Страница 24 из 25
На встречу Куратник подъехал на десять минут позже назначенного срока.
– На опоздание это по-любому не тянет! – горячился он. – По московским меркам, считай, даже раньше приехал! А все ваши коллеги постарались.
Выяснилось, что в субботу на въезде в Долгопрудный дежурили два экипажа ДПС.
– Передо мной сразу троих приняли, – усмехнулся Куратник. – Ваших тоже можно понять: суббота же, а жить-то всем надо. Короче, пока всех нас продули и по базам пробили, минут двадцать потерял. Уж и в ноги им падал: «Братцы, говорю, клиент ждёт! Крупный! Что я, идиот, что ли, с пиротехникой пьяным за руль садиться!» А они только лыбятся в ответ: «Извините, придётся подождать». Вежливые, блин, такие. Прилетел на точку, думал, щас начнется обычное: «Где вас носит? Я тут уже час жду!» – а там и нет никого… Выдохнул, глянул вокруг – ну такая дыра, каких я ещё и не видывал!
Он все-таки начал выгружать коробки, опасливо оглядываясь и не глуша двигатель. У него закралось подозрение, что вот-вот из-за гаражей появятся заросшие шерстью долгопрудовцы с пращами и дубинами.
В двенадцать пятнадцать он начал нервничать.
В двенадцать тридцать пять проклял непунктуальных тупых баб, Долгопрудный, себя, побросал коробки обратно и уехал.
– Я ей, твари, звонил, она трубку не брала.
– Не брала или абонент был недоступен?
– Не брала. Если б недоступен, я бы сразу понял, что ловить здесь нечего. А так был шанс, что либо ещё рулит где-то, либо проспала и сперва будет кудахтать-извиняться, а потом примчится. Только лишние полчаса потерял, идиот!
Бабкину все-таки удалось из него выжать еще кое-что. Оксана Баренцева совершенно точно планировала запустить фейерверки на промзоне. Расплатиться она собиралась наличными, а не переводом на карту. Кроме того, Куратник потребовал тысячу сверху за доставку и запуск, вернее, подготовку салютов к запуску, и Баренцева согласилась без торга.
– Надо было догадаться, что она меня кинет, – с горечью говорил Куратник. – А я… Всю жизнь людям верю, как дурак!
– Зачем запускать фейерверки на промзоне? – вслух подумал Сергей. – А главное, днем?
– А я знаю? – Куратник, решив, что вопрос обращен к нему, раздраженно фыркнул. – Ну, дура баба, что с нее взять.
– Может, тестовый запуск? – предположил Татаров. – Когда у ее дочери день рождения?
– Как раз вскоре, – встрепенулся Бабкин, вспомнивший, как Жанна плакала: сестра пропала перед днем рождения дочери, что же они будут говорить Леночке.
– Ну, вот! Типа репетиции, почему нет!
– Э-э-э… Мужики, извиняюсь, не катит, – вмешался слушавший их Куратник. – Я ей предложил карту постоянного клиента, типа, хорошая скидка на следующий заказ. Она ответила: не надо, это разовое развлечение. И еще смеялась.
4
– Макар, объясни: зачем заказывать фейерверки, чтобы выпустить их над промзоной? – спросил Сергей.
– Расцветить унылые будни Долгопрудного? – предположил Макар.
– Рыло бы тебе расцветить, – вздохнул Бабкин и ушел варить кофе в турке на плите.
Плита была электрическая, он перекипятил кофе, а главное, так и не придумал, для чего нужны взрывающиеся облака «Муромца» и «Суперстара».
– Самое простое, – сказал Илюшин у него за спиной, – это выяснить, нет ли у кого-нибудь из ее подруг квартиры в Долгопрудном, в которой окна выходят на промзону. Если подруга отмечает в субботу день рождения, чем ее можно обрадовать? Например, неожиданным салютом.
Бабкин огорчился, что эта простая мысль не пришла ему самому в голову. «И все-таки, почему днем, а не вечером? Боялась оставаться по темноте в таком месте одна?» Что-то здесь было не так.
– И почему бы не допустить, – продолжал Макар, – что это реализация детской мечты.
– А зачем ее нужно было реализовывать в таких условиях?
– Может быть, не нашла других. Здесь вокруг деревья, Баренцева могла бояться пожара. А до Долгопрудного и ехать недалеко, и место относительно безопасное. В конце концов, она, может, хотела сохранить свой маленький праздник втайне от близких.
– Отмечала десять лет любовной связи?
– Например, – согласился Макар.
Пока Сергей морщился, пытаясь маленькими глоточками протолкнуть в себя кофе, Илюшин позвонил Жанне. Некоторым утешением послужила для Бабкина его вытянувшаяся физиономия.
– Никаких подруг в Долгопрудном. Может, конечно, Жанна не в курсе…
Он придвинул табуретку и сел. Лицо у него было такое растерянное, что Бабкин сжалился.
– Сварить тебе кофе?
Он ждал, что Макар проедется насчет бурды, но тот пробормотал:
– Фейерверки. Заказать и не приехать. Что ты сказал? Да, свари, пожалуйста, все равно пока спать не собираюсь.
Вдвоем они осмотрели комнату Оксаны. Не нашлось ничего, что могло бы объяснить ее исчезновение. Жанна сказала, что всю переписку ее сестра вела с телефона. Аккаунта в социальных сетях у нее не было.
– Если в почте что-то найдется, – сказал Бабкин, осматривая содержимое выдвижных ящиков, – Татаров позвонит.
Украшения, духи – Оксана любила парфюмерию и держала два десятка флаконов в шкафу, – любовные романы в мягких обложках, мягкие игрушки, забытые ребенком, наручные часы, массажер…
– Где рабочие документы? – спросил Макар.
– Татаров увез. Ты что-то нашел?
Илюшин держал в руках длинную прямоугольную коробку матового черного цвета.
– Портативный принтер, – сказал он.
– Ну, ничего удивительного для женщины ее образа жизни. Мало ли, что ей требовалось распечатать в поездках!
– Да, только что он делал на подоконнике, за шторой? Выглядит так, словно она сунула его туда в спешке и забыла.
Ни сестра, ни муж, ни брат ничего не могли сообщить о принтере.
– Ой, я его впервые вижу, – удивилась Жанна. – Не знаю, зачем он ей понадобился.
– Вы не замечали, чтобы Оксана им пользовалась?
– Никогда. А это точно ее?
Бабкин снял отпечатки. Они принадлежали Оксане.
Он не видел ничего странного в этой находке.
– Я все равно не понимаю, зачем он ей нужен, – сказал Макар, запирая комнату.
Сергея кольнуло неприятное ощущение, что, отвлекшись на принтер, они что-то упустили, но тут позвонила Маша, и комната Оксаны Баренцевой вылетела у него из головы.
5
«Все ходят с сотовыми, хоть гопники, хоть наркоманы, – повторил про себя Илюшин слова напарника, – и за каждым остается след; за любой проплывающей рыбой тянется невидимая ниточка, можно вообразить мир как перекрестье этих линий, путаницу узлов, сгустившуюся штриховку рыбьей стаи, замершую тысячеголово – и вновь разбегающуюся одиночными чиркающими серебристыми следами. Каждый телефон уникален. Он безостановочно подает сигнал. Если бы в две тысячи первом была такая система пеленга телефонов, как сейчас, можно было бы не объезжать заправки, не демонстрировать сотрудникам пустую канистру, не таращиться до покрасневших глаз в мутную запись с камер. Достаточно было бы распечатки от телефонистов. Там, на этой распечатке, была бы записана вся история: как два телефона двигались навстречу друг другу, столкнулись и целых пять или даже шесть минут находились рядом. Как второй уплыл прочь, к другому телефону, только что вернувшемуся из детского сада или магазина, а первый остался лежать на пустыре. Даже если ты успел смыть кровь с ботинок, а лучше – выкинул их, уничтожил, съел вместе со шнурками, – попробуй-ка объясни, добропорядочный гражданин, стоящий перед нами в одних носках, как получилось, что ты провел пять минут рядом с жертвой? В то самое время, когда, согласно экспертизе, жертва принимала смерть от монтировки? Молчишь? То-то и оно».
Обогнув альпийскую горку, Макар прошел по мощеной камнем дорожке. Пахло смолой и поздними августовскими травами – знакомый горьковатый запах, он даже огляделся в поисках пижмы или полыни. «Надо бы Маше позвонить», – подумал он ни с того ни с сего.
Минуту спустя Илюшин постучал в дверь гостевого коттеджа, который занимала женщина со странным именем Василика.