Страница 14 из 16
Жена перебила:
– Ну ты же всегда уважал евреев! У тебя столько друзей-евреев!
– Милая, у меня много друзей-евреев. Очень много! И я не про евреев. Ну как же тебе это объяснить, чтобы ты поняла… Вот смотри, есть великий русский художник Левитан. Он русский! Русский до последней своей клеточки! Хотя он еврей. Есть великий русский поэт Высоцкий. Хотя и еврей. Мой друг Володя Беркович русский. Хотя и еврей. Но он русский! Есть армянин Айвазовский, немец Фон-Визин, грузин Сталин, поляк Рокоссовский, и ещё тысячи и миллионы не русских по рождению. Но они РУССКИЕ. Все! И напротив – есть русский по рождению, но НЕ русский Горбачёв. Не русский Курбский, не русский Власов! Ты пойми, родная, русский – это не место рождения. Русский – это состояние души и мера любви к Родине и народу. Постарайся это понять. А я, с твоего позволения, всё-таки закончу про интеллигентов, – он улыбнулся и продолжил: – Пойми, милая, интеллигент – это человек, у которого нет Родины. Это пыль с её бескрайних дорог. Среди них очень много талантливых и даже великих людей. Тот же Бродский, например. Но они НЕ НАШИ. Как бы выразиться… О! Это грибы! Да, именно грибы! У них нет корней, мощных корней, которые питают соками своей земли, как у деревьев. У них грибница. Этакая своя паутина, в которой они живут, и на всё, что творится вне этой паутины, им насрать. Они смотрят свысока на те деревья, которые борются с ветрами, со снежной бурей, которые задыхаются без дождей и расцветают радостно по весне, которые дают жизнь сотням птиц и зверей, укрывая их от холода и давая корм, а в итоге умирают от старости, валясь буреломом, или падают, сражённые молнией или ураганом. А грибы просто смотрят и злорадно хихикают. Вот знаешь, родная, пострелял их Иосиф Виссарионович в своё время, за что от меня ему огромное спасибо… Разрядил грибницу. Кстати, и старшего брата моей бабушки Ольги Антоновны кончил. А знаешь за что?! Да за то, что он («суперпуперинтеллигент» – пажеский корпус, Санкт-Петербургский университет!) призывал крестьян в деревне, в своей бывшей деревне, где усадьба стояла, детей родившихся убивать, чтобы армию христопродавцев большевиков не плодить! Нормально? Интеллигент! Детей убивать! Как тебе? Слава Богу, что шлепнули идиота в 37-м. Хрущёв, правда, его оправдал – «невинная жертва сталинских репрессий». Ага! Та ещё невинность! А эти все? От Сванидзе до… как её там? Твоя манда… А! Хака Мада! Гозманы эти криворотые, собчачки, Ахеджаковы все эти тупоголовые… Они интеллигенты? Да пни это обоссанные! Шавки беспородные и безродные! Ты права Танюша, я не интелленет. Я столбовой русский дворянин. Мой род с 1325 года, ещё с Ивана Калиты, то есть без малого семьсот лет, как Москве служит. И я могу весь свой род на память перечислить. И крови нашей пролито столько, что ею можно море налить. И всех этих навальных-анальных со всякими сванидзами в нём сто раз утопить. И при этом мой любимый дед, это дед Петр, родом из простой деревни где-то под Тамбовом, так и будет моим любимым дедом. А его медали за Сталинград и Кёнигсберг мне дороже георгиевских крестов прадеда за Порт-Артур. И не потому, что я не уважаю прадеда или не ценю подвига Порт-Артура. Нет. Просто потому, что люблю своего деда. И никогда не предам его память, памяти бабушки своей Зины, и всего того, что они делали для меня, для страны. Это именно то, что и называется память рода. То есть РО – ДИ – НА. И так будет всегда! Сейчас я, потом Серёжка, потом его сын, потом внук и внук внука, и так далее. Всегда. На все времена. Вот такая, Танюшка, история про то, кто интеллигент, а кто нет. – Максим закрыл глаза, улыбнулся, успокаиваясь, и добавил: – А ты говоришь, Танюш, неважно, какая погода…
Он обнял задумавшуюся жену, мягко прижал и прошептал прямо в ушко:
– И какое кино ты хотела бы посмотреть?
За окном мелко, до мурашек противно стучал по отливу дождь. Весна явно не торопилась приходить в окутанный заразой город. И только нахохлившийся и будто переваривающий всё, что только что услышал, голубь, что-то бурча себе под клюв, задумчиво расхаживал по карнизу…
Шёл двадцатый день карантина…
День 21-й (17 апреля)
– Ладно, успокойся. Всё уже, всё. Не обижайся. Я, наверно, тоже лишнего наговорил. Всё. Ну бывает! Успокойся. Смотри, уже два ночи! Пора бы уже и поспать, – он обнял и поцеловал жену в щёчку. – Иди, я покурю и тоже буду ложиться.
…Страстная пятница встретила мелким снегом вперемешку с дождём, уже становившейся обыденной и от того ещё более страшной статистикой заболевших и молчаливо сидящим на карнизе голубем. И отсутствие где-то заблудившейся весны, и ставший уже почти членом семьи голубь, и привычный бубнёж диктора на экране уже настолько впитались в то, что принято называть уютом и стабильностью, что даже мысли о том, что всё-таки наступит когда-о весна, что когда-нибудь появится и солнце, что всё рано или поздно проходит, уже не успокаивали и не пугали, а просто пролетали через сознание, не оставляя никакого следа. Закончится? Конечно, закончится. Всё вернётся? Конечно, вернётся. Всё будет хорошо? Конечно, будет. Вопрос в другом – когда? А вот на это не мог дать ответа никто из живущих на планете. А раз ответа не существует, то зачем тогда вообще об этом думать. Ведь не думаем же каждый день о том, что в любой момент может взорваться вулкан Йелостоун и похоронить полпланеты. Не думаем. Вот и правильно. А вывод? А вывод один: наслаждайся жизнью сейчас. Вот в этот самый момент. Ведь помимо прогулок по весеннему лесу или субботнего матча «Спартака» есть миллионы книг, которые ты никогда бы не прочитал, есть тысячи фильмов, которые ты никогда бы не посмотрел. Есть, конечно, одна маленькая деталька, разбивающая всю эту конструкцию, – деньги. Точнее, их свойство заканчиваться. Но и тут можно подойти философически. Если ежедневно переживать на тему «где их взять», их всё равно не прибавится. А вот нервных клеток явно убавится. Поэтому, как говорится, будем бороться с геморроем по мере его наступления. Закончив внутренний психотренинг и допив кофе, он достал сигарету и нажал кнопку на пульте, прибавляя звук.
Подборка свежих новостей веселила и поднимала настроение. Такого калейдоскопа патологической тупости и управленческого кретинизма, которое демонстрировало человечество, не снилось ни Салтыкову-Щедрину, ни О. Генри. Возможно, только Ильф с Петровым каким-то краешком ещё зацепились, но и они, скорее всего, уже вряд ли смогли бы описать происходящее, если только не повторить уже бессмертное Лавровское «дебилы, блять».
Новости из Италии, где Шойгу заливал Бергамо спиртом, почему-то так вывели из себя гомосека и по совместительству президента Франции Макрона. Да так вывели, что он даже обиделся на Россию. Было, правда, непонятно, что послужило причиной обиды. То ли он не мог выдержать такое отношение к спирту со стороны русских, то ли понимая, что дать адекватный ответ у него не получится, так как поливать улицы шампанским или «Бордо» будет не совсем комильфо.
Следом за Макроном на экране появился мэр братской могилы с гордым названием Нью-Йорк. Брызжа в камеру слюной с такой силой, что захотелось надеть маску даже по эту сторону экрана, мэр наконец назвал миру виновника эпидемии. Не нужно было обладать фантазией Сальвадора Дали, чтобы догадаться, кто же этот негодяй. Конечно же, это злодей Путин! А кто же ещё?! Даже уже как-то странно было бы, если вдруг НЕ Путин. Нет, можно было бы подумать ещё, что это «Петров с Башировым». Но тут всё-таки масштаб – лучшая страна в мире. Конечно, Путин. Мэр рассказал всему миру, что Путин в течение десяти лет внушал американцам, что руки мыть не нужно, что жрать грязными руками хот-доги и бургеры – это правильно. А ещё он внушал через соцсети, что вакцинация – это зло, и всячески не давал строить в Нью-Йорке канализацию и хлорировать воду. Исключительно только поэтому теперь в парке роют братские могилы, а на авианосце заразились две тысячи человек. Уловить связь авианосца и канализации было непросто, и на экране уже появился другой сюжет из Америкос-сии. Лучший президент в истории Америки вещал миру, что пик пройден, подтверждая это убийственной статистикой – всего две тысячи трупов вместо трёх за сутки. Поэтому он считает, что пора возобновить чемпионат по бейсболу, а то даже ему нечем заняться вечерами.