Страница 9 из 15
Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не грянула перестройка, а вместе с ней и эпохальные изменения в стране. Я плохо разбирался в происходящих тогда событиях, да и не особо к этому стремился. Но однажды вдруг понял: «Я свободен! Пришло время, и я могу жить так, как хочу, и больше не зависеть ни от каких условностей».
Наступало время романтиков. Мы выбрасывали членские билеты и учетные карточки, мы получили свободу выбирать. Только вот свобода выбора оказалась для многих из нас, не подготовленных к нему, жесточайшим испытанием. Вокруг нас разваливались целые отрасли, рушились предприятия, новейшее заводское оборудование отправляли на металлолом. И в то же время не чувствовалось отчаяния, самое главное – народ повалил в храмы. Мы шли креститься.
Помню, как в нашем храме отец Павел крестил за раз чуть ли не по сотне человек. Не могу себе представить, как бы я сейчас справился с такой ситуацией. Повсеместно люди требовали открытия храмов и на свои тогда еще скудные средства восстанавливали разрушенные церкви. Ходоки из многих мест ехали в епархии и требовали:
– Дайте нам священника!
Это так понятно, что при каждом храме должен быть священник, но только где их было взять, да еще в таких количествах? Священник – это все-таки «штучный товар». Его сперва вырастить нужно, да желательно бы при алтаре. Обучить; и не только как правильно служить, хотя и этому приходится учиться всю жизнь. Священник еще и народ наставлять должен, самому главному учить – евангельскому слову и евангельскому делу. Но тогда было не до жиру – хотя бы просто начать служить.
Стали рукополагать практически всех, кто был способен произносить ектении и был мужем одной жены. Не обходилось без казусов.
У нас наподобие анекдота ходил рассказ о том, как рукоположили в диакона одного молодого человека, и тот, когда ему велели читать на службе Апостол, вдруг заявил, что книга, мол, эта не православная и читать он ее не станет. На недоумение священника молодой диакон показывает:
– Так вот же написано: «конец всем святым».
Это старинная помета, указание для чтеца, где заканчивать чтение на праздник Всем святым, а батюшка диакон, как человек православный, святых почитал и, естественно, «кончать» их не мог. Кстати, мне тогда же встречался священник, действительно не почитавший святых, а другой батюшка принципиально не прикладывался к иконам. Всего хватало. Через несколько лет нам все это аукнулось. Но то потом, а в те годы мир казался весенне-радужным.
Приезжаешь в Москву, выходишь на станции «Арбатская», и вот они, кришнаиты. Красавцы. Размалеваны под индейцев – или под индийцев? Молодые ребята и девушки, чем они занимались у входа в метро? До сих пор не могу понять. Маленькие детки с бритыми головками и разрисованными мордочками. Книжек своих никто из них мне не предлагал. Однажды со мной из Москвы в электричке ехал целый вагон кришнаитов. Хорошие такие ребятки, но очень уж чудные.
Здесь же, возле кинотеатра «Художественный», суетятся «цхашники». «Церковь Христа» – так они себя называют. «Вы хотите получить ответы на самые важные вопросы в жизни?» Конечно, хотим, только знаешь ли ты ответы на эти самые вопросы, дружок? Больно уж у тебя вид жалок. С такими глазами все чаще у церкви попрошайничают, а не человечество спасают.
Никогда не забуду ребятишек из «Белого братства», вот тех мне действительно жалко. Вроде неглупые лица, а нацепили на себя простыни и стучат в маленькие медные тарелочки. Вовсю пиарят свою «богиню» с коброй на голове. И ладно если бы только они. Открываешь газету, какой-нибудь «Труд», уважаемое некогда издание. А там на всю страницу: маленькие человечки слетаются к большому человеку, стоящему на облаке. Это «белобратчики» встречают своего бога на небесах. Под картинкой реклама конца света с конкретной датой «полета».
Шутки шутками, но в одной столичной газете в разделе криминальной хроники читал, что в Москве бабушка голову себе сломала, как же ей конец света встречать. В обозначенное время легла она на кровать. Лежит, ждет, а входную дверь запирать не стала. Должны же как-то к ней ангелы попасть. Простая душа, привыкла верить любимой газете «Труд». Заходят два мужика, глядят на бабушку. А та им:
– Ну вот, уже и ангелы прибыли. Сразу полетим?
«Ангелы» тут же смекнули:
– Полетим-полетим, только из вещей кое-что собрать нужно.
И кого потом винить? Этих «ангелов», комсомольскую «богиню» с коброй на голове или газету «Труд», что печатала всякую ерунду?
Нет, все-таки хорошее было время. Наше предприятие окончательно развалилось, и я ушел работать на железную дорогу простым рабочим, как Славкин отец. Крестился, стал ходить в храм, пел на клиросе и был счастлив. Через несколько лет поступил учиться в богословский институт. Сегодня это уже уважаемый университет, а тогда нас было мало, и мы все любили друг друга – и студенты, и преподаватели.
Сейчас иногда возвращаюсь памятью в те годы – годы романтиков, годы поиска. Никогда уже больше в храмы не приходило столько людей, как тогда, в начале девяностых. Сколько одних москвичей ехало в далекие епархии – принимали сан, служили в деревнях, поднимали разрушенные храмы. Годы прошли, многие перестали быть романтиками, суровые будни все расставили по своим местам. Но кто-то все равно научился летать.
Каждая эпоха имеет для меня свой зримый образ. Годы революции ассоциировались с крейсером «Аврора», Великая Отечественная война – с плакатом «Родина-мать зовет», а вот начало 90-х у меня неразрывно связано с такой картинкой: время полдень, подземный переход от метро «Арбатская» к Новому Арбату. Народу в переходе – как сейчас в метро в час пик. Еле идем, дышим один другому в затылок: пробка. Людской поток, медленно поднимаясь вверх по лестнице, вынужден обтекать какое-то препятствие. Подхожу ближе, а препятствие – это бомж. Сидит здесь же на ступеньках и читает книжку.
Думаю, чем же ты так зачитался, человече? Пробрался к нему и заглянул через плечо, – а это Евангелие от Луки. Вот он, наш тогдашний символ: спившийся и обобранный человек, утративший человеческий образ, сидит против сметающего все на своем пути людского потока с Евангелием в руках. И поток ничего не может с ним сделать. Ругается, толкает, но смиряется и вынужденно обтекает его, словно утес, и в этом мне до сих пор видится надежда.
Размышляю над своей судьбой. И понимаю, что если когда-нибудь у какого-то человека даже по совершенно непонятной для него причине появится малейшее желание быть с Ним – или даже не желание, а просто вырвется невольный вздох сожаления, что до сих пор это не так, – то в тот же миг Христос немедленно выйдет ему навстречу. Пройдет сквозь тернии и годы, чтобы ответить на этот вздох, и сделает все от Него зависящее, чтобы эта встреча обязательно состоялась.
Танец
Главным делом любого священника, естественно, является молитва. Это молитва и в храме, и молитва за его стенами. Всякая молитва освящает мир, делает его немного чище и добрее. Она вносит смысл во всю человеческую жизнь, от рождения ее в мир и до ухода из него. Человеку важно прийти в земной мир физически здоровым, чтобы иметь способность жить и реализовывать свое предназначение. Важно подготовиться и к рождению в тот мир. От состояния здоровья души зависит и место ее пребывания в вечности.
Задача священника – подготовить человека к этому рождению. Как повитухи помогают малышу войти в наш мир, мир конечный, ограниченный временными рамками, где мы только учимся быть людьми, так и мы, священники, берем на себя роль повитухи, но только при рождении души уже во взрослое, подлинное бытие. Только люди больше ценят жизнь временную, земную, ту, что можно потрогать руками, особо не задумываясь о вечном. Потому и нас, священников, чаще призывают только к умирающим – тогда, когда уже все кончено и очередная неудачная попытка взмыть на небеса, увы, закончилась падением. Ему лететь, а крыльев нет или сил не хватает, за жизнь свою так ничего и не скопил.