Страница 98 из 335
– Матахати! – сказала Осуги.
– Да, мама!
– Кто учил тебя фехтованию?
– Канэмаки Дзисай.
– Неужели? Он – знаменитость!
Осуги явно была польщена. Желая угодить матери, Матахати вытащил свидетельство и развернул его, предусмотрительно закрыв большим пальцем истинное имя владельца.
– Взгляни-ка, мама, – сказал он.
– Покажи, что это, – промолвила Осуги, потянувшись за свидетельством, но Матахати крепко держал свиток.
– Мама, тебе не надо обо мне беспокоиться. Осуги кивнула.
– Молодец! Посмотри, Гон! Великолепно! Когда Матахати был совсем маленьким, я уже знала, что он умнее и способнее Такэдзо и других мальчишек.
Осуги от радости говорила, брызгая слюной. Палец Матахати вдруг съехал в сторону, отрыв имя Сасаки Кодзиро.
– Подожди-ка! – промолвила Осуги. – Почему здесь написано «Сасаки Кодзиро»?
– Что? Ах, это! Под этим именем я сражаюсь.
– Чужое имя. Зачем оно тебе? Разве тебя не устраивает собственное – Хонъидэн Матахати?
– Конечно, – ответил Матахати, соображая, как вывернуться. – Я решил его скрыть. Мое постыдное прошлое бросило бы тень на память предков.
– Ясно. Правильное решение. Ты, верно, ничего не знаешь о событиях в нашей деревне. Расскажу, слушай внимательно, это важно.
Осуги пустилась в повествование о происшествии, приключившемся в Миямото, умышленно выбирая выражения таким образом, чтобы подтолкнуть Матахати к действию. Рассказала об оскорблении, нанесенном семейству Хонъидэн, о многолетних поисках Оцу и Такэдзо.
Она старалась сдерживаться, но все же разволновалась, на глазах навернулись слезы, а голос зазвучал глуше.
Матахати слушал, склонив голову. Его потрясла живость повествования. Ему хотелось быть хорошим и послушным сыном. Осуги волновали честь семьи и самурайская гордость, но Матахати больнее задевало другое – Оцу его больше не любила, если все сказанное было правдой. Он впервые услышал об этом.
– Это правда? – спросил Матахати.
Заметив, как Матахати изменился в лице, Осуги сделала ошибочный вывод, что ее нотации о чести и самурайском духе возымели действие.
– Не веришь мне, спроси дядюшку Гона. Эта вертихвостка, предав тебя, удрала с Такэдзо. Тот тоже хорош. Зная, что тебя некоторое время не будет дома, завлек Оцу и бежал с ней. Я правильно говорю, Гон?
– Точно. Оцу помогла Такэдзо освободиться от пут, когда тот был привязан к дереву, а потом они вместе скрылись. И раньше поговаривали, что между ними что-то есть.
Услышанное пробудило в Матахати самые темные чувства, подогрев его ненависть к другу детства. Осуги, уловив перемену в настроении сына, принялась раздувать зароненную искру.
– Вот видишь, Матахати? Понимаешь, почему я и дядюшка Гон покинули деревню? Мы обязаны отомстить этой парочке. Я не могу появиться в Миямото или предстать перед поминальными табличками наших предков, пока мы их не убьем.
– Да.
– Тебе ясно, что и ты не можешь ступить на родную землю, если мы не отомстим за себя?
– Я не вернусь. Никогда.
– Дело не в том. Ты должен убить их обоих. Они – смертельные враги нашей семьи.
– Наверно.
– Ты нерешительно отвечаешь. Почему? Не уверен в своих силах? Сумеешь убить Такэдзо?
– Сил хватит, – возразил Матахати.
– Не робей, Матахати. Я всегда буду рядом, – успокоил дядюшка Гон.
– И старая мать, – добавила Осуги. – Привезем их головы в подарок нашей деревне. Как, по-твоему? Если мы вернемся с таким трофеем, ты смело можешь вернуться, найти жену и поселиться в своем доме Подтвердишь, что ты истинный самурай, и заслужишь уважение. Во всем Ёсино нет более славной фамилии, чем Хонъидэн. Ты, несомненно, ещё раз подтвердишь это. Ты готов, Матахати? Выполнишь свой долг?
– Да, мама.
– Хорошо, сын. Гон, что ты там стоишь? Подойди, поздравь мальчика. Он поклялся отомстить Такэдзо и Оцу. – Добившись своего, Осуги с видимым усилием поднялась. – Ох-хо-хо! Как болит! – закряхтела она.
– Что с тобой? – спросил дядюшка Гон.
– Земля холодная, живот и поясницу ломит.
– Худо. Снова геморрой прихватил.
– Я понесу тебя на спине, мама, – предложил Матахати в порыве сыновней нежности.
– Понесешь? Как хорошо!
Осуги прослезилась от умиления, устраиваясь на спине Матахати.
– Смотри, Гон! Сын понесет меня!
Матахати тоже растрогался, почувствовав, как слезы матери падают ему на шею.
– Где вы остановились, дядюшка Гон? – спросил он.
– Пока нигде, но нам подойдет любой постоялый двор.
– Ладно.
Осуги слегка раскачивалась в такт шагам Матахати.
– Какая ты легкая, мама! Как пушинка. Куда легче камней.
МОЛОДОЙ КРАСАВЕЦ
Солнечный остров Авадзи скрылся в зимней полуденной дымке. Большой парус хлопал на ветру, заглушая шум волн. Корабль, несколько раз в месяц ходивший между Осакой и провинцией Ава на острове Сикоку, пересекал Внутреннее море, направляясь в Осаку. Груз состоял в основном из бумаги и краски индиго, но запах выдавал, что на нем немало контрабандного табака, запрещенного правительством Токугавы. Не разрешалось курить, жевать и нюхать табак. На корабле были и пассажиры – купцы, возвращавшиеся в Осаку или ехавшие туда на предновогодние ярмарки.
– Как дела? Кучу денег, верно, выручил?
– Какие деньги! Твердят, что в Сакаи бойкая торговля, но по себе я что-то не заметил.
– Я слышал, там нужны ремесленники, особенно оружейники. В другой кучке говорили о том же.
– Я сам поставляю амуницию – древки для знамен, латы и прочее. Прибытку гораздо меньше, чем раньше.
– Не может быть!
– Сущая правда. Самураи, похоже, учатся считать.
– Ха-ха!
– Раньше было раздолье – мародеры приносят тебе добычу, ты починишь и подкрасишь амуницию и продаешь военным. После очередной битвы товар целиком возвращается снова, подправишь и еще раз сбываешь.
Один из пассажиров с восторгом описывал заморские страны, устремляя взор к горизонту.
– Дома денег не наживешь. Хочешь получить настоящий барыш, надо действовать, как Ная Сукэдзаэмон или Тяя Сэдзиро, зарабатывав юшие на заморской торговле. Опасное дело, но если повезет, риск окупается с лихвой.