Подземные воды

Всего гитар было три.

Старая отцовская акустическая гитара. В детстве Влад любил подёргать за её нейлоновые струны, извлекая замысловатые гулкие звуки. Возможно, отсюда и растут ноги его страсти к магии нот. Когда мать осознала, что терпение мужа лопнуло, и она осталась без объекта для нападок, денег, да ещё и с дерзким щенком в придачу, она устроила местечковый апокалипсис. Все вещи отца, которые он не успел вывезти, были преданы огню, разрезаны, растоптаны, разбиты. Но гитара каким-то чудом осталась цела, спрятавшись на антресолях за пузатыми чемоданами.

Вторым инструментом была бюджетная копия знаменитой электрогитары Gibson Les Paul, с которой началась его музыкальная карьера. В старших классах, в отличие от своих сверстников, которые вечерами шатались по дворам, с трудом наскребая денег на полтораху пива и набравшись хмельной храбрости, подкатывали к развязным девчонкам, всё свободное время Влад проводил с гитарой. Она стала его лучшей подругой. Вместе они подошли к подножью музыкального Эвереста и шаг за шагом, соскальзывая и оступаясь, поднимались на его вершину. Но для более качественного и интересного выступления требовался инструмент поинтересней.

И вот появилась она – жемчужина его музыкальной коллекции – профессиональная японская гитара цвета воронова крыла, на которой он отыграл почти все концерты на пике славы. Она часто мелькала на фотосессиях группы Heartburn’s в руках брутального бородатого парня. Владу было обидно до слёз, когда однажды проснувшись с раскалывающейся головой, будто нашпигованной железом и засунутой в МРТ сканер, он заметил на передней деке гитары свежие царапины. Память отказывалась открывать тайну прошедшей ночи, и ему пришлось смириться с тем, что он сам увечил гитару. С яркими стикерами она стала смотреться ещё лучше, но Рокот-то знал, что это не украшения, а пластырь, прикрывающий шрамы на лаке.

Он любил свои гитары. И пускай все скажут, что это полный бред, но Влад был уверен, что чем ласковей музыкант обращается со своим инструментом, тем податливей тот становится в его руках.

Пока Рокот метался по квартире, выискивая относительно чистую одежду, телевизор работал фоном. Документальная передача о жизни гималайских медведей, прервалась экстренным выпуском криминальной хроники. Постоянно кто-то кого-то резал, насиловал и истязал. Громкие новости, от которых раньше стоял на ушах весь мегаполис, нынче стали обыденностью. За последние три месяца произошло пять убийств – тоже существенный повод свалить из этого гнилого города, на чьих асфальтовых грядках, подкармливаясь бытовым насилием, алчностью и больными желаниями, активно взращиваются самоубийцы, извращенцы и садисты. А ещё этот новоявленный маньяк, на чьём счету было уже три жертвы, затягивающий на шеях несчастных металлическую гитарную струну. Этакая визитная карточка, из-за которой на каждого музыканта покупающего струны тут же начинали подозрительно коситься, и исподтишка фотографировать на смартфоны. На всякий случай.

Время. Пора было выходить, иначе он опоздает на поезд. Надев чёрные джинсы с тяжёлой цепью, висящей на левом бедре и чёрную же майку с белым значком анархии на груди, Влад сунул в карман немного денег и билет на поезд. На словах репортера “…ударом молотка…”, он выключил телевизор, кинул пульт в сторону дивана и, напялив кеды, окинул напоследок грозным взором свою квартирку, которая уже совсем скоро станет для него чужой.

4

Дорожные пробки сильно подточили позитивный настрой Рокота. Из-за какого-то пергидрольного малолетки с кривым глазомером, не рассчитавшего расстояние и чуть коснувшийся зеркалом своего спорткара бочину тонированного гелика, он чуть не опоздал на поезд.

Перепрыгивая через несколько ступенек в подземном переходе, он выскочил на платформу и в последний момент юркнул в закрывающиеся двери вагона, заслужив недовольный взгляд пухленькой проводницы. Едва Влад прошёл из пропахшего дешёвым табаком тамбура в салон, как состав тронулся.

Раздраженный и запыхавшийся он сел на свободное место у окна и осмотрелся. Его попутчиками были в основном пожилые люди с внуками и внучками. Подходил к концу дачный сезон и дачники активно пожинали то, что посеяли. Поездка обещала быть долгой и скучной, поэтому Рокот достал любимые наушники-капельки, вставил их в уши и, нажав пару кнопок на плеере, уткнулся лбом в холодное стекло. Под мерный стук колёс, перекликающийся с ритмом бас-бочки, Влад задремал. Поезд периодически останавливался, входили новые порции дачников.

Кто-то потеребил его за плечо. Вздрогнув от неожиданности, Влад отлепился от окна и увидел перед собой плешивого улыбающегося старичка, упакованного в выцветший камуфляжный костюм. За спиной старика болтался внушительный серо-зелёный рюкзак с большой заплатой на протёртом днище. Его морщинистую тонкую кожу густо покрывали темные пигментные пятна. Старичок что-то говорил, но Влад не слышал его из-за наушников.

– Что? – спросил он, освобождая уши.

– Можно здесь присесть? – ответил старичок, указывая правой рукой на свободное место рядом с Рокотом. – Спрашиваю, свободно тут?

– Свободно, – буркнул Рокот, исподлобья посмотрев на невольного попутчика, и хотел снова отвернуться к окну, но не тут-то было.

– В наши дни увидеть молодого человека в пригородной электричке большая редкость, – защебетал старик. – Да ещё в такой ранний час. Нынче ведь все в интернетах сидят или утыкаются на весь божий день в ящик. Кто посостоятельней по курортам ездит, правда, там та же история – тоже в интернетах сидят. Зачем вообще уезжали? У них вся жизнь в этих… в фонах. Мне внук на днях заявил, что хочет стать каким-то блохером. Я спросил, что это за зверь? Звучит как-то не прилично. Он объяснял что-то про какие-то блоки, да я не понял толком ничего. Говорю, может лучше строителем, как батя. Только морщится. Эх, никто не хочет старикам на даче помогать. А мы мрём, как мухи. Ряды ценителей чистого воздуха и русских просторов практически не пополняются, – старик говорил высокопарно с воодушевлением, но все-таки старость брала свое и он, путаясь в хаосе собственных мыслей, не мог уже логично и последовательно высказать случайно подвернувшемуся попутчику всё то, о чём наболело на его древней душе.

Влад предусмотрительно молчал, искоса поглядывая на старика, пока тот не вынудил его вступить в разговор.

– Куда едешь-то?

– В Вязново, – сухо бросил Рокот, понимая, что стал жертвой изголодавшегося по живому общению одинокого старика, который может бесконечно хулить современную молодежь.

– Что-то вроде слышал. Далеко ехать тебе? Хотя не важно. Давай знакомиться! Меня Захар Петрович звать. А тебя как величать? – поинтересовался болтливый старичок, протянув руку.

Рокот пренебрежительно пожал сухую мозолистую ладонь.

– Владислав.

– Как-то ты Владюша одет не по нашей моде. В гости, поди? Там ведь и гадюки в высокой траве, слепни, клещи. В лес в такой одежде не суйся. Хотя бы сапоги высокие добудь, да голову панамой прикрой.

У Рокота не было никакого желания разводить полемику с настырным дачником. Хотя, он прекрасно понимал, что для этого старика разговоры со случайными встречными являлись одной из немногих оставшихся радостей бытия. Старик увлечённо чесал языком, перепрыгивая с одной темы на другую, потом замолк на полминуты и вдруг толкнул Влада локтём.

– Я, конечно, уже далеко не всё в этой жизни понимаю, но кое в чём ещё смыслю, – практически шепотом произнес Захар Петрович и хитро улыбнулся, обнажив вставную челюсть. – И, по-моему, вон та девица в начале вагона, на тебя засматривается. По-крайней мере, уже минут пять неотрывно глядит в нашу сторону и явно не я привлёк её внимание.

Рокот проследил за взглядом Петровича и встретился глазами с рыжей девушкой в неброском белом платье с голубой ленточкой на поясе. Миловидная мордашка, но не более того. Её пронзительный взгляд бесцеремонно сканировал Влада.

– Ух, как глядит! Будь я помоложе… Уж я бы за ней приударил. Ни одного шанса бы тебе не оставил, – раскудахтался старик, аж раскраснелся.