Страница 19 из 33
Наверное, ее телу были приятны чужие прикосновения, но об этом она не хотела спрашивать у Филина, а сама ничего не чувствовала. А Филин ничего не стал бы рассказывать. Да и что он мог сказать Аглае? Что его несуществующий орган вдруг поднялся и прилип к животу. А желание было такое, что в ушах стоял звон… Филин никогда не испытывал ничего к своим клиенткам, несмотря на то что все они были дамы красивые и при деньгах. Но с Аглаей происходило нечто невероятное…
— Ух! Раскраснелась как?
Засуетилась баба Надя вокруг гостьи. Каким-то невероятным образом на столе возникли и пирожки, и деревенские деликатесы в виде соленых огурчиков и красных помидорчиков, запыхтел пузатый самовар.
Филин скромно потупил взор. И совсем не от баньки он раскраснелся.
— Я сейчас наливочки налью, — пообещала баба Надя. — Гости, что к Гришке заезжают, дюже ее хвалят.
— Наливочки можно, — согласился Филин. Под наливочку и поговорить можно.
Аглая возражать не стала.
Непьющий Одиссей скоро покинул теплую компанию — ушёл в мастерскую к Григорию, а Филин с бабой Надей продолжили задушевно беседовать под наливочку. И уже совсем скоро они с Аглаей вызнали у словоохотливой хозяйки все деревенские секреты, ну или почти все, но его и Аглаю интересовала лишь Мария Тимофеевна Родина.
— Нет, гулящей она не была. Нет, — покачала головой баба Надя. — Скромная девица, а потом и женщина, но мальчишек от кого-то все же родила. Отец не из наших, деревенских, про своих мы бы знали. Кто-то заезжий обрюхатил ее. Хотя она ни своих, ни чужих к себе не допускала, ни поначалу, ни потом.
— Мальчишек? — переспросила Аглая. — Все же мальчишек…
Они с Филиным беседовали по очереди, не вступали в перепалки, не перебивали друг друга.
— Ну да, двух пацанов…
Баба Надя водрузила на стол ещё закуски, откуда-то появился холодец, подлилa в рюмочки наливки.
— Близнецы у нее родились. Тут не знаешь, как одного поднять, а у нее двое. Но ничего, не сдалась, руки не опустила. Мария много читала — чуть что, смотришь, а она тащит книги из библиотеки. И когда успевала? Много читала… И одного из пацанов назвала Германом, Геркой, значит, в какой-то книжке вычитала, а второго — Робином в честь какого-то неизвестного нам Гуда, Робом то есть. Ну нравились ей эти имена, для деревни необычно, а так имена как имена. Мальчишки сильно были похожи друг на друга, их частенько все путали. Не знаю как, но мать родная их все же различала. Ведь откликались они на свои имена — один был Гериком, другой Робом.
— А потом мальчики куда подевались? — спросил Филин. — Или все так же в деревне живут?
— Куда-куда? — нахмурилась баба Надя. — Робка свое имя не оправдывал, тихий был. А вот Герка шорох на всю округу наводил. Ну и загремел в места не столь отдалённые. Мария сильно тогда переживала. А Робка в город, вроде как, поддался. Что ему было в деревне сидеть, ждать у моря погоды? Парень он видный и специальность хорошую получил, на кусок хлеба с маслом мог себе заработать. С тех пор и осталась их мать одна.
— А где живет Мария Тимофеевна? — не удержалась от вопроса Аглая.
Будь баба Надя повнимательней, давно бы заметила, что разговор их давно крутится не о деревенских жителях, а только о Марии Родине.
— Сейчас не знаю, — пожала плечами бабулька. — А жила неподалеку от меня, всего-то через несколько дворов.
— А давно съехала? — снова спросила Аглая.
— Да уже пару лет, как в деревне не живет, — кивнула баба Надя. — Как ослепла, так и не живет. Слухами земля полнится…. Ее поселили в какой-то интернат для убогих.
— А отчего ослепла-то? — вклинился в разговор Филин.
— Так доктор говорил, что от нервов все это, — радостно принялась рассказывать дальше баба Надя. — А может, и болезнь какая с Марией приключилась. Только стала она внезапно совсем слепой, ничего не видела. Мы поначалу думали, что придуряется, но врача вызвали. А он-то подтвердил, что несчастье с Марией произошло. И определили её куда-то. Слухами земля полнится… Поначалу болтали, что лежала Мария в больнице, а уже потом ее в интернат определили.
— А вы или кто-нибудь из деревенских не интересовались?..
— А что интересоваться? — перебила Филина баба Надя. — У нее сыны есть, пусть они интересуются судьбой матери.
— А доктор был из местной больницы? — осторожно спросил Филин.
— Да какой местный? — отмахнулась баба Надя. — Из района приезжал… Откуда в нашей деревне доктор? Фельдшерица. Да и та то работает, то снова сбегает от наших радостей…
И Филин, и Аглая понимали, что с расспросами про Марию Родину пора завязывать, они предложили налить еще по рюмочке наливки и плавно перевели разговор на соседа бабы Нади — механика Григория. Все равно из деревенских они никого больше не видели.
— А что Гришка? — радостно подхватила разговор баба Надя. — Гришка сын своего отца. Тот мастеровой, и у сына руки из нужного места растут. Старенький телевизор мне починил, работает лучше нового… Поначалу думали, что Мария согрешила с Гришкиным отцом, Гришкина мамка все грозилась сопернице косы-то выдергать. Но до рукоприкладства никогда не доходила. А потом, когда пацаны стали подрастать, ясно-понятно стало, что не брательники они вовсе. Гришка весь в отца пошел — и статью, и силушкой. А Герка с Робом только светлыми волосами на Гришку смахивали, да голубыми глазами. И больше ничего общего…
— Все пьем, да? — появившийся в доме Одиссей прервал их задушевную беседу. — Прости, баба Надя, но ночевать мы у тебя не останемся. Дальше поедем. Григорий ваш молодец! — он довольно поцокал языком. — На раз обнаружил неисправность и на два ее исправил.
— А я что говорила? — всплеснула руками довольная баба Надя. — У Гришки голова не только для того, чтобы ею жрать. — Она постучала пальцем по виску. — Но и думать… И руки…
— И руки… Золотые… — подхватил Одиссей. Он выложил перед женщиной на столе несколько тысячных купюр. — Спасибо за баньку, наливочку, гостеприимство.