Страница 5 из 7
Его родственником заседателем Рачинским было проведено изсследование, и надлежащим порядком доставлено в уездный суд. Против чего, а также против прочих последовавших несогласных с существом сего дела обстоятельств, я в июле месяце 1810 года подал просьбу учинить очную ставку между дворовым человеком госпожи Трубниковой Захаром Ивановым и господином Рачинским. Однако дело было передано на ревизию в Смоленскую палату уголовного суда, которая, не отобрав просимых мною показаний с чиновников земского суда, и видя, что дворянин Константин Тимофеев под присягою свидетельствовал сходно со мною, и что другие владельцы, довольствовавшие меня пищею, подтвердили мою справедливость, присудила в показуемых мною на господина Рачинского показаниях мне отказать, и его отставить от осуждения свободным. Но дабы при таких обоюдных неудовольствиях не могло случится вящего на кого либо из обеих сторон последствия, и в предоставлении для меня свободы для ходатайства в палате гражданского суда, об искании мною вольности, а при том и в прекращении чинимых якобы мною господину Рачинскому неповиновений, поручить меня до окончания сего дела в надзор местного приюта общественного призрения… утрачено…
… в госпожи Рачинской великому случаю не был я, за признанием той фабрики, отправлен без малейшей вины в работный дом, и для чего уездный суд как видно требует меня обратится с сим прошением:
Вашего Превосходительства всенижайшее прошу соблаговолить по прописанным обстоятельствам надлежащему месту по изъяснённому решению остановиться исполнением, и тем защитить меня от вышеизъявленных угнетений и доставит свободный путь в отыскивании вольности.
Оное прошение со слов просителя сочинил и переписывал 7-й гарнизонной артиллерийской роты писарь Лев Васильев сын Сурин, марта 22 дня 1812 года.
Солдатский сын Иван Иванов сын Халюстин руку приложил»
« Его Сиятельству
Военному Губернатору города Смоленска и Смоленскому гражданскому губернатору господину генерал-майору и кавалеру князю Захару Семёновичу Херхулидзеву
Солдатки Авдотьи Васильевой по мужу Филипповой
Прошение
Благосклонность и великодушие снисхождения Вашего Сиятельства к бедным, прибегающим к Вашему покровительству, внушили и мне беззащитной смелость убедительную просьбу мою повергнуть пред стопами Вашего Сиятельства
Муж мой Григорий Филиппов, бывши крестьянином Высочайше вверенной Вам губернии, Бельского уезда деревни Минчина, помещика штабс-капитана Алексея Михайловича Рачинского, 17 февраля 1833 года поступил на военную службу. Оставшись после его беременною, я 26 июля того года родила дочь Христину, которая по силе 65 статьи книги II части 1 тома 5 Свода военных Постановлений, хотя и не должна полагаться в податном состоянии, но не имея на то доказательств, она поныне находится во владении помещика Рачинского, о чём я обращалась с просьбою 12 Февраля сего года к Господину Командиру Смоленского Гарнизонного батальона, со стороны которого хотя и имеется законное действие, но за медлительным окончанием Бельским земским судом по этому предмету исследования, помянутая дочь моя находится и по настоящее время в рабстве у господина Рачинского, который зная, что я ходатайствую о свободе дочери, отдал её в работницы и так стеснил состояние жизни в виде лишения, что она совсем выходит из границ своего терпения.
Убеждённая самым жалким и даже горестным состоянием дочери моей, как мать родительница осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Сиятельство приказать Бельскому Земскому суду ускорить окончанием начатое им с давнего времени следствие о дочери моей и тем, оградив её Вашим покровительством, предоставить случай усердныя мольбы мои возносить пред престолом Всевышнего о благоденствии Вашего Сиятельства и благосдловенного семейства Вашего.
Жительствую в первой города Смоленска части
Июня дня 1850 года
К сему прошению солдатка Авдотья Васильева дочь по мужу Филиппова, а вместо ея неграмотной по ея прошению губернский секретарь Кирилл Степанов сын Иодке руку приложил»
Губернатор послал запрос в Бельский уезд к предводителю дворянства, от которого и получил объяснение, что покой ный помещик Алексей Михайлович Рачинский держал во владении солдатскую дочь Христину, а жена его после его смерти, получив опекунство над имениями, имея не зная всех обстоятельств дела, продала оную в деревню Вышегоры. Что же касаемо стеснённых обстоятельств жизни оной девки, то ткого быть не может, потому что не может быть никогда. И Анна Петровна Рачинская, узнав о поступившей на неё жалобе, возвратила все полученные от продажи девки деньги, и даёт ей полную свободу действий. О чём уездный предводитель дворянства имеет честь уведомить уездного исправника.
И всё вроде бы хорошо у баб. Но уже в 1855 году Авдотья писала новые жалобы губернатору, о добывании свободы дочери своей Христине. На запрос из канцелярии Губернатора новый Бельский предводитель дворянства, ссылаясь на своего предшественника, указал, что уездному исправнику о предоставлении свободы девке Христине Григорьевой ничего не известно.
Между этими прошениями 38 лет. Написаны они в разном стиле, разными людьми. Но ведь содержание во многом похоже. Всего один вопрос вопиёт с этих потрёпанных страниц. Господа хорошие, дворяне драгоценные, правящий, вашу мать, класс! Ну, ведь по вашим же установленным законам, мы должны иметь свободу от крепостной зависимости. Так почему же, из-за произвола отдельных личностей, мы её не имеем? Законы в стране не действуют. Или всё-же кто-то перед законом ровнее других?
Иван Халюстин сгинул в круговерти войны 1812 года. В его деле нет больше никаких документов. Можно только надеяться, что воспользовавшись военной неразберихой он обрёл свободу. Дело Авдотьи и Христины Филипповых заканчивается ответом Бельского уездного предводителя дворянства о его незнании и обстоятельств данного дела.
А мог ли Александр Первый, государь Благословенный, на волне эйфории от победы в Отечественной войне и Заграничном походе, отменить году в 1815 в России крепостное право. Мог, наверное. Но уж очень он хорошо помнил, что происходило в Михайловском замке в ночь на 12 марта 1801 года. Освобождать крестьян без земли – полный абсурд. А значит надо ущемлять дворянство. Не только отобрать у них бесплатную рабочую силу, но и владения урезать. Не смог Александр Павлович. Не смог.
Бешеный барин
Ближе к полудню субботы 20 августа 1859 года два охотника, выйдя из лесу, шагали по единственной улице деревни Толстяки Бельского уезда. Шагах в пяти перед ними бежал небольшой лохматый лопоухий пёс угольной масти, заливисто побрёхивая на купающихся в дорожной пыли крестьянских кур. Ягдташи охотников были полны пернатой дичи, на лицах читалось умиротворение, и удовольствие от приятно проведённого в лесу времени. Спокойно разговаривая, они прошли по деревне, направляясь к ожидавшей их на окраине коляске. Стройный небольшого роста черноволосый и черноглазый Михаил Алексеевич Рачинский, как-то даже терялся на фоне своего спутника, саженного роста полноватого Андрея Ивановича Акулова. На бледном лице Михаила Алексеевича чёрные тонкие усики казались нарисованными. Одет он был в синюю лёгкую венгерку, расшитую чёрными шнурами, поверх белоснежной шёлковой рубахи с отложным воротником. Немаркие чёрные плисовые шаровары были заправлены в невысокие мягкие гусарские ботики с кисточками. На плече на красном погонном ремне висело короткое охотничье ружьё. Акулов своё оружие нёс в руках. Тёмно-зелёный сюртук с оранжевыми выпушками по воротнику и обшлагам был положен ему по должности. Уже более пяти лет он исполнял должность станового пристава. На круглом румяном лице довольного жизнью человека Андрей Иванович носил пышные пшеничного цвета усы, переходящие в не менее пышные бакенбарды. Голову его от солнца защищала зелёная же фуражная шапка, с выпушками по тулье и околышу, как и на сюртуке.
Коляска стояла на обочине дороги, на окраине деревни. Тут же начинались распаханные крестьянские полосы, уходящие к опушке берёзовой рощи. По другую сторону дороги земля была барская, того самого Михаила Рачинского. У коляски в ожидании хозяина разговаривали трое крестьян. Плотный цыганистого вида кучер Ермолай, в яркой зелёной косоворотке с голубым шитьём по воротнику и планке, пыхтел короткой пенковой трубкой. Высокий дородный егорьевский сотский Тимофей Фёдоров, оглаживая окладистую бороду, слушал старосту Толстяков Игната Ефимова. Заросший до самых глаз бородой Игнат, держа в одной руке картуз, другой рукой яростно размахивал, что-то втолковывая собеседникам. В серой домотканине и кожаных чунях с обмотками он очень отличался и от ярко одетого кучера, и от сотского в новом плисовом коричневом сюртуке и скрипучих смазных сапогах. Опередивший хозяина пёс весело гавкнул и заскакал вокруг коляски. Кучер сразу запрыгнул на облучок, а Тимофей с Игнатом низко поклонились Михаилу Алексеевичу.