал город с веранды, выдававшейся вперёд над высоким холмом, на котором стоял госпиталь (или что это тут у них?). Античный полис протянулся красивым квадратом на десять километров в длину и ширину. Постройки, в основном, низкие. Но видны дворцы, примерно в шесть-семь современных этажей. Всё было сделано из глины, камня или соломы. В архитектуре ни следа железа и бетона. Что за деревня? – думал Калеб. – Может, это поселок городского типа? Но не до такой же степени! Похоже, я перенёсся не только в чужую страну, но и в другое время.