Страница 3 из 16
Закурив, он прикрыл глаза, и ветер, ещё холодный, но уже напоенный весной, приятно холодил лицо. Даже сигарета была какой-то вкусной и сочной. Из мутной глубины сознания стали всплывать и, перемешиваясь словно в калейдоскопе, расставляться залитые солнцем картинки… Вот он, совсем маленький, в матроске, а рядом мама. Молодая, очень красивая, с высокой удивительной прической и в ярком жёлтом костюме. Они смеются и едят мороженое… А это уже другая… Пионерский лагерь, августовское тёплое вечернее солнце, и он, усталый, но счастливый бредёт вместе с друзьями после футбольного матча. Калейдоскоп перевернул, встряхнул и сложил новый пазл… Севастополь. Залитый солнцем город, улыбающаяся и счастливая жена в эффектном красном сарафане… В голове заиграла мелодия… «Самое синее в мире Чёрное море моё…» Замелькали родные лица друзей… Подкатил к горлу комок, как там они справятся… Калейдоскоп рассыпался. Спокойствие исчезло. Вирус. Сука.
Он подошёл к большому глобусу и поднял верхнюю половину земного шарика. Там в чреве земном, в окружении англосаксонского самогона, одиноко приютилась бутылка «Коктебеля»… Он поднял наполненный бокал. Солнце сразу же оценило напиток и заиграло в пузатости бокала, снова возвращая к жизни и заставляя улыбаться. Он улыбнулся и вслух произнёс:
За Маму, за Севастополь, за жизнь, за всех нас! Всё будет хорошо.
Шёл пятый день карантина…
День 6-й (02 апреля)
Телефон подавал сигналы каждые десять минут, и это тоже уже стало привычным. Невозможно посчитать, сколько всяких картинок, рецептов, видеороликов и указаний причин происходящего было услышано и увидено за прошедшие дни. Сотни. Да нет! Какие сотни? Тысячи. Многие из них повторялись, крутились по кругу, противоречили сами себе. И, что самое главное, уже не трогали. Абсолютно. Картинки превращались в абстрактную, безвкусную и лишённую всякого смысла мазню на заборе. Видео в мельтешащую уличную рекламу. Лица яйцеголовых профессоров и академиков всё больше хотелось рассматривать через призму учебника Ломброзо о физиономике и сразу вспоминалась покойная бабушка с её присказкой, что «переученный хуже недоученного».
И во всей этой какофонии единственное, что ещё трогало, – цифры. Странно, никогда бы не подумал, что так ненавидимая в детстве математика вдруг останется единственным, что ещё будет привлекать внимание. От этой пришедшей в голову мысли ему почему-то захотелось праздника. Настоящего. С мясом, с песнями, с красивыми женщинами. Он закурил. Это уже становилось привычкой – курить у окна, смотреть на пустую улицу и думать. И даже прикормленный за зиму голубь, как будто всё время наблюдавший за окном, сразу же прилетал и садился на отлив. Внимательно разглядывал, всматривался ему в глаза, а потом начинал расхаживать по карнизу, при этом что-то бормоча и воркуя. Не то соглашаясь, не то споря.
Одной сигареты не хватило, и он сразу же прикурил вторую. Сегодня мысли абсолютно отказывались от полёта. Или просто решили отдохнуть от давящих своей жёсткой правдой цифр. Плюс пятьсот двадцать шесть за сутки в Москве… Три двухсотых… Шесть – Севастополь… Сорок три – Подмосковье… И ещё, и ещё… Как удары топора. Нет. Как будто ленинградский метроном. От этого сравнения пробежали мурашки. Он поёжился и закурил третью сигарету. Голубь по-прежнему объяснял нечто важное, профессорской походкой топая по карнизу… Улыбка непроизвольно раздвинула губы, и стало легче. Праздника! Хочется праздника. Хочется улыбок и смеха. Даже пропало желание убить соседку, третий день подряд слушающую за стеной оперы Вагнера по двадцать часов в сутки. Праздника! Мысли расцвели и зашевелились…
Жена должна надеть самое красивое, и обязательно летнее платье. Мяса! Буду жарить мясо. Бифштекс! Сочный. Большой. И подать именно на доске, как тогда Андрей в Херсонесе! И музыка. Музыка… Да, тупых «итальянцев», всю эту пупу с альбаной! И вискарика! Точно. Именно вискарика! И пошла она на х… эта апатия! Не дождётесь, вирусы хреновы!
Шёл шестой день карантина…
День 7-й (03 апреля)
День начинался бурно. После выступления накануне президента уже с раннего утра не умолкал телефон. Необходимость сидеть дома ещё месяц переворачивала мозги и заставляла начинать задумываться даже тех, кто не занимался этим со времён учебы в школе. На полуслове оборвалась звучащая в тридцать пятый раз ария нибелунга за стеной. Как будто даже Вагнер начинал понимать суть происходящего…
Докуривая сигарету, он с удивлением заметил, что сегодня так и не прилетел ставший родным голубь. Странно. Может, тоже осмысливает слова президента… Резко прибавилось людей на улице. Вчера ещё напоминавшая кадры из Чернобыля, сегодня улица ожила. Угрюмые люди передвигались туда-сюда, неся заполненные пакеты, катя тележки и коляски. Пошла вторая волна опустошения магазинов. Это было понятно и объяснимо, но не менее странно и непривычно для глаза. Но не это занимало всё пространство мозга. После вчерашнего веселья голова гудела, словно поставленный на вибрацию смартфон.
«Надо бы заняться делом», – выскочила откуда-то из глубин сознания мысль.
«Да ну их», – тут же ответила ей другая, более уверенная в себе.
Он прикурил вторую сигарету и подумал, что, наверно, всё-таки вторая мысль более правильная. Голова гудела. Бледное вялое небо давило и погружало в меланхолию. Голубь так и не прилетал.
– Что же с ним стряслось? Всю зиму прилетал и вдруг на тебе, пропал, – в слух спросил самого себя Максим. Голова загудела ещё сильней.
«И что мы киснем?» – подала ехидный голос уже третья мысль.
«Так, давай-ка выпей пивка, свари куриного бульончика, и сто пятьдесят водки! И хорош киснуть!» – ставя уверенную точку в дискуссии, командным голосом приказала четвёртая.
От такой простой, словно приказ, мысли вибрация в голове стала утихать. Он затушил сигарету и закрыл окно. Пришло ощущение понимания. И оно возвращало к жизни. Впереди ещё месяц. Нужно держать себя в руках.
Но пасаран!
Ковид не пройдёт.
Шёл седьмой день карантина…
День 8-й (04 апреля)
Этой ночью он очень хорошо спал. Снилось море, какой-то шикарный ресторан с официантами в белоснежных накрахмаленных рубашках, яркое летнее солнце. Снилась дача, утопающая в цветении миндаля и сакуры. И, что самое забавное, он играл в футбол! И не просто играл, а сначала вскарабкался на какую-то высокую гору, а вот там уже играл в футбол на идеально ровном, изумрудном поле с белоснежной разметкой, а он в красивой, кипельно-белой форме. Он бегал, бил по мячу и смеялся. И проснулся от этого смеха – рассмеялся во сне в голос и от собственного голоса проснулся. Лёжа в кровати, улыбался, в голове крутились обрывки сна. И ему они очень нравились. Сквозь узкую щёлочку между гардин тоненьким лучиком пробивалось солнце. На душе было спокойно и тихо. Настроение. И не просто настроение, а такое настроение, которое не зависит от того, с какой ноги встать, и чтобы испортить его, нужно очень постараться. Жена ещё спала, обняв дремлющую кошку. Он встал и прошёл в ванную. От избытка наполнявшего его солнца абсолютно непроизвольно, как будто по привычке, сделал зарядку. Принял любимый контрастный душ. Проведя рукой по щеке и вглядываясь в своё отражение в зеркале, подумал, что пора бы и побриться. Да. Будем бриться. Он взял и тут же отставил флакон с пеной. Нет. Раз уж бриться, то красиво! Старый, ещё дедовский настоящий помазок долго взбивал пену в мыльнице, наверно, удивляясь, что о нём вспомнили и он ещё кому-то нужен. Станок медленно скользил по щеке, и было видно, как ему нравится приводить в исполнение приговор семидневной щетине. Вкусный французский одеколон завершал творение, смешиваясь в коктейль настроения и щекоча щёки.