Витки времени

Мы подлетели к ближайшим воротам, остроконечному полукругу, темно-зеленого, почти черного цвета. И правда, мы еще раз посмотрели на каменные стены и на равнину, чтобы убедиться, что они другого цвета, да — они были черные и блестящие. Ворота имели зеленый оттенок практически по всей своей площади, за исключением самой середины, где сиял бледно-голубой овал какого-то металла. Светился он сам по себе, но на ощупь оказался холодным, жутко холодным. По краям ворот проходила узкая полоска из чистого золота, с миллионами выгравированных на ней причудливых узоров.

При ближайшем рассмотрении, на самой стене не обнаружилось ни одного стыка, ни одного блока или паза. Она казалась целиком высеченной из плато, как вырезают храмы в камне гранитных гор.

И на каждом квадратном сантиметре поверхности стены извивались линии изысканных узоров, настоящий лабиринт, с углами и дугами, невероятно изящный и очень четкий, весь выполненный в одном ключе, но, тем не менее, мы не заметили ни одного повтора. Всегда было какое-нибудь, едва заметное, изменение, которое нарушало однообразие и придавало новые очертания. В целом это было чудесное и удивительно красивое зрелище.

К сожалению, нам пришлось продолжить путь, поскольку еще столько всего предстояло исследовать. Мы вошли на первую террасу, пол которой был столь же ровный и гладкий, как и сама равнина, и стали продвигаться ко второй и окантованному золотом проходу, по мостовой, которая была словно из цельного куска камня. Проем закрывался диском из прозрачного хрусталя, через который мы могли увидеть черный цилиндр коридора, ведущий в кромешную тьму. Вдалеке озаряло стены едва различимое, слабое красное свечение, хотя, возможно, нам просто показалось.

Ближе к концу дня, когда огромное зеленое солнце стало садиться, мы приблизились к тонкому коническому шпилю на вершине города, сделанному из того же твердого, черного камня, что и стены пирамиды под ним, величественного здания, увенчанное шпилем. Шпиль был гладкий, основание его занимало почти половину площади верхней террасы, а острый кончик находился практически в семидесяти метрах над нами. А еще выше, в трех-четырех метрах над ним, в воздухе парил шар.

Кристальный шар, около пятнадцати метров в диаметре, неподвижно висящий над вершиной города. Он был бесцветный, прозрачный, идеальной формы, но, тем не менее, в самом его центре мы заметили очень слабый розовый огонек, особенно прелестный после темной угрюмости стен и безжалостного зеленого света звезды. Пока мы им любовались, огонек, казалось, увеличивался, охватывая все больший объем. Затем, когда огромное солнце утонуло в маслянистом море за скалами, розовое сияние полностью расцвело, став большой, с отражающимися в ней звездами, жемчужиной пульсирующего алого пламени, которое купало холодные суровые террасы города в мягком рубиновом свете. Встревожившись, мы улетели обратно в темноту, вне досягаемости красного света. И как только удалились, из шара вырвался пучок бледно-фиолетового пламени, словно палец, направленный в пылающие небеса. Факел все рос и рос, то бледнея, то снова приобретая цвет и пульсируя, со временем все же перестав расти. Затем он внезапно запел, очень тонко и пронзительно, и, хотя был негромкий, пробирал до мозга костей. Пока он пел, диски из кристалла, перегораживающие проходы, вошли в предназначенные для них пазы, скрывшись во тьме. Врата города открылись.

Долгое время мы с нетерпением ждали, что из них выйдут обитатели огромной пирамиды. Потом, поскольку ничего такого не произошло, мы подлетели к ближайшему входу. И вдруг нас стал засасывать в черную пасть круглого прохода мощный поток воздуха. Нас затянуло в зияющую дыру и понесло между бесконечными светящимися стенами, затем вышвырнуло вновь на открытый воздух, где мы сумели вырваться из потока, теперь уже горячего. Какое-то время мы просто висели неподвижно, пытаясь понять, что же произошло, а затем док поманил меня к себе. Он указал на длинный коридор, ведущий к тускло освещенному красноватым огнем месту, где проход разделялся на три. Те два, что были в центре и слева, оказались перегорожены хрустальными дисками. Из правого прохода вырывался поток воздуха. Через некоторое время, круглая дверь перегородила его пасть, а левый коридор, наоборот, открылся, засасывая ночной воздух. Нас качало из стороны в сторону, в зависимости от того, в какую сторону дули потоки. Снабженные такими хрустальными клапанами коридоры, разветвляющиеся на три других, виднелись повсюду, а чем они заканчивались, мы не видели, поскольку они были слишком длинными.

— Эта штука дышит! — прокричал док сквозь воющее пламя и плач ветров.

В ужасе я посмотрел на него.

— Оно живое? — спросил я.

— Нет, нет. Это какой-то механизм, система вентиляции города или того, что расположено под ним. Планета, должно быть, полая. Наверное, на ней стоят сотни или тысячи подобных сооружений, засасывающие свежий воздух и выдыхающие спертый, как только настает ночь. Пламя — это сигнал. Клапаны открываются от определенной ноты, так же, как мы свистом зажигаем лампы или как я подозвал цилиндр. Как оно устроено, я понятия не имею, возможно, с помощью какого-нибудь электрического феномена, но вот в предназначении я уверен. Приложи ладонь к стене. Чувствуешь?

Я подчинился. Действительно, я, хоть и с трудом, но ощущал биение огромных насосов, втягивающих животворящий и изрыгающих загрязненный воздух. И вдруг мне пришла одна мысль.

— Док! — закричал я. — Наверное, они похожи на нас! Они тоже дышат!

Он покачал головой.

— Вовсе необязательно, — ответил он. — Они могут питаться воздухом, такую способность люди когда-то приписывали хамелеону. Может, они выделяют из воздуха определенные газы, чтобы использовать их в качестве топлива для своих машин, или чего бы там ни было. Воздух может использоваться в пневматических системах. Все может быть, кроме того, что они им дышат. Люди, на самом деле, те еще уродцы. Да ты знаешь это, Джек. Существа внизу, вероятно, даже не органические. Я почти уверен в этом.

— Док! — позвал я после пары секунд молчания.

— Да?

— Мы пойдем туда? Посмотрим, как они выглядят?

— Это наш долг, как ученых, Джек.

— Знаю, но какой в этом смысл? Не будет ли это бесполезной тратой времени?

— Нет ничего бесполезного, Джек. Пора бы тебе уже это понять.

— Да... наверное, так. Но не застрянем ли мы там? Чем мы тогда сможем помочь нашему миру? Да и как мы туда попадем? Средние клапаны всегда закрыты.

— Не забывай, что у нас есть резонаторы. Если нам станет туго, можем использовать их. Что касается попадания внутрь, ты разве не помнишь свечение, которое мы заметили еще днем. Я думаю, что центральный проход открыт в дневное время. Войдем утром, как только насосы остановятся, и подождем, пока он не откроется.

— Согласен. Когда начнем?

— Ну, через часов двенадцать. Ты же помнишь, что ночи здесь в два раза длиннее, чем на нашей планете. Давай вернемся, немного поедим и подремлем. Нам нужно подкрепиться. И нам придется надеть шлемы, или, по крайней мере, взять их с собой, потому что, вполне возможно, нам предстоит использовать резонаторы.

— Полностью согласен, док. Легкий перекус мне совсем не повредит.

НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ мы вернулись в яму и приготовили все необходимое.

За два часа до рассвета, электрический будильник дока легким толчком разбудил нас. Нацепив шлемы и тщательно осмотрев генератор, мы надели приличного размера рюкзаки и отправились в путь. Сфера потухла, как только мы, сломя голову, пронеслись через врата на верхней террасе. Хрустальный диск с грохотом перегородил за нами проход. В другом конце темного, короткого коридора виднелась развилка, где медленно открывался центральный клапан. Мы осторожно подлетели туда и, попав внутрь, глянули вниз.

Мы вглядывались в глубокую шахту с такими гладкими стенами, что, казалось, они были выжжены в черной горной породе. Под нами были километры пустоты, ведущие прямо к центру планеты. И где-то там, в глубине шахты, виднелся источник розового свечения, заполнявшего темный проход различными оттенками красного, что позволило нам увидеть разветвляющиеся коридоры вентиляционной системы и широкую наклонную плоскость, тянущуюся от плато и зеленых ворот до розоватой дымки внизу.