Мой чужой ребёнок

Тяжесть нарастала в груди, превращаясь в тяжёлую глыбу, которая тянула куда-то ко дну. Вот только когда Васёна проснулась и зевнула, я забыла обо всём на свете, утопая в ней, отдавая ей свою любовь.

— Привет, солнышко! Мы проснулись? — улыбнулась я.

Она начала причмокивать губками, давая понять, что проголодалась.

— Сначала мама тебя переоденет… — я куснула губу, ухватившись за мысль, что называю себя мамой, но мне не давали таких прав.

Биологическая мать Василисы Галя… Если она захочет… Мне стало неприятно от всей сложившейся ситуации. Если раньше я пыталась понимать Галю, как женщина женщину, и в глубине души презирала её ненормальное отношение к тем окружающим, которые не сделали ей ничего плохого, то теперь всё начала заменять жалость. И это было самое противное чувство.

Ну почему она упала? Почему потеряла память? Почему стала беспомощной?

Положив Василису на пеленальный столик, я сняла с неё мокрые ползунки и принялась обрабатывать влажными салфетками.

На внутреннем стороне правого бедра девочки я заметила небольшое родимое пятно в виде пятиконечной звезды. Пот в мгновение проступил на лбу.

Да нет… Такого просто не могло быть… Это, наверное, просто совпадение… такое случается же. Я прикусила губу до крови, но вовремя опомнилась, потому что Василиса могла замёрзнуть.

— Воздушные ванны очень полезные, милая! Сейчас ещё немного… Возьмём присыпку! Вот так. Отлично. Покушаем и пойдём смотреть, что у нас там Витюша делает. Можем и погулять во дворе. Правда, солнце?

Одев Василисе чистые сухие вещи, я осторожно взяла её на руки, подошла к диванчику и присела на него. Маленькая обжорка начала пыхтеть, уткнувшись в мою грудь.

— Как у вас дела? — заглянул Максим в комнату и резко отвернулся. — Прости! Я даже не подумал, что вы можете кушать. Прости.

— Всё нормально. Не извиняйся. Скоро она уже наестся, — ответила я смущённо. А потом вдруг подумала, спросить ли… И не удержалась. — Максим, а бывает такое, что ребёнок берёт что-то от суррогатной матери? — спросила я осторожно.

— Честно, я не знаю. Когда мы проходили этап собеседования, врач говорил, что генетика передаётся только от родителей, чей биологический материал взят для оплодотворения. А в чём дело? Почему ты спрашиваешь? — взволнованно спросил он.

Максим упёрся ладонями в комод, словно пытался удержаться, чтобы вдруг не забыться и не обернуться в нашу сторону.

— Просто… У Васи… У неё родимое пятно совсем такое же, как у меня… Я подумала… Впрочем, это просто совпадение.

Вот только Максим не считал это совпадением, как и я поначалу. Его пальцы сильно впились в крышку комода, а с губ слетел стон, больше напоминающий рычание.

Василиса наелась и вытолкнула сосок язычком. Она начала кряхтеть и прикрывать глазки.

— Спи, моё солнышко, — прошептала я и широко улыбнулась. — Максим, ты можешь повернуться.

Он посмотрел на меня, в его взгляде читалось нечто странное, необъяснимое, будто бы это был огонёк надежды… Или… Страх?!

Мне оставалось надеяться, что он не воспринял всерьёз моё предположение о вмешательстве моих генов в формирование Василисы. Не может ведь у неё быть две матери… Или всё-таки…

Я уложила девочку в кроватку и принялась покачивать, а Максим подошёл ко мне и остановил, взяв за руку.

— Я уложу её спать. Пойди, отдохни. Ты выглядишь уставшей.

Я кивнула, не стала спорить с ним, пусть хотела находиться рядом и вдыхать запах, исходящий от него. Вот только я, правда, устала, а ещё мне нужно было проверить, как себя чувствует сын.

— Спасибо, — ответила я и пошла к Вите, ведь он не меньше Василисы нуждался во внимании матери.

Я начал качать кроватку на специальных полозьях, любуясь своей маленькой принцессой. Василиса, моя маленькая пуговка, мирно посапывала, а её глазки потихонечку закрывались.

Я поймал себя на мысли, что она не похожа на Галю…

Совсем…

И потом вдруг вспомнил вопрос Оли, от которого капли пота проступили на лбу, а тело начало покалывать иголочками. Могла ли она стать генетически родным человеком для нашей девочки? Или… Я сомневался, что Галя рискнула бы использовать клетку Оли, она ведь так хотела ребёнка, чтобы был похожим на неё… А потом я вспомнил, что до сих пор не разобрался с клиникой, где из меня и Ольги чуть было не сделали врагов. Следовало заняться ими и начать с разговора.

Васёна время от времени открывала глазки, как маленький котёночек, а я улыбался, наблюдая за ней. Моя маленькая девочка стала путеводной звездой, и я понимал, что ради неё разобьюсь в лепёшку, но сделаю её самой счастливой.

Убедившись, что малютка спит, я потихонечку вышел из детской, прикрыл за собой дверь и выдохнул.

Внутри до сих пор клокотали необъяснимые чувства, вызванные вопросом Оли. Мне хотелось узнать всё и сразу, разобраться со всем. Сколько же неопределённости появилось в последнее время… Сколько вопросов… Раньше жизнь была куда проще, но, возможно, именно по этой причине теперь приходилось разгребать столько проблем.

Добравшись до своего кабинета, я включил компьютер, расслабляясь под его урчание, которое успокаивало и помогало отрешиться от трудностей насущных. Я снова открыл отчёт детектива, перечитал его и задумался. Можно было бы связаться с отцом Гали и предложить ему встретиться…

Или же…

Рука всё-таки потянулась к телефону. Возможно, я бы смог понять чуть больше о прошлом жены и помочь ей вернуть память. Набрав номер своего несостоявшегося тестя, которого считал погибшим, я поднёс телефон к уху и принялся напряжённо барабанить пальцами по столешнице. Видимо, он не особо-то любил разговаривать по телефону и не держал его при себе, потому что ждал я долго.

— Слушаю! — грубый хрипящий голос заставил немного поёжиться.

— Добрый вечер! Вас беспокоит муж вашей дочери… — начал я.

— И чё тебе надо? — спросил мужчина. — Обрюхатил пади или на иглу опять посадил? Я лечить её больше не стану! Я в прошлый раз столько на лечение потратил, что жена чуть от меня не ушла. Пусть мамаша теперь о ней позаботится.

Вот так сходу вываливать столько неприятных подробностей о собственной дочери… Честно я не понимал этого человека. И разговор с ним стал настолько неприятным, что мне даже захотелось отключить телефон, но я переступил через себя и продолжил.

— Я не собирался просить у вас денег! — возмутился я. — Денег мне хватает. Ваша дочь попала в больницу. У неё частичная потеря памяти. Последнее, что помнит Галина — это то, как вы упекли её в клинику на лечение.

— Упёк? — он хмыкнул. — Хорошего же она мнения о помощи. Впрочем, они с мамашей никогда не отличались чувством благодарности.

— Понимаете, разговор с вами, возможно, единственный шанс помочь ей вернуть воспоминания… — с напором произнёс я.

— Ладно. Приезжай, муженёк, завтра с утра, часам к девяти. Поговорим. Встретимся на набережной, в кафе Оазис. Полчаса тебе уделю, но денег больше на её лечение не дам. Помогать никак не стану.

— Я уже понял. Завтра в девять буду ждать вас в Оазисе. Доброй ночи.

Я отключил телефон. Мерзкое щемящее чувство переполняло меня после этого разговора. У Гали не было настоящей семьи… Она не знала, что такое любить и быть любимой. И меня она не любила, а мои чувства, скорее всего, не воспринимала всерьёз. Возможно, она считала наши отношения деловым обменом — она отдаёт мне тело, а я ей деньги взамен. Я передёрнулся. Каково ей было семь лет притворяться любящей и счастливой женой, если на самом деле не ощущала и толики похожих чувств? Оставалось надеяться на то, что возвращение учителя хоть как-то смягчит её сердце. Возможно, между ними были когда-то настоящие чувства, и они смогут возродиться снова… Галя прошла через столько испытаний… Она заслужила быть счастливой.

И мы с Олей тоже…

Мы должны были с ней определиться, вот только если Ольга была полностью свободна от своего прошлого, то я парил в подвешенном состоянии, и мы должны были решить что-то вместе.