Страница 14 из 19
«Рановато я подумал, что одна проблема уже решена», – понял Теремрин, а вслух сказал:
– У нас, вижу, обед куда интереснее будет, чем в доме отдыха.
Маленькая компания сначала утомила маму друзей Даши, обосновавшуюся в одном купе с дочерью, затем их папу, который обосновался в другом купе с сыном, затем перебралась утомлять Теремрина. Он как раз в это время продолжал изучение рукописи генерала Посохова.
– Папа, мы тебе не помешаем? – спросила Даша, рассчитывая только на положительный ответ, а потому приглашение всей компании в своё купе почитавшая делом решённым, и прибавила, – а то родители моих друзей от нас устали.
– Конечно, не помешаете.
– А что ты читаешь?
– Воспоминания одного генерала о жизни, о войне…
– Наш дедушка тоже воевал. Он был танкистом, – сказала Света.
Эта девушка всё больше нравилась Теремрину. Она была очень мила. Тонкие черты лица, пшеничные волосы, глаза небесной синевы, стройность, лёгкость движений – всё это не могло не расположить к ней. Голос её был мягок и приятен. В поведении ощущался несомненный такт. Вряд ли от неё можно было услышать резкое, а, тем более, бранное слово, да и вряд ли вообще подобные слова могли быть в её, несомненно, разнообразном и богатом словарном запасе. Сколько ей было? Семнадцать, восемнадцать? Во всяком случае, не больше двух десятков лет. «О, где мои двадцать лет?!», – только и мог с сожалением подумать Теремрин.
Убедившись, что и Света, и Олег слушают его не из вежливости, а потому, что им интересно, Теремрин продолжил рассказ о Московской битве, о героическом, но почему-то забытом Можайском десанте. А за окном неторопливо догорал летний день, за окном сгущались сумерки. Поезд стремительно мчался по районам Черноземья. Уже были позади Орёл и Курск. Впереди – Белгород. С каждым городом, с каждым клочком земли связаны страницы боевой летописи России.
– Скажите, автор мемуаров тоже участвовал в этом десанте? – спросила Света, указав на рукопись.
– Да, Светочка, он командовал ротой, получил ранение, а после выписки из госпиталя добился назначения в воздушно-десантные войска.
– Вы с ним знакомы?
– Нет, я знаком с его внуком. Внук у него полковник. Он продолжает семейную традицию. Ведь отец его тоже был офицером-десантником. Правда, сам Алексей Посохов, мой приятель, теперь служит в прокуратуре Московского военного округа. Он стал военным юристом.
– Династия…
– Да, династия, да ещё какая. Многие пращуры генерала Посохова защищали Отечество, – прибавил Теремрин, но не стал уточнять, что они носили иную фамилию.
Проводница заглянула в купе и предложила чай.
– Оставайтесь у нас, – предложила Даша, которая очень любила гостей и не хотела отпускать новых своих друзей, а потому взяла инициативу в свои руки: – Пожалуйста, четыре стакана в наше купе.
Не было возражений и у Теремрина, быть может, отчасти оттого, что ему нравилось находиться в обществе юной красавицы. Он вовсе не строил никаких планов, ведь Света вполне в дочери ему годилась, но как о дочери он, конечно, о ней думать не мог. В ней просыпалось что-то очень женственное, очень располагающее, очень притягательное и зовущее к общению, пусть даже самому безобидному. Ведь бывают же в жизни и такие ситуации, когда с блистательной представительницей прекрасного пола просто так, без всяких планов и надежд, приятно находиться рядом.
В Харькове, где поезд стоял двадцать минут, погулять вышли на платформу и родители новых Дашиных друзей. Теремрин представился.
– Сергей Александрович, – сказал мужчина примерно его лет, может только чуточку старше, и, повернувшись к жене, тоже представил её.
– Не утомили вас наши дети? – спросила она у Теремрина.
– Нет, что вы. Замечательные дети, да и моей дочке веселее.
– Дмитрий Николаевич нам о Можайском десанте рассказывал, – вставила Света. – Очень, очень интересно.
– Вы военный? – поинтересовался Сергей Александрович.
– Да, я полковник. Служу в Военном институте, занимаюсь историей, журналистикой, – и невольно вспомнил давний разговор после танцев с отцом Кати.
– А ещё папа пишет стихи и рассказы и повести, – вставила Даша. – У него даже про Пятигорск есть поэма.
– А вы, как я понял, тоже служите? – поспешно спросил Теремрин, чтобы увести разговор от своей персоны.
– Работаю, а если точнее, служу в военном госпитале. Хирург.
У Теремрина ёкнуло сердце. Ведь у Кати отец тоже хирург. Впрочем, он понимал, что схожесть ситуаций только внешняя. Да, годы, годы, годы… Теперь уж не пригласить эту юную красавицу в Музыкальный театр, не отвезти её по канатной дороге на вершину Машука, не посидеть в кафе «Красное Солнышко» или в ресторане «Храм Воздуха» в Кисловодске. Он понимал, что это невозможно, но он не мог сказать, что этого ему не хотелось.
Глава четвёртая
Стоянка закончилась, и поезд снова застучал колёсами, всё дальше увозя Дашу от столь притягательного для неё «Подмосковья», где отдыхающие, утомлённые пляжем, вяло тянулись в столовую. Катя шла вместе с детьми. Её мама, Маргарита Владимировна, задержалась в номере. Дима всё утро был неразговорчив, печален. Сестра, сколько ни пыталась, не могла его развеселить.
– Ну почему она уехала? – сказал он, когда уже сели за свой столик. – Вот ведь, ещё каникулы не кончились, а я уже мечтаю о первом увольнении. Зачем мне такие каникулы? Скорее бы уж в училище.
– Хватит ворчать, – сказала сестра. – Каникулы ему не нравятся. Можешь осенние каникулы провести в училище.
– Всё, летние каникулы кончились, – продолжал он, не слушая сестру. – Пора собираться в училище.
– Сыночек, – с укоризной молвила Катя. – Надо порадоваться, что Дашенька побывает в таких прекрасных местах. Вы с Алёной, где только не бывали?! А она ведь, как рассказывала тебе, в основном только у бабушки в районном городке и проводила каникулы.
Дима промолчал, неохотно водя ложкой по тарелке. Есть ему не хотелось, на пляж идти не хотелось, ничего не хотелось. Впрочем, одно желание обозначалось всё яснее и отчётливее – желание положить перед собой чистый лист бумаги, взять авторучку и окунуться в иной, виртуальный, радужный мир, в котором и разлуку преодолеть легче, и все невзгоды победить, и повести героев своих той дорогой, которой не удаётся пойти самому. В его жизни было пока очень и очень мало впечатлений отрицательных, можно даже сказать, что не было вовсе. Разлука с девочкой, понравившейся ему, свалилась внезапно и показалась настоящим горем, потому что он ещё не знал, что такое настоящее горе.
О, если бы Всемогущий Бог дал его поколению возможность не познать горя и бед! Но Бог, хоть и Всемогущ, хоть и способен сделать всё, не может делать того, что не служит вразумлению и воспитанию людей, не служит осознанию Истины людьми, либо уже превратившимися в заблудших овец, если иметь в виду некоторую интеллигентскую часть старшего поколения, либо способными превратиться в таковых. А молодое поколение, воспитанное в годы застоя, когда старшие думали одно, говорили другое, а делали третье, не было застраховано от превращений, самых нежелательных. Всемогущий Бог подаёт свою помощь лишь тогда, когда обнаруживает в людях стремление максимально, насколько это возможно в тот или иной период, в той или иной обстановке, приблизить свою жизнь к евангельским идеалам. Но при всём при этом сохраняет за людьми право свободного выбора между добром и злом.
В разгар перестройки, организованной истребителями добра, нравственности, благонравия, то есть, врагами евангельских идеалов и Апостольской Истины, люди походили на слепых котят, поскольку не понимали истинного смысла жизни, истинной цели существования человека на Земле. И тем более ничего не понимало в происходящем вокруг молодое поколение, которое средства массовой информации постепенно, настойчиво, неуклонно подводили к попранию идеалов, на коих воспитывались отцы и деды, подводили к заокеанскому и западноевропейскому пониманию целей существования на Земле, внедряя лозунг: «бери от жизни всё». Они не заостряли внимание на том, что взять от жизни всё можно только за счёт других, только неправедным, чаще даже преступным путём, ведь преступлением является не только делание зла, преступлением является и неделание добра, преступлением является презрение к евангельским идеалам.