Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 26



… Я очнулась, с огромным трудом открыла глаза и зажмурилась от боли, стараясь не застонать. Так, лежу на боку на какой-то картонной подстилке. Понятно, я на полу... Связанные руки затекли, пальцами пошевелить трудно — значит, я была без сознания больше тридцати минут. Хорошо же меня отоварили... Голова кружится. Интересно, и где же полиция, которую вызвал Макс?

Я постаралась понять, где нахожусь. Посмотрела по сторонам и увидела, что мы точно не в квартире Марата: стены из потемневшего известняка, под низким темным потолком маленькое окошко, тусклая лампочка болтается на старом пожелтевшем проводе... Это подвал какой-то. Пахнет сыростью, где-то капает вода. У меня похолодело внутри: Алиса же одна! Она спит в мансарде! А если ее не найдут? Она проснется и что тогда? Нет, надо выбираться во что бы то ни стало!

Никого не вижу. Голова раскалывается. Я постаралась пошевельнуться на полу — надо же оценить обстановку и выработать план действий. Удалось лечь на спину, связанные руки свело болью. Ерунда! Сейчас об этом некогда думать.

Стараясь повернуться на другой бок, я не смогла удержаться от стона: в поле моего зрения попали ящики, на одном из которых сидела Людмила. Лицо ее выражало полное удовлетворение, в руке у нее пистолет, направленный на меня.

– Людмила, ты ведь понимаешь, что тебя поймают? - я услышала свой голос и удивилась тому, как странно и глухо я говорю. - Рано или поздно ты сядешь, и мы обе это знаем. Ты сейчас только делаешь себе хуже. Максим Дмитриевич успел вызвать полицию до того как вы выломали дверь. Нас наверняка уже ищут.

– Заткнись, будь добра. Твой Максим Дмитриевич меня нисколько не интересует. - голос этой маньячки был негромким, интонация совершенно спокойная на первый взгляд, но меня не обманешь — я видела, как задрожали ее ноздри, как дергается уголок рта, как побелели пальцы на рукоятке пистолета. Ладно, она не владеет собой. Надо, чтобы она не выстрелила, а развязала меня. Что бы придумать? Как бы этого добиться? Ладно, делать нечего, надо продолжать говорить с ней, тянуть время. Другого выхода нет...

– А кто интересует? Я?  Я же всего лишь няня.

– Всего лишь няня? - Людмила взвилась, в бешенстве толкнула ящики ногой, подскочила ко мне и ударила в живот своей остроносой туфелькой от Тиффани, такой неуместной в этом грязном вонючем подвале. Больно же! - Да как тебе вообще удалось сбежать с этим крысенышем? Ты должна была сгореть! Ведь вы обе были внутри, когда мои люди подожгли дом?! Как эти тупоголовые смогли упустить тебя? Я им столько денег заплатила! Дебилы! Нет, никому нельзя доверять, всё приходится делать самой! - и она взвела курок. Нет, только не сейчас, я еще должна пожить... Нужно было тянуть время — пока ей будет интересно вести со мной диалог, она, может быть, не застрелит меня. То, что она не владеет собой, я уже поняла и поэтому решила просто говорить с ней, сколько возможно.

– Там старый подземный ход. Я случайно нашла его в доме за несколько дней до всех этих событий, он выходит на опушку леса. Когда я поняла, что нам грозит опасность, я быстро одела малышку сбежала с ней. Мы едва успели до взрыва. Но скажите, чем я вам не угодила? Я просто выполняла свою работу, вы ведь сами наняли меня.

– Ты мне противна! Ты отняла у меня мужа, сучка! Я видела, что он перестал любить меня! Это всё из-за тебя! И ты за это заплатишь! - она уже перешла практически на визг, шагала по подвалу туда и обратно, кричала, что убьет меня и Макса. Уже хорошо: если она грозится убить его, то он еще жив. Надеюсь, он сумел улизнуть из их рук и будет здесь с полицией с минуты на минуту... Да где же он, черт возьми? Кто-нибудь будет меня спасать или опять всё сама?

– Ну нет, вы ошибаетесь, Людмила. Я его видела до всех этих событий всего несколько раз, и мы почти не разговаривали. - я пыталась говорить, но кажется, всё делала не так... Ох не надо было говорить о Максе. Она окончательно вышла из себя. Затопала ногами, закричала что-то нечленораздельное и выстрелила, но пуля отколола кусочек от стены и застряла в метре от моей ноги. Мне заложило уши от выстрела.

В это время я краем глаза увидела черные ботинки, много ботинок, они крались, бесшумно ступая с носка на пятку — это спецназ что ли? Ну наконец-то! Я ничего не могла сделать кроме как молниеносно перекатиться в угол, что я и сделала. И вовремя: Людмила увидела спецназовцев и попыталась схватить меня, но было уже поздно. Она была скручена здоровенным человеком в черной  балаклаве. Отличная работа...



Меня развязали, поставили на ноги и тут же меня попытался осмотреть полноватый невысокий мужчина в синей куртке поверх светло-бирюзового комбинезона, кажется, врач.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Да! Отлично, спасибо! - нельзя сказать, что чувствовала я себя хорошо — голова кружилась. Но нужно было торопиться домой, там Алиса на крыше! - Где Максим Дмитриевич? Где я нахожусь? Сколько сейчас времени?

– Ничего себе, девушка, потише. Всё кончилось! Сколько вопросов! Тихонечко. - Это говорил со мной светловолосый человек невысокого роста в сером костюме. - Сейчас мы с вами поедем в отделение, а там уже разберемся, что здесь произошло и что делать с вами дальше.

– У меня ребенок один дома, она спит на крыше!

– Вы уверены, что с вами всё в порядке? Леонид Игоревич, с ней всё точно нормально? Сотрясения нет? Что она говорит? Какой-то ребенок на какой-то крыше... бред... - человек в сером растерянно посмотрел на бирюзового.

– Пожалуйста, отвезите меня в квартиру, я очень вас прошу! - да сколько это будет еще продолжаться! Всё, с меня хватит!!!

– Ребенок? На крыше? Что еще за новости? - и он обернулся к одному из своих людей в форме: - Павлов! Ты видел ребенка на крыше?

– Нет, товарищ полковник! - человек в форме пожал плечами и развел руками...

– Она в люльке на крыше, там есть выход с мансарды... за шторой... - Понятно, что они меня приняли за стукнутую. Надо бы вкратце им объяснить всё, но у меня уже не оставалось на это ни терпения, ни сил, ни времени. - Я не арестована? Могу идти? Мне нужно домой. - Я решительно направилась к выходу, расталкивая плечистых мужчин в форме спецназа, которые с изумлением смотрели на меня и пропускали, не смея задержать.