Страница 8 из 13
– Вот, Федор Федорыч, познакомьтесь, – сказал Алексей Иванович. – Это Петр Григорьевич – новый наш преподаватель географии. А это – Федор Федорыч, наш смотритель, следит, чтоб на переменах отроки не слишком шалили в коридорах, – отрекомендовал Алексей Иванович детину.
Федор Федорыч слегка поклонился мне, но руки не подал.
– Давно бы пора, – сказал он, и губы его разъехались в неприятной улыбке.
– Что ж, идемте.
Мы последовали за Алексеем Ивановичем.
В кабинете нас ожидала довольно-таки забавная картина. Этот Степан Кириллович, о котором я уже столько слышал и, честно сказать, просто сгорал от нетерпения поскорее его увидеть, оказался молодым человеком моих лет, быть может, чуть старше. Нас он встретил вальяжно развалившись на стуле. Сразу замечу, что поза его была несколько расслабленна, отчасти и потому, что с самого утра, ожидая прихода "смены", Степан Кириллович сильно храбрился и не давал погаснуть в груди благородному пламени, время от времени подогревая его горячительным.
– Аааа, – протянул Степан Кириллович, завидев нас. – Пришли! Ну, что ж, вершите свой неправедный суд…
Дело наше состояло лишь в том, чтобы забрать у Степана Кирилловича ключи от кабинета, стола и шкафа, в котором хранились карты и еще кое-какая учебная мелочь. Он же навоображал себе бог весть чего, будто его сейчас поволокут в Бастилью. Однако я сразу понял, зачем Алексей Иванович пригласил с собой Федора Федорыча. Дело было в том, что рябое лицо Степана Кирилловича было напрочь лишено выражения, совершенно невозможно было определить, в каком расположении духа он находится, в гневе ли, в смущении? А добавьте сюда еще и мутный от водки глаз.
– Вот, Степан Кириллович, и замена вам прибыла, – сказал Алексей Иванович. – Потрудитесь освободить кабинет.
– Как вы угадали! Вот это-то я еще могу! Могу потрудиться! И труд мой будет оплачен стократно! – возвышая голос, говорил Степан Кириллович. Он сделал попытку встать со стула, но ноги не послушались, и дальнейшую тираду он был принужден произносить сидя. – Всходы, посеянные мной, взойдут! Но как они окрутили вас? – обратился Степан Кириллович ко мне. – Я ждал престарелого сатрапа, верного пса режима, но вы столь молоды! Кто вы по убеждениям?
– Умоляю, только не отвечайте, – шепнул мне Алексей Иванович. – Иначе он никогда не кончит.
– Никаких особенных убеждений у меня нет, – сказал я, что было чистой правдой.
– Ах, вот оно как! – взвился было Степан Кириллович, но тут же и осекся, поскольку, видимо, ожидал услышать от меня другой ответ, а может, уже и дал его сам себе в собственной фантазии. Теперь он решительно растерялся, почесал грудь, ворот рубашки его был расстегнут. Сначала я подумал, что это для того, чтобы подчеркнуть вольнодумие, но, приглядевшись, увидел, что просто-напросто часть пуговиц на рубашке Степана Кирилловича отсутствует. – Ну, как бы там ни было… Впрочем, не надейтесь привить свои вредные взгляды учащимся. О! Я разглядел эти сердца! Это пламень! И они пойдут за мной, когда я… Впрочем, уже и сделалось кой-чего. О чем вы, конечно, знаете…
– Степан Кириллович! Сейчас не время для подобных речей, – прервал его Алексей Иванович с очевидным волнением. – Прошу вас сдать ключи и освободить кабинет.
– Не время, говорите вы?! – голос Степана Кирилловича снова возвысился, однако казалось, что он сейчас заснет, так он внезапно обмяк на своем (то есть, в сущности, на моем уже) стуле. – А когда, позвольте спросить…
– Ну, ладно, Степка, – выступил наконец вперед Федор Федорыч. – Кончилась комедь, кончай ломаться. Ключи на стол и топай.
– Ах, вот оно что? Вот, значит, методы… Ну, ничего…, – несмотря на сопротивление в речах, Степан Кириллович послушно искал ключи в карманах собственных брюк. Неизвестно, сколько бы это могло продолжаться, если бы Федор Федорыч наконец не вышел из себя. Он схватил одной рукой Степана Кирилловича за шиворот и поднял как тряпичную куклу, свободной рукой он в один момент вытащил ключи на маленьком стальном колечке и положил их на стол.
– Что ж, позвольте хоть откланяться благородным манером, – проговорил вдруг Степан Кириллович, подняв на нас свое, как будто обрызганное грязью, лицо и все еще стоя на цыпочках, поскольку Федор Федорыч и не думал его отпускать. – Пусть мы и по разные стороны баррикад…
Договорить он не успел, Федор молча и сурово вытащил его из кабинета.
– Федор Федорыч, держите себя в руках! – крикнул из кабинета Алексей Иванович.
– Петр Григорьевич, – обратился он ко мне. – Мне жаль, что вы стали свидетелем всей этой сцены, однако мне не хотелось бы, чтобы вы выносили какие-либо суждения только лишь исходя из увиденного.
– И в мыслях не было, – ответил я. – А что, он и впрямь из "потрясателей основ"? Что он там кричал про "уже сделанное"?
Алексей Иванович досадливо махнул рукой:
– Да на оружейном заводе нашем кто-то разбросал прокламации революционного содержания. Об этом уж весь город знает, а этот, как сорока, несет да приукрашивает… Впрочем, довольно об этом. Вы пока обустраивайтесь, а потом заходите ко мне, получите списки учащихся, и насчет вашей квартиры потолкуем.
Обустраивать мне было нечего, но для приличия я некоторое время посидел в отбитом у якобинца кабинете.
Глава 4. Выход в свет. Непоседливые гимназисты
В кабинете Алексея Ивановича я получил требуемые списки и адрес своей новой квартиры.
Как я вскорости узнал, мне предстояло жить в двух чистых и светлых комнатах, нанимаемых в доме одной чрезвычайно старой, почти ветхой солдатской вдовы. Хотя жилище мое располагалось далековато от места службы, почти уже на окраине, в рабочей слободе, комнатами я остался вполне доволен. Да и с хозяйкой, по-видимому, никаких сложностей не предвиделось, порой ее даже сложно было заметить.
Не успел я толком разложить вещи, как в дверь уже постучал Федор Кузьмич.
– Ну-с, позвольте поздравить с новосельицем! – воскликнул он, звонко хлопнув в ладоши. – Но вы, я вижу, еще не готовы?
– Да разве уже вечер? – удивился я.
– Помилуйте, шестой час! Уже давно пора нам ехать.
– Но позвольте мне, по крайней мере, переменить платье.
– Ну, бросьте, Петр Григорьевич! У нас ведь все запросто. К тому же воскресный вечер у Видясовых – дело обыденное.
Через несколько минут мы уже ехали в бричке по темнеющим городским улицам.
– Дом, в который мы едем, – говорил по дороге Федор Кузьмич. – принадлежит чете Видясовых – Осипу Петровичу и Марфе Никитичне. Он – милейший старичок, бывший предводитель местного дворянства, однако вот уже два года как сложил с себя полномочия, говорит, хлопотно стало. В общем, доживает свой век в благоденствии, устраивает вот эти вечера для старых знакомых. Супруга его – просто божий одуванчик, несколько религиозна в последние годы, так что будьте осторожны по части смелых идей. Остальных увидите сами. Вероятно, Петр Григорьевич, мне придется вас покинуть в какой-то момент, вы уж не сочтите за пренебрежение, но я ведь, если помните, обещал Тимофею приглядеть за его отпрысками.
– Да, расскажите же мне наконец о них, – просил я. – Что это за необычайные детки, за которыми постоянно нужен глаз?
Федор Кузьмич хитро улыбнулся, запустил руку за пазуху и извлек из внутреннего кармана сюртука плоскую фляжку. Сделав глоток, Федор Кузьмич снова улыбнулся:
– Расскажу, пожалуй, один прошлогодний случай, там, глядишь, сами все и поймете. Этот Иван – необычайный фантазер. И вот, вообразите, взбрело ему в голову убежать в Африку! Однажды утром собрал он свой ранец и отправился якобы в гимназию, а на деле подкараулил почтовую карету, вспрыгнул на заднюю площадку и покатил прямиком в Новгород. И если б это все в одиночку было сделано, то еще полбеды. Но ведь он и сестрицу свою Татьяну за собой сманил. Впрочем, это только говорится – "сманил". Еще толком и неизвестно, кому идея-то принадлежала.