Страница 1 из 14
Юлия Добровольская
Роман длиною в жизнь. Романы, повести, рассказы
Жизнь как непрерывная череда чудес и ангелов
Роман
Мы все друг другу ангелы.
Н.Д.Уолш
1.
«Как я могла забыть телефон?.. Это же… это же мой орган… я ж без него никуда… и, как всегда, это бывает, в самый неподходящий момент – когда я почти опаздываю, когда меня ждут! Он сказал, что припарковался за углом, мест нет, и там штрафуют, я знаю… а мне сейчас нужно до низу доехать, потом снова подняться на двадцать второй этаж, открыть дверь сначала одним ключом, потом вторым… отыскать телефон, закрыть дверь снова двумя ключами, вызвать лифт – в час пик!.. дождаться… спуститься вниз, обежать огромное здание, отыскать в стаде железных скакунов неброский синий форд… Хотя неброский как раз в этом стаде отыскать будет раз плюнуть, там паркуются исключительно свои, а у всех наших лошадки, естественно, одна другой краше… всё больше светлый металлик да чёрный лак… да сияют так, что сразу понятно: не под окном хрущёвки ночку провели, а в тёпленьких стойлах со всеми удо… Приехали, слава богу…»
Она выждала, пока все вышли.
Направившийся было в кабину мужчина решил сперва выпустить её.
– Входите, мне наверх, – сказала, сдерживая смех, она.
Он полуулыбнулся, вошёл, нажал на кнопку двадцать четвёртого этажа, – куда это он в конце рабочего дня, подумала она, – потом нажал кнопку запуска снаряда, она протянула руку и нажала свой этаж, на два ниже, а он снова полуулыбнулся, и они рванули ввысь.
Он стоял спиной к ней. Она прямо за ним. Поэтому не видела его лица в зеркальных дверях и смотрела на его ладную спину в тёмно-синем плаще. Из-за ворота на полсантиметра выглядывает шёлковое кашне классической расцветки в тон плаща: с тёмно-синими мелкими загогулинами вроде турецких огурцов по серому полю и крапинами жёлто-бежевого и светло-серого. Волосы волнистые с едва заметной сединой. Опрятные. Стрижка грамотная. Длиннее, чем обычно носят клерки. Стоит свободно, руки в карманы, ни признака нетерпения или просто деловитости. Лучится какой-то лёгкостью, свободой, игривостью даже… Да, лучится – прямо в пространство, прямо спиной.
Это рассматривание его ею ровным счётом ничего не значило. Так – любовь… даже можно сказать, страсть к наблюдениям любого рода и гипертрофированное эстетическое восприятие мира и всех его представителей…
Из сумки на плече раздалось «Lui pazzo di lei…» – тем самым голосом, который до нутра пробирает… женщин, во всяком случае. Живых, конечно, женщин… племянник качнул позавчера, когда она заикнулась, что подсела на днях на эту песенку…
Вовка нервничает:
– Ну, где ты?.. Меня сейчас убивать будут! Или припрут, потом не выберемся…
– Я телефон забыла в кабинете… – И как рассмеётся…
Вовка ничего не понял:
– Какой телефон?.. Сколько их у тебя?.. Скоро ты?
– Скоро, скоро…
Лифт тренькнул хрустальными бокалами, полными красного – почему красного?.. – вина, остановился и распахнул свои широкоформатные зеркала.
Мужчина отошёл, пропуская даму.
– Спасибо, я не… мне не сюда… мне вниз… – Дама едва сдерживала смех.
Она протянула руку к кнопкам. Но джентльмен уже нажимал на пуск, и дама зацепилась за рукав его плаща своим громадным кольцом на среднем пальце – это был оправленный в серебро зелёный шлифованный булыжник с вкраплениями рубинов – Вовка из Индии привёз в подарок.
– Извините… ради бога…
– Пожалуйста… ничего страшного…
«А голос, как у этого… ну, который, собака, с ума по ней сходит… нет, не по ней, а по какой-то там другой… в ящике её не показали – кружились вокруг какие-то, но, похоже, ему они до лампочки… а та за кадром осталась… ну и правильно, зачем нам она, мы лучше будем думать, что это по нам с ума сходит вот этот… собака, как хорош… в смысле, этот как хорош… и тот, хорош, конечно… но тот далеко, в ящике… в Италии… а этот – вот он, даже тронуть можно…»
Снова стон бокалов. Остановка.
Джентльмен полуобернулся к даме, ещё раз полуулыбнулся:
– Всего доброго. – Такой голос… чуть… самую малость в нос… словно вчера только насморк закончился…
– Вам тоже… всего доброго. – Она всё ещё смеялась.
Вовка был зол. Ну, насколько он умеет это. А он не умеет. Поэтому просто чмокнул её, а потом буркнул:
– Опаздываем, милочка…
– Подождут! – Она всё ещё веселилась по поводу приключения в лифте с телефоном. И с джентльменом.
– Нам ещё в два места завернуть нужно, за двумя коробками…
– Не бухти, успеем!
«Хм… Если б не Вовка и его неуместная парковка, я бы выследила, куда это он и к кому…»
2.
«Как было бы здорово, если бы пришлось ждать… Долго. Долго-долго… Чтобы опоздать с концами. Конечно, это выход только на сегодня… А потом?.. А потом – всё сначала… каждый раз одно и тоже… Оправдываться, объясняя каждый свой шаг, словно школяр, выкручиваться из подозрений… Надо кончать. Лучше уж одному. Вообще одному. Да я и так знал это…
Коридор длинный – хорошо. Вот бы ещё ждать пришлось…»
Но ждать ему не пришлось. Ждали его. Учтиво демонстрируя каждый листок, вложили аккуратные красивые бумажки в прозрачные папочки, прозрачные папочки подшили в непрозрачную тёмно-синюю папочку – они запомнили мой плащ, подумал мимоходом он, или у них других не бывает? – и вручили ему весь пакет документов с милой улыбкой.
Он поблагодарил, вышел в коридор – совершенно пустой, длинный, как бесконечное отражение самого себя в пространстве, застеленный сине-серым ковролином, – и направился к лифту.
Мелкие досады последних дней… недель, пожалуй даже… как тараканы, почуявшие остатки роскошной трапезы и уверенные в том, что некому будет им помешать устроить теперь своё пиршество, ибо свет погашен – воля отключена – выбирались из уголков души и сознания. Да, помешать будет некому. Он больше не может себя сдерживать. Он устал. Он, в конце концов, должен позволить и себе расслабиться. Не всё же ей спускать себе с рук.
«Нервы!.. У неё нервы!.. У неё, видите ли, наследственное. Да ещё ранена в детстве – папы не стало в её нежном возрасте. А как папа маму бьёт, тебе не доводилось видеть?..»
Он твёрдо решил опоздать, сославшись на очередь, на отсутствие кого-то нужного и важного… решил дать себе послабление и сел в рекреации в глубокое кресло. Он смотрел в окно на небо.
«И что меня толкнуло?.. Молодая, весёлая… Фигня! Ну вот не дура – это да. Вот на этом и повёлся. Поговорить, типа, есть о чём. Ребёнок, типа, взрослый, одиннадцать лет, самостоятельная, рассудительная девочка, без мамы встаёт, без мамы ложится, уроки без мамы… Бабушку обременять не хочет, будет жить дома… – вот такие нынче дети бывают… Хотя, я сам таким был.
Да. Детей, значит, рожать не будем. Это хорошо. Карьера увлекает – хорошо. Умная – хорошо… Что там ещё?.. А, веселиться умеет – тоже неплохо. Истеричная – плохо. Все плюсы враз замазались одним большим минусом…
Ладно, это всё о ней. А ты-то сам – что? Ты что, сразу не разглядел?.. Зачем приручал?.. Зачем увязал в этом во всём? Польстило её благоговейное отношение к тебе, взрослому, стоящему на всех четырёх ногах мужику? Папу ей напомнил!.. Да, ты, кажется, едва ли не ровесник её папы… Она, вероятно, решила, что ты и капризы её и истерики, как папа терпеть будешь… умиляючись…
Пятница убита в зародыше… А погода какая! Так и шепчет… Сейчас бы куда-нибудь за город, в чей-нибудь большой дом, в гудящую компанию полунезнакомых людей. Надраться… Кого-нибудь подцепить…»
Он передёрнулся, словно от отвращения. И пришёл в себя. Усмехнулся.
«Надраться… подцепить… Не смеши, чувак! Ты ж всегда на невышибаемом предохранителе. У тебя ж всё под тотальным контролем…»
Телефон в кармане плаща тихо тренькнул. Она – кто же ещё! Можно попробовать угадать её настроение. Но это всё равно, что в рулетку ставить на чёт или нечет, на красное или чёрное – шансы один к одному. И никогда по-другому. На чём бы ни расстались, когда бы ни расстались, что бы ни ждало, куда бы ни собирались – всегда один к одному. Так что, можно не напрягаться: неожиданностей не будет – или съехавшая с катушек стерва, или беззащитный котёнок… Бррр… Он же терпеть не может кошек! Стерв тоже…