Страница 37 из 47
47
Андрей
— Зачем ты усилил охрану? — захожу в отцовский кабинет и киваю на окно, сквозь которое виднеются снующие туда-сюда охранники с калашами.
Отец потирает ручку кожаного кресла и вытаскивает из стола конверт.
— Что это? — придвигаю к себе письмо.
— А ты прочти.
Бегло скольжу взглядом по напечатанным строчкам. По позвоночнику ползет холодок. Это не волна ледяного ужаса, еще нет.
— Это прямая угроза?!
То ли спрашиваю, то ли просто констатирую факт. Хотя, если тебе начинают указывать, что делать, и красочно описывают последствия твоего отказа… это все же угроза.
— Хотелось бы мне думать иначе.
Отец сворачивает крышку с бутылки и наливает янтарную жидкость в стоящий рядом бокал. По кабинету расползается терпкий аромат двадцатилетнего виски.
— Кто? Есть зацепки?
— Я выясняю. Вечером верну Славика домой. Здесь ему будет безопаснее.
Киваю. Сейчас в нашем доме действительно как в самой настоящей крепости, рвов только не хватает. А если учесть, что в письме с угрозами было четко упомянуто имя брата…
— Это твой последний год в университете, — отец потирает подбородок пальцами и задумчиво смотрит перед собой.
— Помню.
— Надеюсь, что и про все наши договоренности ты тоже не забыл.
— Нет, — машинально запускаю руку в карман, сжимая лежащий там телефон пальцами.
Тело мгновенно напрягается. Мое обещание витает в воздухе с удушающе-рвотным запахом. Четыре года свободы. Четыре курса университета вдали от дурдома, что всегда происходил в этом городе. Отсрочка и шанс на нормальную жизнь, прежде чем вступить в семейное дело и навсегда заключить себя в кандалы.
— Это хорошо.
— Что будешь делать? — красноречиво смотрю на письмо.
Папа ухмыляется и разрывает бумагу на мелкие куски.
— Ничего.
По интонациям и выражению лица понятно одно: бездействие — часть плана. Но какого, пока непонятно.
— Я уехал, — бросаю уже через плечо и закрываю за собой дверь кабинета.
В кулаке уже давно зажаты ключи от машины. Единственное желание сейчас — свалить.
Путь от дома до подъезда Еськиной пятиэтажки преодолеваю минут за десять. Знаю, что сорвал джекпот. Успел засветиться на всех камерах с нехилым превышением скорости.
Выжимаю тормоз, колеса прокручиваются с небольшим усилием, оставляя на асфальте черные следы.
Есения спускается почти сразу, покачивая бедрами, преодолевает расстояние от разбитых ступенек до тачки и ныряет внутрь. Она что-то говорит, спрашивает. Понимаю, что выдаю мизер эмоций и практически не реагирую. Как бы ни старался отодвинуть от себя происходящее в доме, не могу.
Семья превыше всего. Так было всегда. Я рос с этой мыслью. Ее вдалбливали с самого рождения. Нет ничего важнее семьи…
Еська исчезает за дверью аудитории, и я сразу разворачиваюсь к выходу, чуть сильнее вдавливая пятки в пол. Идти на свои пары нет никакого желания. К тому же все мое посещение этого заведения — исключительно для галочки. Программа обучения и преподавательский состав в целом сильно уступают тому, что было в Москве.
Здесь я могу получать свои заслуженные пятерки, практически не вникая в учебный процесс. И никакая помощь вкупе с покровительством отца мне для этого не нужны.
Стереотип о больших деньгах, купленном дипломе и отсутствии знаний не моя история.
— Панкратов!
Костров собственной персоной. Женёк материализуется на расстоянии полуметра. Задирает подбородок. Вытягивает шею, на которой проступает сухожилие.
— Чего?
— Она вроде как сама тебя выбрала… Получается, все честно, — Костер трет переносицу и косится на дверь за моей спиной.
То, что Токарева какого-то фига выперлась в коридор, я понял сразу. Чувствую ее, хоть убей.
— Что честно?
Еська, стуча каблуками, идет к нам. Останавливается рядом со мной, складывая руки на груди. Для полноты образа ей стоит притопнуть ножкой.
— Все по канону, — ухмыляюсь, — мы на тебя спорили.
Еська зависает, Костров тоже не блещет сообразительностью. Пялится на меня как баран.
— Андрей, ты издеваешься?
Моя девочка включается первой. Поправляет и так ровно лежащие волосы, потому что волнуется, но старается сделать максимально бесстрастное лицо.
— Так, — глубоко вздыхает, — Женя, оставь нас на минуточку.
Костер исчезает так же бесшумно, как и появился.
— Да что с тобой сегодня такое? — она взрывается и толкает меня к стене. Особо не сопротивляюсь. — Прикол дурацкий, — цокает языком, — можно было придумать что-то пооригинальней.
— В следующий раз обязательно, — сжимаю хрупкую ладонь и притягиваю Токареву к себе. У нее такие приторные духи, с первого дня держу в голове мысль попросить ее ими больше не пользоваться.
— Ты жалеешь?
Знаю, о чем она. Ее неуверенность читается во взгляде. Таком честном открытом взгляде карий глаз. И почему я когда-то решил, что они зеленые?
Веду пальцами по теплой матовой коже, фиксирую острый локоть в своей ладони и разворачиваю Еську к себе спиной. Кладу руку на плоский живот, поднимаюсь выше, отчетливо слыша громкие удары ее заходящегося в бешеном ритме сердца.
У самого все смешалось. Похоть. Симпатия, что превращается в одержимость. Ревность. Страх. Как ни странно, он у меня тоже присутствует.
— Нет, — перехожу на шепот, а ее кожа на шее покрывается мурашками. Еська вздрагивает и чуть обмякает в моих руках.
Так близко и так далеко…
— Пошли отсюда.
— Я не могу. Меня послали за новым маркером…
Она разжимает кулак, и я только сейчас замечаю, что она держала его в руке все это время.
Поочередно загибаю ее пальцы, вновь собирая их в кулак.
— У меня небольшие проблемы дома.
— Что-то серьезное?
— Нет. Позвони, когда тебя будет нужно забрать.
Целую рыжую макушку и отпускаю Есю от себя.
— Знаешь… дай свой телефон.
Протягиваю ей гаджет и вижу, как она набирает сообщение Бережной.
«Прикрой меня. Мне срочно нужно уйти».
— Лекции у Лёвушки все равно слишком скучные, — пожимает плечами. — Куда пойдем?
— Есть один вариант…
48
— Парк аттракционов? — Еська с сомнением смотрит на чертово колесо через окно машины.
— Я бы сказал, аттракциона. Кроме этой фигни, — киваю на колесо, — здесь больше ничего нет.
— Тут куча детских каруселек. Мы с родителями сюда часто ходили, в детстве. Отец не всегда пил, было время, когда у нас все было как у людей.
— А потом?
— Потом у него начались какие-то проблемы с работой, дома скандалы… Папа активно приложился к бутылке, а мама не нашла ничего лучше, чем родить ему еще детей. Близняшек. Хотела взбодрить. Думала, он одумается. Но разве появление ребенка может что-то решить или исправить?
— Вряд ли.
— Вот и я о том. Я люблю мелких, но мне кажется, тогда мама испортила все еще больше. Отец не хотел детей, они ругались, так орали, соседи милицию по ночам вызывали… Потом он ее ударил. Первый раз. Потом еще и еще… Это вошло в привычку. Я понять не могла, зачем она это терпит? Его терпит? Если бы не бабушка, то на развод она бы вряд ли подала. Бабушка настояла… Хотя толку? Он все равно с нами жил. Доля в квартире, и никуда от него не деться…
— Звучит паршиво.
— Поверь, выглядит и ощущается так же, — она смеется, чуть закатив глаза. — Но я знаю, что бывает гораздо хуже. Прокатимся?
Еська с детским восторгом в глазах переводит взгляд с колеса на меня.
— Вообще, я притормозил тут, чтобы купить воды, — киваю на палатку.
Подумать даже не мог, что в ее голове промелькнет что-то подобное… Аттракционы…
— Одно другому не мешает. Я сбежала с пар не для того, чтобы тухнуть в машине. Пошли!