Страница 10 из 27
Она приоткрыла дверь на цепочке, и ее зеленые глаза оказались надо мной, а расслабленное полусонное тепло ее грудок - почти рядом.
- Что вы хотите? - спросила она сверху вниз.
Самое честное было сказать: я хочу тебя, и немедленно. Но я, конечно, этого не сказал.
- Полина, я не могу через дверь. Возьмите мое удостоверение, посмотрите его еще раз. Я подполковник ФСБ Чернобыльский Павел Андреевич. Вы нас очень обяжете, если разрешите мне войти на минутку…
Две старушки соседки с нижнего этажа торчали под моей дверью, а жэковский слесарь ковырялся в моем замке.
- В чем дело? - удивился я, выйдя из лифта и увидев эту компанию.
- А воду надо выключать, когда из дома уходишь, - сказала одна старушка.
- Залил нас совсем, - добавила вторая.
Я похолодел. Неужели я в таком маразме, что не выключил воду, уходя из дома? Но разве я принимал утром душ? Я ведь даже и бритьсято уже дня три как не бреюсь…
- Минуту! - Я отодвинул слесаря, открыл дверь и вошел в квартиру.
Старушки с видом пытливых следопытов поспешили за мной, чтобы взять меня с поличным.
- Вот видишь! - показали они на лужу в прихожей. - И нас залил. Будешь платить за ремонт…
Я по луже шагнул в ванную, но там все краны были закручены, и на кухне тоже, и в туалете. Я поднял голову - так и есть: с потолка капает, вся стена мокрая.
- Это белорусы, - сказал я и кивнул слесарю: - Пошли наверх!
Командой народных мстителей мы поднялись на этаж выше, я без всякого звонка толкнул дверь верхней квартиры.
Там, прямо от порога, весь пол «стадиона», в который превратилась эта квартира, был залит свежим цементным раствором, и этот цемент обильно орошал резиновый шланг, подсоединенный к водопроводному крану. А хмыри, сидя на двух табуретах в углу «стадиона», то есть на бывшей кухне, где цемента еще не было, заправлялись пивом, огурцами и хлебом.
Правда, увидев наши решительные лица, они подхватились, и один Лукашенко сказал другому:
- Ты, блин, опять воду не выключил? Ну, козел!
Старушки открыли рты, призывая на хмырей все мыслимые и немыслимые напасти. А я сказал слесарю:
- Саша, с ними нехер разговаривать. Вызывай начальника ЖЭКа, пусть акт составит…
Ехать к Кожлаеву Полина отказалась наотрез.
- Но почему? - изумлялся я, коекак освоившись с нашей разницей в росте. - Это же больница. Там ничего не будет…
- Нет!
- Я гарантирую, что с вами ничего не случится…
- Нет! Уходите!
- Минуту! Полина, послушайте. Он умирает, ему жить осталось несколько часов. Будьте гуманны…
- Очень хорошо, пусть подохнет!
- Знаете что? А давайте я вам заплачу. Хотите пятьсот долларов? Просто съездим туда и обратно. А?
- Нет, я сказала: я не хочу его видеть!
- Но вы же берете деньги, Полина… - сказал я как можно мягче.
- Да, я беру деньги, - ответила она спокойно. - Но к Кожуну я ни за какие бабки не поеду.
- Почему?
- Это мое дело. Все, уходите. У меня в три кастинг, я должна выспаться.
- Хорошо, дайте мне ваш паспорт.
- Зачем?
Но я не стал объяснять. Когда девушка выше вас на целую голову, это сначала смущает, а затем раздражает. Окинув взглядом ее уютное, с евроремонтом, однокомнатное гнездышко, я увидел на окне палеворозовые гардины, рядом с окном - софу и телевизор «Самсунг», в алькове - двуспальную кровать, покрытую розовым покрывалом, в пенале кухни - идеальный порядок, все белое - холодильник, плита, кофейник; а по другую сторону комнаты - трельяж и косметический столик. И на стене несколько огромных фотографий хозяйки - не эротических, а из какихто дорогих женских журналов типа «Элит» или «Космополитэн». И на этих фото Полина была просто отпад - юная фея с картин Боттичелли…
Но я не стал рассматривать эти фото, а уверенно подошел к трельяжу, открыл косметический столик и тут же увидел то, что мне нужно - два паспорта, внутренний и зарубежный. Под ними лежал фирменный конверт «Эр Франс». Я взял оба паспорта и конверт.
- Не смейте! - бросилась ко мне Полина.
- Спокойно! Я из ФСБ. За сопротивление властям есть статья, ты знаешь? - Я открыл ее паспорт, пролистал. - Так, паспорт из Нижнего Новгорода, а московская регистрация кончилась три месяца назад. Ты тут живешь нелегально… - Я открыл конверт «Эр Франс», там был билет в Париж на послезавтра. - И ни в какой Париж ты не полетишь, мы тебе выезд за рубеж вообще закроем. - Я достал свой мобильник, набрал на нем какой-то номер и сказал в мертвую трубку: - Валерий Иванович, добрый день, это Чернобыльский. Пожалуйста, запишите для шереметьевской таможни: Суховей Полина Степановна…
- Не нужно, - устало сказала Полина. - Хрен с тобой, я поеду.
Я посмотрел на часы. Сколько отсюда до Склифосовского? По моим подсчетам, «мерседес» Кожлаева уже должен подъезжать к Малой Бронной. Но чтобы не стоять с Полиной на улице, я все-таки набрал номер Рыжего. И услышал:
- Чернобыльский, можешь расслабиться, он умер.
Я оторопел:
- Как умер?
- Ну, как умирают? - насмешливо произнес голос Рыжего, мне показалось, что я даже вижу его усмешку. - За родину, наверное… Короче, оставь себе аванс и отдыхай. Пока.
И он дал отбой.
Они пришли вечером - начальник ЖЭКа и какаято дама лет тридцати, маленькая и черноглазая, как японка, но в дорогой шубке из темной норки и в черных сапожках из тонкой кожи, плотно облегавших ее кегельные ножки.
- Вы видите? - сказал ей начальник ЖЭКа. - Вода прошла отсюда по стволу электрического коллектора. Залила весь пол и стены - вот, обои еще сырые и паркет разбух. И просочилась вниз, там весь потолок посыпался…
- Хорошо, - сказала ему женщина. - Вы составили смету? - И повернулась ко мне: - Сколько, вы думаете, я вам должна?
Я понял, что это хозяйка верхней квартиры, и промычал:
- Ну, я не знаю… Нужно посчитать… - И посмотрел на начальника ЖЭКа, который делал мне большие глаза, явно предлагая слупить с этой дамы раза в три больше, чем стоил бы ремонт, и поделиться с ним наваром.
Но чтото в темных глазах этой дамы говорило мне, что лупить с нее не надо, нельзя.
- Не знаю… - повторил я.
- Приезжайте завтра, мы все подсчитаем, - тут же сказал ей начальник ЖЭКа.
- Завтра я не могу, - ответила ему дама. - У меня муж в больнице, я и сегодня заехала только на две минуты. Послушайте, - вдруг обратилась она ко мне, - вы пенсионер? Полковник ФСБ?