Кровь альфы

— Ты убил мою стаю, — выпаливаю я.

— Твою стаю, — повторяет он, нахмурив брови.

Он что, серьезно не помнит? Я изо всех сил напрягаюсь. Никогда так сильно не хотела обезглавить вампира. — Ты не помнишь? Я знаю, что ты чудовище, но забыть большую бойню…

— Помолчи. — Он шагает в конец стола, останавливаясь, чтобы побарабанить пальцами по моим связанным ногам. — Ты говоришь, что я убил всю твою стаю? Как они умерли?

— Вырезали на их же территории. В их клубе, в их домах. — Моя семья тоже, но я не упоминаю про них.

— Я никогда не убивал целую стаю. Возможно, одного или несколько оборотней в драке, но только потому, что они находились под властью вампира и атаковали первыми.

Я стискиваю зубы, дергая наручники. Слезы жгут мне глаза, но не проливаю их, чтобы не показывать слабость перед этим монстром. Почему-то мне еще хуже, что он не признает содеянного. — Ты их убил.

— Кто тебе это сказал?

Я отрицательно мотаю головой.

— Есть доказательства?

— Да.

— Доказательство, что это был именно я, а не кто-то другой? Другой вампир? — Он обходит стол и встает у моей головы.

Я свирепо смотрю на него. — Это был ты! — Зачем Ксавье лгать?

— Подумай, — мягко советует он и скользит пальцами по моей груди, поглаживая ложбинку. Я должна кричать и ругаться, сбрасывать его прикосновения, но выгибаю спину, поднимаю грудь, умоляя об удовольствии, которое он может мне дать. — Я не убиваю невинных.

— Ты лжешь. — Я борюсь с восхитительными ощущениями.

— У меня нет причин, — продолжает он вполне разумно. — Зачем мне вырезать целую стаю и скрывать?

— Я не знаю. Ты больной ублюдок.

Он цокает. — Такая дерзкая для оборотня, подключенного к току. Вот что я тебе скажу, малыш. Пожалуй, я дам тебе телефон с номером Деклана, и ты позвонишь ему и узнаешь, что он откопал.

Я отрицательно качаю головой. — Не знаю, в какую игру ты играешь, но это не сработает.

— Я не играю ни в какие игры. Я играю с тобой.

Следующие несколько минут он играет со мной, вытягивая оргазм за оргазмом из моего стойкого тела. Люциус опускается на колени возле стола, прижимаясь ко мне лицом, а я, обнаженная, извиваюсь над ним.

Только когда он дает мне передышку, отключая электрический ток и снимая все электроды, перед тем как дать мне выпить воды, я говорю ему:

— Деклан ничего не выяснит о стае. Они все мертвы. Кто-то их убил.

Он предлагает мне еще глоток воды, держа бутылку для меня и вытирая пролитые капли с губ. — Он и его друзья очень хорошо умеют докапываться до истины. Они всегда суют нос не в свое дело. Сама поговоришь с ними позже.

— Если выживу сегодня, — тяжело дышу я.

— Да. — Его темные глаза блестят, но он не пытается меня убить. Не так, как говорил Ксавье.

Если бы напала на Ксавье, как напала на Люциуса, я уже была бы мертва.

— Напилась? — спрашивает Люциус. Я киваю и отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку. Даже во время «пыток» он беспокоится, чтоб я не страдала от обезвоживания.

— Почему ты улыбаешься?

— Просто так. Ты такой хороший дом.

— Да, — он наклоняется ближе, — я никогда не ломаю свои игрушки. Не тогда, когда они такие забавные. А теперь скажи мне, — шаловливый огонек в ее глазах пропадает, и мы снова в игре, — как ты оказалась на аукционе?

Я закрываю глаза, не желая предавать своего наставника.

— Я выбью это из тебя, — клянется Люциус. Он этого не сделает, но постарается.

— Ты меня ненавидишь? — Я тяжело дышу, когда он снова делает перерыв. На этот раз он освобождает мои руки и ноги и хорошенько растирает их, а затем снова связывает.

— Нет, малыш. Я не ненавижу тебя.

— Тогда почему? Почему ты так со мной поступаешь?

Он поднимает фиолетовую палочку и проводит пальцем по потрескивающей лампочке. Его лицо, освещенное зловещим свечением палочки, в полумраке придаёт ему сходство с безумным ученым. — Я же с самого начала говорил, что сделаю тебя своей.

Люциус

— Нет, нет, нет, — хнычет она. Моя любимица такая сильная, но даже самые сильные сабы после бесконечных оргазмов на протяжении нескольких часов ломаются.

— Прими его, малыш. — Я кручу фаллоимитатор в ней и включаю ток, глубоко ее стимулируя.

— Нет. — Она опускает голову, слезы текут по ее лицу. — Я не могу.

— Ты еще не умерла, — повторяю я шутку Монти Пайтона и довожу её до очередной кульминации.

— Кто-нибудь когда-нибудь умирал от переизбытка оргазмов? — бормочет она. Я откидываю назад ее волосы и заставляю выпить стакан воды, перед тем как одариваю ее жестокой улыбкой.

— Давай выясним.

В небе за окном сверкают молнии. До рассвета остался час, а мне нужно быть надежно запертым в своем склепе задолго до него. Я вытираю Селену полотенцем и освобождаю от стола, помогая ей добраться до подпорок, которые установил перед открытыми дверями террасы.

Она прижимается ко мне, ее лицо мягкое и сияющее. Такая покорная. Ее послушание скрывается под ее жесткой внешностью, ожидая, пока достаточно сильный дом откроет ее истинное «я». Этот дом — я.

Она не сопротивляется, когда усаживаю ее на кожаный агрегат и закрепляю запястья и лодыжки. — Эти замки автоматически разблокируются в определенное время.

— Что это? — Она моргает, глядя на гладкий полукруг между ног.

— «Сибианка».

Ее глаза расширяются, когда она узнает название бренда. Селена практически сидит на гигантском вибраторе, и она это знает.

— Сейчас, — я сажусь перед ней на корточки. — Я немного поиграю с тобой. Ты будешь сидеть здесь и… — Я замолкаю, когда она отрицательно мотает головой.

— Я не могу…

— Хм, — делаю вид, что задумываюсь. — Тогда скажи мне, на кого ты работаешь. Скажи мне, и я покончу с этим. Ты сможешь прилечь, немного вздремнуть…

— Ты пытаешь меня оргазмами?

Я ухмыляюсь. — Не ожидала этого, да?

— Ага, точно. Никто не ожидает пытки оргазмом.

Я опускаю голову, чтобы скрыть улыбку, и заодно проверяю ее путы, заставляя пошевелить пальцами рук и ног, проверяя кровообращение.

— Люциус, — хнычет она, когда поднимаюсь. — Я не могу больше.

— Знаю, малыш, знаю. Это очень тяжело. — Издеваюсь над ней. Я буду с ней мягок, и она это знает. Все между нами — игра. — Но ведь ты на это подписалась, верно? Проводить ночь за ночью в моей власти.

— Я чувствую себя Шехерезадой, — бормочет она. — Только вместо сказок мне нужно кончать.

— Значит я безумный султан? — Я поглаживаю подбородок и смеюсь над ее взглядом. Селена за день заставляет меня смеяться больше, чем за целый век.

— Ты злой.

— А как мне себя вести после того, как узнал, что ты замышляешь меня убить? Неужели думала, что сможешь войти мое логово? Неужели думала, что все будет так просто? — Она прикусывает губу, и я продолжаю: — Я знал, что ты что-то замышляешь против меня.

— Знал?

— Разумеется. Все было так очевидно: твое сходство с Джорджианой, аукцион. Кем еще ты можешь быть, как не приманкой?

— Если ты знал, то зачем?..

— Что «зачем», питомец?

— Зачем тебе столько хлопот? — Она дергает руками в своих путах. — Привести меня сюда. Обучать меня. Заставить меня влю…

— Заставить тебя что?

— Заставлять меня кончать. Проделывать всю эту напряженную работу, заставляя меня получать от нее удовольствие. Заставляя чувствовать себя хорошо.

— Разве я это сделал? Наверное, я не мог удержаться, чтобы не овладеть тобой таким образом. Ты борешься так восхитительно, и в конце концов…

— Проигрываю?

— О нет, малыш. Побеждаешь. Ты одерживаешь победу. Мы оба знаем. — Я поднимаю пульт от «сибианки» и включаю его. Аппарат оживает с едва уловимым жужжанием.

— Нет, Люциус, — Селена корчится на кожаном сиденье, тяжело дыша. — Я не могу.

— Скажи мне, на кого ты работаешь. Кто поддержал тебя на аукционе и спланировал все это.

Она качает головой, и я увеличиваю силу вибраций. Она откидывает голову назад и вскрикивает, грудь ее краснеет от оргазма за оргазмом. Я оставляю ее на несколько минут и возвращаюсь с еще двумя игрушками.