Экзальтированный

Мэтьюэн рассмеялся.

- Соберусь? Уверяю вас, я сейчас целее, чем за всю свою жизнь. Я скажу, что со мной произошло, раз уж вы интересуетесь. Я ввел себе собственный препарат. Что же касается лечения, то я все равно бы ничего не сказал, даже если бы знал. Ни на что не променяю свое нынешнее состояние. Наконец-то я понял, что все на свете - ерунда, включая пожертвования. Теперь обо мне будут заботиться, а я займусь тем, что стану развлекаться так, как мне нравится.

Джонни весь день вертелся возле офиса Кука и перехватил президента, когда тот возвращался из госпиталя.

Кук рассказал Джонни обо всем и добавил:

- Кажется, он совершенно неспособен отвечать за свои действия. Надо будет связаться с его сыном и оформить его опекуном. А заодно решить что-нибудь насчет тебя, Джонни.

Джонни очень не понравилось это "что-нибудь". Он знал, что с точки зрения закона он всего лишь прирученное дикое животное. То, что им чисто номинально владел Мэтьюэн, было его единственной защитой от любого, кому придет в голову застрелить его в охотничий сезон. К тому же он недолюбливал Ральфа Мэтьюэна. Ральф был весьма посредственным школьным учителем, и не обладал ни научной проницательностью своего отца, ни его своеобразным юмором. Попади Джонни в его руки, тот в лучшем случае отправил бы его в зоопарк.

Он положил лапы на стол мисс Прескотт и спросил:

- Эй, кррасавица, не позвонишь ли Бррюшу Ингррхаррту из "Куррьерра"?

- Джонни, - отозвалась секретарша президента, - ты становишься все нахальнее с каждым днем.

- Дуррное влияние штудентов. Так пожвонишь Бррюшу, пррелешть моя?

Мисс Прескотт, которую вряд ли можно было назвать чей-то прелестью, набрала номер.

Когда Брюс Игнлхарт приехал в особняк Фелпса, он застал Джонни в ванной комнате. Джонни стоял под душем и извергал из себя душераздирающие звуки.

- Уаааааааа! - взвыл Джонни. - Хооооооооо! Урррррррр! Уааааааааааа!

- Что ты делаешь!? - завопил Инглхарт.

- Прринимаю душ, - отозвался Джонни. - Ууууууууууу!

- Ты что, заболел?

- Нет. Просто пою. Многие люди поют под душем, а шем я хуше? Иаааааааааа!

- Ради всего святого, перестань! Это звучит так, словно ты перерезаешь себе глотку. А для чего ты разбросал по полу банные полотенца?

- Шейчаш увидишшь.

Джонни вышел из ванной комнаты, плюхнулся на полотенца и начал по ним кататься. Более или менее обсохнув, он скомкал полотенца передними лапами и зашвырнул их в угол, потому что аккуратностью Джонни не отличался.

Он рассказал Инглхарту о ситуации, в которой оказался Мэтьюэн.

- Пошлушай, Бррюш, - сказал он, - думаю, я жнаю, как прривешти его в шувство, но ты долшен будешь мне помошшь.

- Согласен. Можешь на меня рассчитывать.

Хлоп!

Дежурный оторвался от газеты. Ни одна из кнопок вызова не светилась. Значит, никто из пациентов, вероятно, не требует внимания. Он стал читать дальше.

Хлоп!

Звук чем-то напоминал лопнувшую лампочку. Дежурный вздохнул, отложил газету и отправился в обход. Подойдя к палате номер 14, где обитал сумасшедший профессор, он почуял запах лимбургского сыра.

Хлоп!

Звук, несомненно, доносился из палаты 14. Дежурный заглянул внутрь.

Возле стены сидел Айра Мэтьюэн. Он держал странную конструкцию из стеклянного стержня и разнокалиберных проводов. На полу возле другой стены лежали кусочки сыра. Из тени в углу выполз таракан и шустро направился к лакомству. Мэтьюэн прицелился в него стеклянным стержнем и нажал на кнопку. Хлоп! Блеснула вспышка, и таракан исчез.

Мэтьюэн нацелил стержень на дежурного.

- Ни с места, сэр! Я Бак Роджерс, а это мой дезинтегратор!

- Эй, - слабым голосом выдавил дежурный. Может, старый хрыч и псих, но после того, что стало с тараканом... Он захлопнул дверь и вызвал на подмогу санитаров.

Но сражаться с профессором не пришлось. Он небрежно бросил аппаратик на кровать и сказал:

- Если бы меня это хоть немного волновало, то я поднял бы скандал из-за тараканов в учреждении, которое называет себя госпиталем.

- Но я уверен, что у нас нет ни единого таракана, - запротестовал санитар.

- В таком случае как вы назовете вот это? - мрачно вопросил Мэтьюэн, указав на бренные останки одной из своих жертв.

- Должно быть, их привлек с улицы запах сыра. Ф-фу! Джадсон, подметите пол. А что ЭТО такое, профессор? - Он взял в руки стеклянный стержень с прикрепленной к нему батарейкой от фонарика.

Мэтьюэн небрежно махнул рукой.

- Ничего особенного. просто одно устройство, которое я изобрел. Если поместить чистое оптическое стекло в электромагнитное поле нужной интенсивности, то можно весьма сильно увеличить коэффициент преломления стекла. В результате проходящий по стержню свет замедляется настолько, что ему требуются недели, чтобы дойти до другого конца. Уловленный таким образом свет можно высвободить, создав вблизи стекла искру. Поэтому я просто кладу стержень на полдня на подоконник, чтобы он впитывал солнечный свет, и высвобождаю часть его, делая искру при помощи этой кнопки. Тем самым за очень малую долю секунды из переднего конца стержня вырывается световая энергия, накопленная за час. Естественно, когда луч встречает непрозрачную преграду, он поднимает ее температуру. Вот я и развлекался, заманивал сюда тараканов, а потом взрывал их. Можете это забрать, заряд полностью истощился.

Санитар нахмурился.

- Это опасное оружие. Мы не можем позволить вам так развлекаться.

- Да неужели? Мне, вообще-то, все равно, но учтите, что я остаюсь здесь только потому, что меня тут обслуживают. А выйти отсюда я смогу в любое время, как только захочу.

- Не сможете, профессор. Вы под постоянным наблюдением.

- Верно, сынок. И все же я смогу выбраться отсюда, когда мне захочется. Просто мне все равно, хочу я этого, или нет.

И Мэтьюэн принялся крутить ручку настройки стоявшего у кровати радиоприемника, не обращая на санитаров никакого внимания.

Ровно двенадцать часов спустя, в десять утра, палату Айры Мэтьюэна обнаружили пустой. Единственным намеком на разгадку его исчезновения оказался распотрошенный радиоприемник. Лампы, провода и конденсаторы небрежными кучками валялись на полу.