Страница 162 из 335
«Жизнь устроена так, – подумал Матахати, – что дети доставляют хлопоты родителям, но порой случается наоборот». Осуги загнала его в угол. Матахати впервые оказался перед таким страшным выбором. Дикие глаза матери пронзали его до глубины души.
– Стой, мама! Опусти меч! Я забуду Оцу и выполню твое приказание.
– Какое еще приказание?
– Накажу ее. Сделаю это собственными руками.
– Ты убьешь ее?
– Да.
Слезы радости потекли из глаз Осуги. Отложив меч, она сжала руку сына.
– Дорогой мой! Наконец ты заговорил как будущий глава дома Хонъидэн. Предки гордятся тобой.
– Правда?
– Иди и исполни свой долг. Оцу ждет внизу, в Тиримадзуке. Беги! – Э-э...
– Сочиним сопроводительное письмо и пошлем его вместе с ее головой в храм Сипподзи. Вся деревня узнает, что мы наполовину смыли свой позор. Мусаси, услышав о ее смерти, по велению гордости сам придет к нам. И настанет миг нашего торжества! Матахати, не мешкай!
– Ты подождешь меня здесь?
– Нет, я пойду за тобой следом, но не покажусь на глаза Оцу. Увидев меня, она расхнычется и обвинит в нарушении обещания. Лишняя неловкость.
– Она – беззащитная женщина, – сказал, поднимаясь, Матахати. – С ней хлопот не будет. Посиди лучше здесь. Я принесу ее голову. Не беспокойся, она от меня не уйдет.
– Осторожность не помешает. И женщина сопротивляется, увидев обнаженный клинок.
– Напрасное беспокойство.
Матахати с решительным видом зашагал вниз по склону. Мать последовала за ним, озабоченно нахмурив брови.
– Запомни, – напутствовала она сына, – в таком деле надо быть начеку.
– Ты все идешь за мной? Ты обещала не показываться.
– Тиримадзука ниже.
– Знаю, мама. Иди, если хочешь. Я подожду здесь.
– Что за упрямство?
– У меня такое ощущение, что я должен убить слепого котенка. А ведь надо лишить жизни человека. Невыносимо!
– Понимаю. Пусть Оцу изменила, но она была твоей невестой. Раз ты не хочешь убивать на моих глазах, я подожду здесь.
Матахати пошел один.
Когда Оцу осталась одна, ее первым порывом была мысль о бегстве. Остыв немного, она подумала, что побег перечеркнет ее мучения, которые она терпела от Осуги целых двадцать дней. Она решила выдержать до конца. Коротая время, Оцу думала о Мусаси, потом о Дзётаро. При воспоминании о Мусаси любовь ее вспыхивала россыпью ярких звезд. Она продолжала лелеять свои мечты и надежды, в ушах у нее отчетливо звучал голос Мусаси, который она слышала на перевале Накаяма, на мосту Ханада. Она верила: рано или поздно Мусаси вернется к ней.
Внезапно Оцу вспомнила об Акэми, чей образ преследовал ее, угрожая надеждам. Зловещая тень соперницы исчезла. Безграничная вера в Мусаси была сильнее страха перед чарами Акэми. Оцу вспомнила предсказание Такуана о том, что ее ожидает горькая участь, но монах, видимо, ошибся. Иначе как объяснить ту радость, которая не покидала ее? И сейчас, когда в глухом и темном месте она ждала постылого человека, Оцу не отчаивалась.
– Оцу!
– Кто это?
– Хонъидэн Матахати.
– Матахати?
У Оцу перехватило дыхание.
– Ты и голос мой забыла?
– Нет, теперь узнала. Ты видел мать?
– Да, она ждет меня повыше на горе. Ты совсем не изменилась! Совсем такая, как в Мимасаке.
– Где ты? Здесь так темно, что я ничего не вижу.
– Можно подойти? Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Ты сейчас о чем думала?
– Ровным счетом ни о чем.
– Обо мне не думала? А вот я всегда думаю о тебе. Не было дня, чтобы я не вспомнил тебя, Оцу.
Оцу сжалась при виде медленно приближающегося Матахати.
– Матахати, мать тебе все рассказала?
– Угу.
– Раз ты все знаешь, ты без труда поймешь меня, – с облегчением произнесла Оцу. – Посмотри на случившееся моими глазами.
Забудем прошлое! Оно минуло безвозвратно, а впереди у каждого из нас своя жизнь.
– Не говори так, Оцу!
Матахати не знал, что говорила его мать, но не сомневался в коварстве Осуги.
– От воспоминаний у меня сжимается сердце, – продолжал Матахати. – От стыда я не могу поднять голову. Небо свидетель, что я с радостью забыл бы прошлое, но это сверх моих сил. Невыносимо вообразить, что мне придется отказаться от тебя, Оцу!
– Рассуди трезво, Матахати! Связь между нашими сердцами давным-давно порвана. Их разделила широкая долина.
– Верно. И пять лет протекли по этой долине.
– Утекли безвозвратно. Мы не можем вернуть нашу привязанность из минувшего.
– Нет, сможем!
– Ошибаешься, Матахати. Чувства прошли, как и время.
Матахати, пораженный холодностью Оцу, не узнавал в ней наивную, веселую, как весеннее солнышко, девушку, которая когда-то открыла ему сердце. Матахати чудилось, что он разговаривает с белоснежным каменным изваянием. Откуда в ней непреклонная, холодная решительность?
Он вспомнил, как Оцу, бывало, с отрешенным и мечтательным видом могла почти целый день просидеть на веранде храма Сипподзи, устремив взгляд в никуда, словно разглядывая в плывущих облаках мать и отца, братьев и сестер.
Матахати сделал шаг вперед и осторожно, словно протягивая руку к бутону белой розы, прошептал:
– Попробуем сначала, Оцу. Пять лет не вернешь, но начнем новую жизнь вместе, ты и я!
– Матахати, ты грезишь наяву, – прозвучал бесстрастный голос. – Главное – не ушедшее время, а пропасть, которая пролегла между нашими сердцами и судьбами.
– Знаю. Я хотел бы завоевать твою любовь. Не стоит, верно, говорить, но мой проступок мог бы совершить любой человек по молодости лет.
– Говори, что угодно, все равно я никогда не поверю ни единому твоему слову.
– Я сознаю вину перед тобой. Подумай, Оцу! Я – мужчина и прошу прощения у женщины. Неужели ты не понимаешь, как это тяжело?
– Оставь это! Если ты мужчина, то и поступай как подобает настоящему мужчине.
– Оцу, ты дороже всего в моей жизни! Хочешь, я на коленях буду молить у тебя прощения? Я поклянусь, поклянусь всем, чем ты захочешь!
– Мне безразличны твои намерения.
– Не сердись, прошу! Здесь не место для выяснения отношений. Отойдем в сторону.
– Нет.
– Не хочу, чтобы мать увидела нас. Пойдем! Я не могу тебя убить.
Матахати взял Оцу за руку, но девушка выдернула ее.