Сон и Пепел

В одной из книг я прочла о пытке, при которой над пленным подвешивают мешок с водой. Из него, прямо на голову заключенному, падает капля за каплей. От этого через несколько дней некоторые сходят с ума. Эти капли становятся хуже кнута, и в последнюю неделю со мной будто происходит то же самое.

Очень часто под конец дня я просто закрываю глаза, чтобы в который раз постараться сохранить лицо. За это время я не обмолвилась с дивами ни словом, не отвечала даже на надоедающую болтовню Люция.

Я понимаю, что он далеко не глуп. Хватило даже короткого знакомства, чтобы это понять, к тому же во время опросов наставника не бывало момента, когда Моран не смог бы дать ответа.

Но каждый раз, когда юноша зовет меня по имени, — а это происходит до десяти раз на дню, — меня едва не передергивает. А все поблизости оборачиваются, глазеют на нас, будто на уличных артистов. Моран же, точно осознавая это, пристает ко мне все чаще и улыбается все шире.

Фредерик вызывается поговорить с ним, но я примерно предполагаю, чем завершится эта беседа в итоге. Если бы я хотела все решить насилием, то сама бы давно это сделала. А так скандал между светлыми и теневыми орденами — последнее, чего мы должны добиться, приехав сюда.

Сегодняшним вечером, сидя на кровати и накладывая на покрасневшие колени мазь, травяной аромат которой уже давно пропитал все мое одеяние, я вспоминаю разговоры Айвен о печати удачи. Мысль не впервой приходит в голову, но до сих пор я отмахивалась от нее словно от надоедливого насекомого.

Сходили ли они с Фредериком к той скале?

После того дня дэва больше не заговаривала об этой истории. Или я просто ее не услышала — признаться, порою девушка болтает слишком много.

Долго сомневаясь и все еще считая затею до невозможности глупой, я все же покидаю свою комнату, решив, что могу хотя бы попытаться.

Солнце уже скрылось за горизонтом, последними лучами бархатя алым облака. Над головой пролетают редкие птицы. Тени неминуемо вытягиваются, становясь менее четкими, пока на небе затихают последние всполохи света. Лес погружается в тишину, а до общего отхода ко сну остается все меньше времени.

Я иду в горку, а Туманный на моем поясе приятно утяжеляет бедро. Скала с печатью находится у самых границ лагеря. Главное — случайно не забрести дальше и не выйти за пределы территории.

Я тороплюсь и ускоряю шаг, дохожу до растущих плотным рядом высоких пышных кустов, как вдруг на меня кто-то налетает. Мы с Люцием едва не сталкиваемся носами, а моя рука инстинктивно ложится на эфес меча.

На некоторое время мы замираем и молчим. И это молчание напряженное, от него в воздухе словно рассыпаются искры. Моран щурится, а позади юноши застывают еще три бесшумные фигуры.

Я осматриваю их одежду — просторные выходные накидки, у одного из них виднеется на поясе мешочек с деньгами.

Я резко хватаю Люция за запястье, не позволяя отстраниться. Юноша вздрагивает, смотрит на мои пальцы, обхватившие его руку. А я в это время прощупываю его эмоции — недовольство, досада, и даже испуг.

«Я чему-то помешала… И теперь он решает, что со мной делать…» — понимаю я, ощущая, как нарастает чужая решимость. Разжимаю пальцы, собираюсь отскочить, но поздно — Моран прикрепляет на мое плечо листок с печатью, а потом еще один и еще. Последний, словно завершающий штрих, с торжественным видом располагает на моем лбу.

Обездвиживающий символ. Я мгновенно застываю и осознаю, что валюсь с ног. В голове взрывается ярость, которая не способна найти выхода. Я могу лишь смотреть и задыхаться от бессилия.

Люций подхватывает меня, поднимает на руки.

— Проклятье! Только ее нам не хватало, — ругается Коэн, еще один постоянный член свиты Морана, бегающий за ним повсюду. — Может, ну это все, не пойдем?

Мое лицо утыкается в грудь Люция, я не могу ни отвернуться, ни отстраниться, чувствую лишь, что он куда-то идет. Он него пахнет деревом, мятой и примесью лаванды. Запах приятный, но слегка горьковатый.

— Вы не понимаете, — шепчет он все тем же веселым тоном. — Мы не можем вернуться. Нас уже ждут в городе. Разве вы не хотите повеселиться? А как же девы радужного дома?

Из моего рта вырывается глухой протестующий писк.

Люций останавливается, пошатнувшись.

Юноша держит меня осторожно. Если наши тела соприкасаются, то между нами всегда остается ткань одежды. Хватило бы одного участка голой кожи, чтобы он упал и не смог подняться еще некоторое время. Уж развлекаться Люций точно бы не смог… Но вместо этого теневой див лишь встряхивает меня, сбивая концентрацию и гася магию.

— Я ведь тоже кое-что умею, Сара. И да, ты же любишь слушать учителя? Так вот, сегодня я буду твоим наставником и преподам тебе урок, — задорно сообщает он мне. — Иногда лучше признать чужое превосходство и сдаться.

Я чувствую себя униженной, и я вновь так зла, что, даже несмотря на обездвиживающие печати, меня пробивает дрожь.

«Он заранее подготовил запас печатей», — в то же время понимаю я.

Люций вновь на миг приостанавливается, чуть ослабляет хватку, заглядывая в мое лицо, — ему весело, и в очередной раз я осознаю: ему нравится издеваться надо мной.

— Но что делать с ней? Она же донесет на нас, как только мы снимем магию. — Теперь я узнаю спокойный тон Рафаиля.

Люций молчит всего секунду, пусть дорога продолжает идти в гору, но двигается он достаточно легко. Одна его рука держит мои ноги под коленями, другая под спиной.

— Мы возьмем ее с собой и оставим неподалеку от города, — отвечает Моран. — Городишко безопасный, рядом с лагерем. А когда пойдем обратно, освободим. Она тоже нарушит правила, поэтому никуда не пойдет.

Коэн тихо смеется, хваля друга за прекрасный план и в то же время ругаясь на прозорливых светлых святош. А уже через минуту между ними разгорается спор — все ли светлые даэвы в одинаковой степени праведны? И вообще, к чему придумывать для себя столько условностей?

Когда дорога уходит вниз, я слышу отдаленный шум — ночные звуки города. Его огни даже на большом расстоянии оставляют отсветы на густой листве и заревом мерцают над верхушками деревьев.

Вскоре Люций останавливается и опускает меня на землю, небрежно, так что я ощущаю легкую боль в руке. Я безвольно лежу, чувствуя свежий запах травы и мелкие веточки и камни, упирающиеся в спину.

Моран, схватив за плечи, поднимает меня и прислоняет к стволу дерева. Я постоянно заваливаюсь и едва не падаю обратно, а он с невозмутимым видом раз за разом поправляет, возвращая меня на место, словно какую-то куклу.

Моя голова опущена, и я вижу лишь его ноги и торс.

— Побудешь здесь. Мы постараемся не забыть тебя забрать, — говорит он, вновь похлопав по моему плечу.

Рафаиль замечает:

— Ты точно бесстрашный. Что делать будешь, если она мстить начнет? А вдруг главе своего ордена пожалуется? Она же его дочь. Или брату…

— Насколько я слышал, приемная. Да и никто не станет поднимать шум из-за мелких дрязг между учениками. Еще один день, и мы разъедемся по домам. Какое мщение? — искренне удивился Люций. — Самое главное сейчас — это то, что мы просто обязаны побывать на ночных улицах Туриса. Преодолеть такое длинное путешествие и не развлечься? Нет, это невозможно.

Вскоре их голоса затихают вдали. Постепенно приходит безмолвие, а я остаюсь одна. Сила обездвиживающих печатей держится долго, и можно не пытаться самостоятельно выбраться из их оков. Не стоит и надеяться, что Моран допустил ошибку в знаках. Я видела длинные изящные линии на одном из листов — они идеальны.

Я прогоняю неспокойные мысли, что сжигают все внутри, и прикрываю глаза. Но как ни стараюсь, смех Морана еще долго стоит в моих ушах. Он становится то громче, то тише. И лишь спустя час я наконец чувствую долгожданное спокойствие и умиротворение.

Я осмысливаю ситуацию и принимаю решение.

Насколько план Люция логичен, настолько же в моих глазах бесполезен. Див не учел одну важную вещь — я не собираюсь молчать. Даже получив наказание, сочту его справедливым. Моя ошибка лишь в том, что я позволила себя схватить. В схватке с порождениями не будет никаких оправданий, не стоит их искать и сейчас.