Он мой кошмар

Но, как только я пытаюсь это сделать, Андрей ловит мой подбородок пальцами, тянет на себя и снова целует. Снова заключает в порочный круг своих объятий, выбивая из меня последние остатки разума и выдержки.

Я чувствую подступающие слезы. Сегодняшняя ночь изрядно потрепала мои нервы. Я на пределе. Даже не представляю, сколько еще выдержу, прежде чем получу откат. А он будет. Истерика уже близко. Страх и осознание того ужаса, который мог бы со мной произойти, дышат в спину.

— Я не могу быть с тобой, — говорю громко. Слышу свой противный голос и крепко зажмуриваюсь. — Все это мы уже проходили.

— Я помню. У меня хорошая память, — обхватывает мои плечи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он встряхивает мое тело и вынуждает меня посмотреть ему в глаза.

— Но это ничего не меняет.

Его слова застревают в голове. Крутятся на повторе. Взгляд проникает под кожу, и я медленно киваю. Соглашаюсь со всем, что он сейчас скажет. Потому что устала бегать. Устала бояться. Устала прятаться.

Он давно показал, что с ним можно быть собой. Не нужно притворяться. Его не оттолкнут проблемы. С ним можно быть слабее и не стыдиться этого.

— Я это знаю, — растягиваю губы в полуулыбке. Как только я произношу это вслух, становится легче. Словно я отпустила частичку себя, что мучала мое сознание все это время.

Запредельное хочу и категорическое нельзя. А почему нельзя? Потому что все вокруг твердят, какой он плохой человек?

Но разве я лучше? В конечном счете подобное притягивается к подобному.

— Зачем ты мне сегодня позвонил? — обхватываю его руку, аккуратно дотрагиваясь подушечкой пальца до свежих ссадин на костяшках.

— Я тебя потерял. Просил же ждать меня и никуда не уходить.

— Просил, — податливо киваю, сосредотачивая взгляд на сбитой коже. — Откуда?

— Не важно.

Панкратов отстраняется, откидывается на подголовник, немного резковато выдергивая руку из моей ладони.

— Спасибо за подарок. Но я не могу его принять. Слишком дорого.

Андрей закатывает глаза и пересаживает меня на пассажирское сиденье. Всучивает свою куртку и заводит урчащий мотор.

Бросает беглый взгляд на часы и, кажется, матерится. Совсем тихо.

— Я отвезу тебя домой. Потом мне нужно будет уехать.

36

Андрей

Отвезти ее домой, проводить до дверей и уехать.

Так я думаю, пока не оказываюсь в эпицентре скандала. У Еськи нет ничего, кроме платья. Сумка и остальные ее шмотки еще в клубе забрала Бережная. Но, несмотря на это, она шарит рукой где-то сбоку, под косяком, и вытаскивает оттуда ключ.

— Припрятала с прошлого раза, когда забыла вещи в твоей машине, — поясняет.

Токарева уверенно отпирает замок и не менее уверенно переступает порог. Свет в прихожей зажигается сам собой, точнее, это делает ее мать, что стоит, уперев руки в боки.

Сразу вгрызается в меня свирепым взглядом, насквозь пропитанным желчью и презрением.

— Так это правда? — покачивает головой. Теперь уже смотрит на дочь. — Я же до последнего не верила. Думала, у папаши твоего язык без костей, вот и мелет всякую чушь! Ты посмотри на себя, на кого ты похожа? Как тебе не стыдно матери в глаза-то смотреть?! Вот, значит, откуда дороженный компьютер и…

— Мам, я…

Договорить она не успевает и почти сразу получает по лицу.

Пощечина. Хлесткая. Звонкая. На автомате тяну Еську назад. Она впечатывается в мою грудь и накрывает покрасневшую от удара щеку ладонью.

Я слышу ее громкое сердцебиение и не менее громкий выдох.

— Доченька, я…

Женщина, не веря своим глазам, смотрит на свою все еще вытянутую руку. Ее лицо мгновенно приобретает красноватый оттенок, а по щеке прокатывается слеза.

— Андрей, — Еська поворачивается ко мне, — езжай домой. Спасибо за все.

Она улыбается, поправляет растрепанные волосы и снова переходит черту. Перешагивает порог и оказывается в квартире по другую от меня сторону.

Дверь все еще открыта. Ее мать стоит позади, продолжая раздражающе причитать о том, какую глупость совершила и что вовсе этого не хотела.

Еся театрально закатывает глаза и, взмахнув рукой, закрывает дверь прямо перед моим носом. Хочется возмутиться и забрать ее из этого дурдома. Но кто я такой, чтобы за нее решать?!

Спускаюсь ровно на два пролета вниз. Про себя считаю ступени, но в какой-то момент просто прирастаю к грязной бетонной площадке.

На первых порах хочу упереться ладонью в поручень, но мгновенно одергиваю себя от этого неразумного действия. Вытираю руки о джинсы, будто бы все же прикоснулся к грязным перилам, и возвращаюсь обратно.

Настойчиво нажимаю на кнопку дверного звонка. Очень быстро теряю терпение и как итог просто толкаю на запертую дверь. Бегло осматриваю узкий коридор, сейчас не замечаю, а чуть позже сделаю для себя открытие, потому что я не был в квартирах подобного типа. Не приходилось как-то.

Не разуваясь прохожу вглубь. Ориентируюсь исключительно на звуки. Слышу громкий плач, туда и иду. Боковым зрением цепляю открытую дверь и валяющегося рядом с диваном мужика. На табурете рядом стоит початая наполовину бутылка водки и банка с огурцами. Походу, тот самый отец…

Толкаю закрытую дверь слева от себя, ту, из-за которой слышны голоса и рыдания.

Еська сидит на кровати, ее мать рядом, хватает ее за руки, пытаясь что-то объяснять. Увидев меня, подбирается. Неловко скользит рукой по собранным в пучок волосам и нервно косится на дочь.

— Поехали, — без подводок дергаю Еську за руку, поднимая на ноги. Тащу ее за собой по коридору, успевая бросить что-то вроде: «Возьми куртку и обуйся».

Она без слов подхватывает ботинки и пальто.

Первые надевает на ходу, пальто набрасывает на плечи уже на улице.

Открываю ей дверь в машине, и она опускается на сиденье, так же не издав и звука.

Завожу мотор. Какое-то время мы едем в полной тишине. Но надолго меня не хватает. Внутри бурлит столько агрессии, что я просто не могу делать вид, что все нормально.

— Часто?

— Что? — Еська заторможенно поворачивает голову в мою сторону.

— Дома такое часто?

— Отец — да. С мамой такое впервые.

— Как ты там вообще живешь?

— Я скоро съеду. Закончу универ, и все изменится.

— А до тех пор будешь терпеть?

— Я не терплю, — качает головой, — если бы у меня был выбор… Уйти несложно. Но я не уверена, что потяну съем жилья, продукты. А в общежитие не заселяют тех, у кого есть прописка в нашем городе.

— Я могу снять тебе квартиру.

— Нет.

— А говоришь, был бы выбор.

— Мы говорим о разном. У меня нет денег на то, чтобы…

— У меня есть, — крепче сжимаю руль и сворачиваю к собственному дому. Ворота разъезжаются ровно за метр до приближения к ним машины.

— Можно мы не будем сегодня обо всем этом разговаривать?

— Ладно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍37

Ставлю машину в гараж, ворота по привычке не закрываю.

Подталкиваю Еську к лестнице, когда мы уже оказываемся внутри особняка. Она нерешительно поднимается по ступенькам в полумраке. Свет я намеренно не включал, потому что если мама по каким-то причинам не спит, то обязательно выйдет из комнаты.

А мне на сегодня уже хватило этих «родственных» встреч.

— Зачем ты за мной вернулся?

Еся снимает пальто и бросает его в кресло. Подходит к панорамному окну, из которого виден весь двор, а еще хата Бережных.

— Не нужно было?

— Я бы справилась.

Она снова улыбается. А меня до зубовного скрежета раздражает эта фальшивая улыбка.

— Всегда справлялась, — проводит ладонями вдоль бедер, разглаживая собравшееся гармошкой платье. — Можно в душ?