Няня для волшебника

Лариса Петровичева

Няня для волшебника

Глава 1.

(Дора)

— Скорее! Скорее идите сюда! Это как раз то, что вам нужно! Вы ищете именно это!

Работорговец ухватил покупателя за рукав темного сюртука и вежливо, но настойчиво повлек к большой клетке с товаром. Я угрюмо подняла голову и смерила подошедшего господина тяжелым мрачным взглядом. Немолодой, седой, с аккуратной бородкой клинышком, он напоминал врача или писателя. Но был, скорее всего, домоправителем. Ни врачи, ни писатели не приходят на рынок за невольниками, у них нет денег на такую роскошь, как собственный раб.

— Взгляните, господин, на дам и дев! — продолжал работорговец самым масленым тоном. — Это не какие-то шлюхи, пучок за монетку, которых вам продадут у ворот рынка! Этим женщинам вы доверите свой дом и хозяйство, они прекрасные работницы, неутомимые труженицы! Все в руках горит, все ладится, а как вымоют пол да накроют на стол — м-м! Отличная покупка за небольшие деньги, будет радовать вас каждый день!

Седой осмотрел стайку девушек в клетке, скользнул по мне оценивающим взглядом, а потом посмотрел уже внимательнее. Так, словно искал именно меня. Работорговец тотчас же уловил, куда ветер дует, и дернул серебристую цепочку, которая вела к моему ошейнику, вынуждая подняться и подойти к решетке.

— Подойди, Дора. Вот, господин, полюбуйтесь на Дору. Молодая, здоровая, сильная девушка, и нет такой домашней работы, к которой она не была бы пригодна.

Что верно, то верно. Ты будешь пригодна к любой работе, если живешь одна, и положиться тебе не на кого. Я никогда не упускала своего шанса, на это меня и поймали работорговцы. В тот день я шла на работу, уныло глядя по сторонам. Была осень, низкие тучи сыпали мелким раздражающим дождичком, прохожие шлепали по грязи и лужам, а меня ждала очередная смена в колл-центре, где я втюхивала банковские кредиты и с трудом выплачивала собственный. Сперва я не поверила, что вижу в луже пятитысячную купюру. Даже за руку себя ущипнула. Быстро подняла рыжую бумажку, помяла в пальцах — настоящая. Самая настоящая, выронил какой-то раззява богатей!

Господи, как же я, дура такая, обрадовалась тогда…

Купюра оказалась ловушкой, заброшенной из другого мира. Так работорговцы набирали бедолаг, польстившихся на потерянные деньги. Кого только не было в лагере рабов, куда меня привезли после поимки. Люди всех возрастов и цветов кожи, из самых разных стран мира. Всем нужны деньги, и все бросались на купюру, что заманчиво валялась на земле.

Мне не хотелось об этом думать. Не хотелось вспоминать. Я потеряла родину и дом и не могла вернуться. Вот и все.

— Сколько вы за нее просите? — осведомился седой, придирчиво осматривая мою одежду. Эти пестрые тряпки мне выдал один из работорговцев: платью с бесчисленным множеством складок и карманов следовало делать меня яркой и выделять из остальных. Почему-то у здешнего люда сложилось впечатление, что меня купят быстрее прочих девушек, загнанных в клетку.

— Пятнадцать золотых карун, господин, — с готовностью ответил работорговец. — Поверьте профессионалу, такая девушка стоит каждой монеты.

Насколько я успела понять, пятнадцать карун были очень значительной суммой. На какой-то миг мне стало страшно — этот покупатель казался очень приличным человеком, и мне подумалось, что мы найдем общий язык. Что, если он сейчас уйдет? И вдруг потом меня купит какая-нибудь сволочь вроде тех, что вчера набирала девушек в публичный дом? Но седой снова окинул меня пристальным взглядом и вынул из внутреннего кармана сюртука кожаный кошелек. Работорговец довольно смотрел, как покупатель отсчитывает деньги ему на ладонь, а затем молниеносно спрятал полученное и зазвенел ключами.

С меня тотчас же сняли ошейник — теперь за свою покупку отвечал покупатель. Но я даже радоваться боялась: вчера видела, как человек, забравший из нашей клетки пухленькую блондинку-француженку, велел снова надеть на нее ошейник. Так и повел, как собаку. Француженка плакала до тех пор, пока новый хозяин не закатил ей оплеуху. Потом они исчезли из виду, и я не знала, что с ней было дальше.

Этот мир был похож на картинку из книги сказок: дворяне в расшитых золотом камзолах, экипажи на улицах, напоминавших пряничные домики, сторожевые драконы, которые величаво парили в небе — и возможность пойти на рынок и купить живого человека. А потом, допустим, убить его. Никто и слова тебе не скажет, ты можешь делать со своей собственностью все, что захочешь. Мир выглядел сказочным — а был уродливым.

Мне стоило огромного труда скрывать свое презрение.

Седой не стал возвращать на меня ошейник. Получив выписанный от руки чек от работорговца, он взял меня за руку и повел между клеток к выходу с рынка. Я уныло плелась за ним, прикидывая, что меня заставят делать за миску супа. Хорошо, если я буду просто служанкой, а если нет?

…помнится, осматривая меня, один из работорговцев вдруг захохотал, запустив лапищу мне между ног: «Ребяты, да у нас неломанная девка! Ценный товар!» Дома я страшно стеснялась того, что в свои двадцать так и была девственницей — а в новом мире моя невинность спасла меня от надругательства. Девственницы на рынке стоили намного дороже…

— Меня зовут Энцо Эвретт, — с достоинством дворянина представился седой. — Для вас — господин Энцо. Вы Дора, я верно запомнил?

Я не ошиблась, мой покупатель оказался хорошим человеком. Сам факт того, что он обратился к рабыне на «вы», свидетельствовал в его пользу.

— Да, господин Энцо, — дружелюбно ответила я. Чем быстрее мы найдем общий язык, тем лучше. — Я Дора.

Идиотское имечко, которое дали мне родители, оказалось счастливым. На местном языке «Дора» означало «отмеченная удачей». Вот только пока особой удачи и не было. Я потеряла дом, стала бесправной рабыней… видно, удача прошла где-то стороной.

— Вам приходилось работать с больными?

Мы подошли к стоянке — экипаж господина Энцо оказался самым большим и дорогим, и я заметила, что остальные кучера расположили свои экипажи подальше. То ли не хотели случайно задеть, то ли боялись. Во мне шевельнулось неприятное, гнетущее ощущение. Кучер спрыгнул с козел, открыл дверь перед господином Энцо, и мы разместились внутри, на мягких теплых скамейках.

— Я досматривала свою бабушку, — сказала я, когда кучер закрыл дверь. — Давала ей лекарства по часам, кормила, мыла.

Горло перехватило спазмом горя, и я кашлянула в кулак. Бабушка умирала два долгих года. Из энергичной и активной женщины она превратилась в злобное существо, которое визжало на весь дом и день, и ночь, поливая меня самой грязной руганью. Я не закончила институт — пришлось уйти, чтоб ухаживать за ней.

Господин Энцо понимающе кивнул.

— Вам предстоит похожая работа, — сказал он. — Видите ли, я слуга самого сильного волшебника в этой части Мира. И вам предстоит ухаживать именно за ним.

Я удивленно посмотрела на него. Сиделка при волшебнике? Невероятно!

— Он болен? — осторожно спросила я. По лицу господина Энцо было видно, что он искренне переживает за судьбу своего хозяина.

— Он создал новое заклинание по заказу его величества, — с искренней горечью произнес господин Энцо. — Но, сработав так, как требовал король, оно погрузило милорда Мартина в сон. Глубокий сон, подобный смерти.

Значит, волшебник в коме. И его надо мыть, кормить — пока неясно, как — и менять под ним пеленки.

— А он может поправиться? — спросила я. Господин Энцо кивнул.

— Сейчас над этим работают лучшие маги из академии чародейства и волшебства, — ответил он. — Именно они и посоветовали мне найти невинную деву для ухода за милордом. Ваша жизненная сила и чистота помогут сдвинуть все с мертвой точки… — господин Энцо снова вздохнул. — По крайней мере, так говорят волшебники. И мы ничего не теряем, если попробуем помочь милорду таким образом.

Экипаж свернул сперва на один широкий проспект, затем на другой, миновал пышный осенний парк с изящными статуями возле входа, и, прокатив по мосту через свинцово-серую холодную речку, выехал за город. Теперь мы ехали среди бескрайних угрюмых полей, с которых давным-давно убрали урожай, и, осторожно выглянув в оконце, я увидела пылающий гребень красно-рыжего леса на горизонте.