Страница 261 из 335
– Получайте! – крикнул Иори и срубил верхушку куста совсем рядом с Хёго. – Что, лис, не нравится? – тяжело выдохнул Иори и вдруг бессильно опустился на землю.
– Он одержим лисами, – обернулся Хёго к Оцу. – Не повезло мальчишке.
– Да, взгляд у него безумный и свирепый.
– Как у лис.
– Может, помочь ему?
– Лекарства от безумия и глупости нет, но попытаюсь.
Хёго подошел к Иори и строго посмотрел на него. Мальчик мгновенно схватился за рукоять меча.
– Ты все еще здесь? – крикнул он.
Не успел мальчик договорить, как откуда-то из глубины живота Хёго раздался страшный утробный рев. Иори лишился чувств. Хёго отнес его к мосту и, взяв за ноги, опустил мальчика вниз головой над водой. Очнувшись, он закричал:
– Мама! Учитель! На помощь! – Крик перешел в рыдания.
– Прекрати, Хёго! Отпусти его! Зачем быть таким жестоким, – вмешалась Оцу.
– Кажется, опомнился, – пробормотал Хёго, осторожно ставя мальчика на ноги.
Иори кашлял, его тошнило. Ему казалось, что ничто на свете не спасет его. Оцу ласково обняла его.
– Где ты живешь?
– В той стороне, – заикаясь, ответил Иори.
– В какой стороне?
– В Бакуротё.
– Это же очень далеко! А как ты здесь оказался?
– Меня послали с поручением. Я заблудился.
– Когда же ты ушел из дома?
– Вчера.
– И блуждал всю ночь и целый день? Как страшно! Куда же тебя послали?
Успокоившись, Иори ответил не заикаясь:
– В усадьбу даймё Ягю Мунэнори, владетеля Тадзимы. Вытащив из-за пояса помятый свиток, мальчик с гордостью помахал им.
– Оно адресовано Кимуре Сукэкуро. Я должен дождаться ответа.
Видно было, что Иори относится к поручению серьезно и готов защитить письмо ценой собственной жизни. Он не подозревал, что упускает невообразимую возможность, более редкую, чем встреча Волопаса и Ткачихи на Млечном Пути.
– У него письмо к Сукэкуро, – обернулась Оцу к Хёго.
– Да, мальчик сбился с пути. К счастью, ушел недалеко.
Хёго подозвал Иори.
– Иди вдоль реки до первого перекрестка дорог, потом бери влево, в гору. Там, где сходятся три дороги, увидишь две большие сосны. Левее, через дорогу, будет усадьба.
– И не поддавайся больше лисьим чарам! – предупредила Оцу. Иори совсем пришел в себя.
– Спасибо! – крикнул он, отбежав на некоторое расстояние. Домчавшись до перекрестка, он на всякий случай оглянулся.
– Осторожнее! – крикнул вдогонку Хёго. – Совсем темно. Странный мальчик, – добавил он, помолчав.
Хёго и Оцу немного постояли на мосту, провожая взглядом Иори.
– Мальчик смышленый, – заметила Оцу, мысленно сравнивая его с Дзётаро, который был в таком же возрасте, когда они расстались.
Дзётаро теперь уже семнадцать. Мысли Оцу невольно устремились к Мусаси. Она давно ничего не слышала о нем. Оцу привыкла к тому что любовь – это страдание. Покидая Эдо, она лелеяла надежду встретить Мусаси где-нибудь в пути.
– Пора! – сказал Хёго. – Нужно торопиться!
СЫНОВНЯЯ ЛЮБОВЬ
– Что делаешь, старая? Совершенствуешь почерк? – Трудно было понять, смеется Дзюро Тростниковая Циновка или спрашивает серьезно.
– А, это ты, – недовольным тоном откликнулась Осуги. Дзюро сел рядом.
– Переписываешь сутры? Осуги промолчала.
– За всю жизнь не надоело писать? Или хочешь преподавать каллиграфию на том свете?
– Не мешай! Переписывание священных текстов – один из способов достижения самоотрешенности, для этого требуется уединение Шел бы отсюда.
– Уйти, не сказав, почему я так торопился домой?
– Могу и без твоего рассказа обойтись.
– Когда закончишь писанину?
– Я должна запечатлеть в каждом иероглифе просветление Будды На одну сутру уходит три дня.
– Ну и терпение!
– Три дня – ничто. За лето сделаю десятки копий. Я дала обет на писать тысячу, пока живу. Оставлю их людям, которые не проявляют должной любви к родителям.
– Тысячу копий? Вот это да!
– Таков обет.
– Не могу похвастаться почтительным отношением к родителям. Мы все здесь непутевые. Единственный, кто выполняет сыновний долг, – наш хозяин.
– Наш мир – юдоль печали.
– Ха-ха! Если ты так печешься о непочтительных детях, то твой сын, должно быть, разгильдяй.
– Да, я не скрываю, что сын причинил мне много горя. Поэтому я дала обет. Вот Сутра о Великой Родительской Любви. Все, кто дурно относится к родителям, должны читать ее.
– Ты и вправду хочешь раздавать людям эту премудрость?
– Посеяв всего одно семя просветления, обратишь в веру сто человек. Если ростки просветления прорастут в ста душах, спасутся души десяти миллионов.
Отложив кисть, Осуги вручила Дзюро законченную копию со словами:
– Это тебе. Выбери время и прочти внимательно.
Глядя на благочестивое лицо Осуги, Дзюро едва не лопнул от смеха. Сдержавшись, он церемонно поднес лист ко лбу, хотя ему хотелось сунуть бумажку за пазуху, а потом выбросить.
– Тебе неинтересно узнать, что произошло со мной сегодня? Твои молитвы Будде, верно, достигли цели. Я кое-кого видел.
– Кого же?
– Миямото Мусаси. Сегодня на переправе.
– Видел Мусаси? Почему же ты все это время молчал? Осуги резко отодвинула столик.
– Ты не ошибся! Где он сейчас?
– Спокойно, бабуля! Славный Дзюро не бросает дел на полдороге. Я выследил Мусаси до постоялого двора, где он остановился. В квартале Бакуротё.
– Это ведь совсем близко?
– Я бы не сказал.
– Тебе далеко, а мне близко. Я гоняюсь за ним по всей стране. Осуги подошла к стенному шкафу и достала фамильный короткий меч.
– Пошли! – коротко бросила она.
– Сейчас?
– Конечно!
– Я удивляюсь такому нетерпению. К чему спешка?
– Я всегда готова к встрече с Мусаси. Если меня убьют, отправьте мое тело семье в Мимасаку.
– Подожди, пока придет хозяин. Поспешим, так вместо похвалы я получу нахлобучку.
– Мусаси может скрыться.
– Не беспокойся, мой человек приглядывает за ним.
– Поручаешься, что Мусаси не исчезнет?
– Я расстарался для тебя, а вместо благодарности слышу одни требования. Ну ладно. Ручаюсь-головой. А пока, бабка, сиди спокойно и рисуй свои картинки.
– Где Ядзибэй?