Страница 20 из 56
Нас положили на золотой помост, Торвальда и меня, в то время как из чаши света доносился печальный шепот чудесной музыки — печальной, словно просящий прощения. Из розоватого водоема к нашим ногам поднялся шар серебристых нитей. Он раскрылся, словно гигантский распустившийся бутон, и там, в люльке, уютно свернувшись калачиком, лежал Гектор. Гектор зашевелился и проснулся, но в его глазах я увидел совсем не то, что ожидал. Он был в сознании и обладал волей к жизни, но не в нашем мире. Он двигался, думал и чувствовал в ином измерении — измерении черных существ.
— О, Клеон, не отчаивайся. Прошло слишком много времени. Я боялся, что так и случится... я уже видел, что бывает с людьми после пламенного поцелуя Темных. Гектор живет, как и мы, но живет в их мире. Надежда еще есть, Клеон. Так уже случилось... однажды... и это применяется только в крайних случаях. Если получится, — он станет таким же, как прежде, но только одним из Поющих, и навсегда освободится от Темных. Думаю, — они попробуют. Они очень добры. И ты должен добровольно отдать его им.
Гектор поднялся на ноги и прошел мимо нас, словно во сне. За ним заструился поток розового света, окружая и поднимая нас. Теперь я увидел источник органных звуков, которым отвечали Поющие. Как огромный сапфир, ограненный и украшенный другими драгоценными камнями, но, тем не менее, из податливого голубого сияния, парил он — отец, правитель, бог Поющих. Над ним собирался розовый свет, образовывающий голубой нимб над лазурным пламенем, в середину которого нас принесли. Я дотронулся до сапфира, ощутил его теплоту и огромную жизненную силу с бесконечным пониманием, и в мою голову пришла мысль о том, что разрушил Гектор в Алом Городе — аналог голубого сияния черных созданий из пара, и во мне зародилось сочувствие к расе, утратившей своего бога.
Далеко внизу, на помосте, Гектор стоял, как мраморная статуя, обращенный лицом к голубому свету. В туман, окружавший Гектора, стал падать фонтан серебристого пламени, вырвавшийся из сапфирового шара, затем он превратился в светящийся дождь, который затопил моего соратника с ног до макушки. И тут меня обуяла тоска, сильное желание объединить мои жизненные силы с Поющими, излить их серебряным потоком на того, кто стоял внизу. Все плотнее и плотнее становился дождь жизни, падая на Гектора огромными волнами и полностью затапливая его. Затем Гектор стал подниматься над золотым полом, и, когда он приблизился, серебристый поток прекратился, и я увидел в глазах Гектора сущность Поющих. Вместе с розовой дымкой, Гектора вынесло из храма, а мы с Торвальдом остались в опустевшей чаше, наблюдая, как из золотого зала вытекает жизнь. Затем все исчезло, мы устало побрели по коридору, туда, где нас ждали гребцы.
В ТЕЧЕНИЕ последующих дней мы занимались только тем, что изучали золотой город или глазели на бушующий поток, все еще ревущий внизу. Торвальд сказал, что в горах, неизвестно, как, был прорезан глубокий и узкий канал, через который море прорвалось, затопило болота и понеслось в бездну. Но море большое, а канал невелик, и еще не скоро люди Туле смогут опять вернуться домой. В золотом городе было много таких, как Гектор — живущих в человеческом теле, но являющихся частью народа из розового света — Поющих. Они бродили по улицам и садам, мир и знания светились в их глазах, и временами я не мог не завидовать им.
Я не переставал удивляться созданиям из света. К ним, даже больше, к существам из пара, подходили три моих критерия совершенства жизни. У Темных преобразование энергии оказалось на таком уровне, что мы и мечтать не могли, но в нем всегда было какое-то искусственное напряжение, в то время, как здесь собиралась розовая дымка, падал серебристый дождь, и все с непогрешимой естественностью, которая лежит за гранью моего понимания — плавно, без всяких усилий, совсем как свет. В черном тумане было единство, на которое Человек и близко не способен, но возможности отдельных существ — ограничены. Различия видны невооруженным глазом. В Алом Городе черный туман струился по улицам отдельными сгустками, объединяясь только в особых случаях. Здесь, за золотыми стенами и на мостовых, сияющих сквозь окутывающую их розовую дымку с серебристыми нитями, которая была повсюду — от нижнего до самого верхнего уровня, непрерывная, без единой отдельной частицы, но, тем не менее, являющаяся целым народом, а не одним созданием. Наконец, Предназначением Существ, в чем бы оно ни заключалось, это противоборствовать всему остальному миру, чуждо для остальных рас, с которыми они делили Вселенную. Но народ света оказался в идеальной гармонии с самой природой, царством красоты и симметрии, крошечного и огромного, незаметного и величественного, гармонии, которая лежит в основе пространства и времени. Иногда мне казалось, они были не одной расой, что просто все остальные расы объединились в одну, во всеобщей симпатии и понимании, словно творя истинную Жизнь.
И я подумал о различных видах живых существ, которых знал — Человеке и созданиях внешнего мира: птицах, насекомых, огромных и бесформенных жителей болот, которых показывал мне отец, об ужасных хищных джунглях подземного мира, и, наконец, о высших расах — Существах из пара и Поющих. Как все они вписываются в Цель, которую день за днем постигает Человек, изучая тайны Вселенной? Как они вписываются в общую картину мироздания, которая обязательно охватывает все сущее, хотя человеческий разум еще не способен это осознать? Я чувствовал, что Поющие к этому ближе, чем мы. Они не создают сложные машины и не проводят замысловатые эксперименты, чтобы изучать Вселенную, анализировать и каталогизировать всю получаемую информацию, как поступает Человек. Мы прошли долгий и сложный путь, медленно и аккуратно, запинаясь на каждом шагу, скользя и падая, останавливаясь, чтобы запечатлеть в памяти каждый камушек, песчинку и травинку на протяжении всего пути, чтобы, когда вершина будет, наконец, достигнута, Человек остановится, оглянется на прошлое своей расы и увидит, как бесконечная мозаика законов и случайностей, которые и являются Структурой Вселенной, станет единым целым. Человек движется к абсолютной вершине, а все другие расы стоят, пока Человек живет.
Но эти люди света, и подобные им, из черного пара, не обладают привычными нам машинами, не хранят множество данных, которые Человек мог бы понять. Их пути отличаются, как друг от друга, так и от нашего, точно также, как, по моему мнению, и пути любых других рас. Оба этих народа, кажется, впитали Вселенную в самих себя, но по-разному. Так Черные существа высасывают жизнь из всего, что встречается у них на пути, полностью все уничтожая самым ужасным образом, в то время как Поющие дают жизнь тем, кто в ней нуждается, отдавая собственную, но, тем не менее, развиваясь и приобретая еще больше — каким образом, я не знаю, могу лишь сказать, что их путь — это путь красоты. Я стар, а в таком возрасте появляется проницательность и тяга к философствованию, но я — человек, и путь Человека обязан быть и моим — тягостный, спотыкающийся подъем, которому не свойственны моменты прозрения. Я не могу являться ничем иным, но вот как насчет Гектора — не знаю.
Долгими днями, пока бурный поток тускло блестел под скалой Золотого Города, я ждал возмездия Темных. Оно должно было прийти, и мне казалось, что это станет переломным моментом, поскольку всей их расе придется вступить в битву. Удивительно, как такая мелочь может надломить могущество сильного народа, как когда-то крошечные лохматые млекопитающие, только что появившиеся и еще не проверенные временем, сделали зарытые яйца огромных рептилий, господствующих на планете, своей любимой пищей, и тем самым положили начало вымиранию расы гигантов. Гектор был подобен этим грызунам.
Я боялся их прихода, но когда зловещее черное облако стало медленно подниматься по узкому ущелью, был удивительно спокоен и равнодушен. Я знал, что они не одержат верх, что так прописано в уравнении их жизни.
Мы наблюдали из самой высокой башни золотого города — Торвальд, я и гребцы, толпящиеся вокруг нас, чьи глаза горели в нетерпении увидеть битву. Далеко внизу, двое подобных Гектору, вышедших из серебристого дождя, обходили террасы в молчаливом ожидании. Над нами и вокруг, окутывая весь город сияющей дымкой розового света, проплывали Поющие, чьи голоса звучали, как горны, предвещающие победу. И прямо из центра города, смешиваясь с ними, разносилась издаваемая сапфировым шаром, музыка органа — торжественная и ликующая.