Страница 285 из 335
Грохот барабанов нарастал.
– Начинают! – завопил Иори. – Учитель, что вы здесь рассматриваете?
– Беги к помосту. Я вспомнил кое о чем. Я потом к тебе приду,– задумчиво ответил Мусаси.
Мусаси отыскал приемную храма, где его встретил старый монах.
– Я хотел бы узнать об одном из пожертвователей, – сказал Мусаси.
– Вам следует обратиться в резиденцию настоятеля буддийского храма. В нашем ведении только синтоистский храм. Я провожу вас.
Мицуминэ считался синтоистским храмом, но во главе его стоял буддийский священнослужитель.
Мусаси провели во внутренние покои настоятеля. Подали чай и вкусные сладости, потом молодой служка принес сакэ. Вскоре появился настоятель.
– Добро пожаловать на нашу гору! – приветствовал он гостя. – Простите за наше скромное деревенское угощение.
Мусаси не понимал причину столь любезного приема.
– Позвольте справиться об одном человеке, пожертвовавшем на храм, – пояснил он.
– В чем дело? Дознание? – резко спросил настоятель, полноватый человек лет пятидесяти.
Мусаси расспросил, когда и с кем Дайдзо посещал храм. От каждого вопроса настроение настоятеля заметно портилось. Наконец он произнес с выражением полного разочарования:
– Так вы пришли не для того, чтобы внести пожертвование на храм?
– Я хочу узнать про Дайдзо.
– Могли бы спросить у ворот, – недовольно произнес настоятель. – Если я не ошибаюсь, вы простой ронин. Мы не сообщаем о наших вкладчиках всем любопытным. Обратитесь в приемную.
Из книги пожертвований Мусаси узнал лишь то, что Дайдзо неоднократно бывал в храме.
Вернувшись к помосту, Мусаси не нашел Иори, но стоило ему взглянуть вверх, и он увидел бы мальчика у себя над головой. Глядя на сцену, Мусаси вспомнил ночные действа в храме Санумо в Миямото, белеющее в толпе лицо Оцу, вечно жующего что-то Матахати, важно вышагивающего дядюшку Гона.
Он представил образ матери, которая пришла искать Такэдзо, допоздна задержавшегося на представлении.
Музыканты, одетые в необычные костюмы, имитирующие старинные облачения императорских стражей, сверкали парчой в свете факелов. Приглушенно гудел барабан, пели флейты, ритмично и сухо постукивали деревянные ударные. Играли вступление. Появился мастер танца в древней маске, лак которой облупился на щеках и подбородке. Он медленно двигался по сцене, исполняя речитативом песню Камиасоби, сопровождавшую танец богов.
Ритм барабанов убыстрялся, к нему присоединились другие инструменты. Вскоре пение и танец слились в гармонии.
Некоторые стихи Мусаси знал, он сам пел их в маске на представлениях в храме Санумо.
Мусаси пронзила мысль: вот оно! Вот оно, озарение! Две палочки в руках барабанщика – это два меча, пара мечей у одного фехтовальщика.
– Два меча! – воскликнул Мусаси.
– Вот вы где! – отозвался с дерева Иори.
Мусаси завороженно смотрел на руки барабанщика. Да, тот же принцип: две палочки, один звук.
Открытие казалось до смешного простым. Люди рождаются с двумя Руками, почему бы ими не работать одновременно? Фехтовальщик сражается одним мечом и чаще всего одной рукой. Если действовать двумя речами, у противника с одним мечом нет надежды на победу. В бою в Итидзёдзи против школы Ёсиоки у Мусаси в обеих руках словно помимо его воли оказалось по мечу. Сейчас он понял загадку своего непроизвольного действия в ту минуту смертельной опасности.
С того памятного боя Мусаси ощущал, что одновременное владение двумя мечами больше подходит натуре человека и его природным возможностям, чем одним мечом. Привычка, обычай, которым слепо следовали на протяжении столетий, исключали фехтование двумя клинками. Обычай превращал нелепость в закон?
Две палочки, один звук. Барабанщик сознательно действовал правой и левой руками, но словно не замечал их. Мусаси переполнила ликующая радость, которую человек познает лишь в минуты озарения
Действо на сцене продолжалось. Мастера сменили танцовщики исполнившие пять священных танцев – сначала медленный танец Ивато, затем Ара Микото-но Хоко, оживленнее запели флейты, зазвенели колокольчики.
– Насмотрелся? – спросил Мусаси мальчика.
– Нет, нет! – ответил Иори, целиком захваченный стихией танца. Ему казалось, что он вместе с исполнителями плывет по помосту.
– Не задерживайся допоздна, завтра отправимся на вершину горы, к главному святилищу.
СЛУГА ДЬЯВОЛА
Собаки Мицуминэ отличались исключительной свирепостью. Это порода, говорят, произошла от собак, привезенных из Кореи более тысячи лет назад и скрещенных с горными собаками Титибу. Они стаями бродили по окрестностям, нападая на добычу, как волки. Эти полудикие создания считались посланцами божеств и почитались верующими за божьих «помощников», поэтому паломники покупали в лавках на счастье изображения собак в виде лубков или маленьких фигурок.
В нескольких шагах от Мусаси шел человек, ведя на толстой веревке черного пса величиной с теленка. Когда Мусаси вошел в Канонъин, человек дернул собаку за повод и повернул назад. Пес оскалился и стал нюхать землю. Мужчина хлестнул веревкой по его спине.
– Успокойся, Куро!
Хозяину собаки было под пятьдесят, в нем угадывалась дикая сила под стать его псу. Он был в одежде, похожей на самурайский официальный наряд или монашье облачение, пеньковые хакама и подпоясан узким, плоским поясом.
– Байкэн? – Женщина отступила назад, уступая дорогу псу.
– Лежать! – Мужчина ударил собаку по голове. – Хорошо, что ты его заметила, Око.
– Это он?
– Конечно.