Страница 145 из 335
Сэйдзюро неистово бил ногами, доски трещали от его ударов.
– Мусаси... Он ушел? Ой, как больно! Правая рука... Плечо... Кость... Невыносимо! Отсеките! Оглохли? Отсеките мне руку!
Молодые самураи от страха прятали глаза. Они несли поверженного учителя. Видеть его в таком состоянии было верхом неприличия для них.
Несшие Сэйдзюро окликнули Рёхэя и Дзюродзаэмона.
– Он ужасно страдает, просит отсечь руку. Может, ему тогда станет легче?
– Не мелите чепуху! – заревел Рёхэй. – Ему больно, но он не умрет. Если отсечь руку, то не остановим кровь, а это смерть. Надо поскорее донести его до дома, и там решим, что делать. Если следует отсечь руку, то прежде надо предотвратить потерю крови. Двоим надо побежать вперед и доставить лекаря в школу.
Зеваки стояли на обочине дороги, молча взирая на процессию. Рёхэй скорчил недовольную гримасу:
– Разгоните этих бездельников! Здесь не театр.
Молодые самураи, получив возможность разрядиться, ретиво набросились на зрителей, которые бросились врассыпную, как вспугнутая саранча.
– Тамихати, подойди! – сердито подозвал Рёхэй, словно обвиняя юношу в случившемся несчастье.
Заплаканный Тамихати, шедший за носилками, сжался от страха.
– Ты был с молодым учителем, когда он вышел из дома?
– Да.
– Где он готовился к бою?
– Здесь, на поле.
– Он знал, где мы ждали его. Почему он сначала не встретился с нами?
– Не знаю.
– Мусаси явился первым?
– Стоял на холмике, где... где...
– Он был один?
– Да.
– Как было дело?
– Молодой учитель, глядя мне в глаза, сказал, что в случае его смерти я должен перенести его тело на другое поле, где вы ждали его с рассвета. До окончания поединка он запретил мне кого-либо извещать о его присутствии. Сказал, что бывают моменты, когда приверженцы «Искусства Войны» обязаны рисковать, что он не хочет бесчестной победы. Потом он пошел навстречу Мусаси.
Тамихати говорил торопливо, словно боялся, что не успеет закончить рассказ.
– И что было потом?
– Я взглянул на Мусаси. Мне показалось, что он слегка улыбался. Оба обменялись приветствиями. Потом... раздался крик, прокатившийся от одного края поля до другого. Я увидел, как деревянный меч молодого учителя взлетел в воздух. Потом... потом я увидел, что стоит один лишь Мусаси. У него на лбу была оранжевая повязка, а волосы распущены.
Зеваки исчезли с дороги. Ученики, подавленные и хмурые, несли ставень, стараясь идти в ногу, чтобы не трясти раненого.
– Что это? – подал голос один из них, взглянув на придорожную сосну.
Самураи опустили носилки, один потер шею, другой посмотрел на небо. Сухие сосновые иголки посыпались на Сэйдзюро. Высоко на ветке сидела обезьянка Кодзиро и с безразличным видом непристойно кривлялась.
– Ой! – вскрикнул один юноша, когда сосновая шишка угодила ему в лицо. Выхватив из ножен кинжал, он метнул его в зверька, но промахнулся.
Раздался свист, обезьянка, кувырнувшись, слетела с дерева на плечо хозяина, стоявшего под деревом. Рядом с Кодзиро была Акэми. Люди Ёсиоки мрачно смотрели на Кодзиро. Тот пристально вглядывался в Сэйдзюро. Обычная ухмылка Кодзиро сменилась серьезностью, даже благоговейным почтением. Он морщился, словно стоны раненого причиняли ему боль. Ученики Ёсиоки решили, что Кодзиро умышленно поджидал их здесь, чтобы злорадно торжествовать свою правоту.
– Не теряйте времени! Подумаешь, шишка упала из-за жалкой обезьяны! – подгонял товарищей Рёхэй.
– Стойте! – сказал Кодзиро и, подойдя к носилкам, обратился к Сэйдзюро: – Как это случилось? – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – Мусаси оказался сильнее. Куда пришелся удар? В правое плечо? Плохи дела, кость раздроблена. Рука теперь как мешок с песком. Нельзя переносить толчки, лежа на носилках. Кровь может ударить в голову.
Кодзиро властно скомандовал ученикам:
– Ставень на место! Не слышите? Делайте, что вам говорят! Сэйдзюро, казалось, находился на пороге смерти, но Кодзиро заставил его встать.
– Встанешь, если захочешь! Рана не такая уж серьезная. Перебита только правая рука. Ты сможешь идти сам, если попытаешься. Левая рука невредима. Забудь про себя! Вспомни покойного отца! Он заслуживает большего уважения, чем ты ему оказываешь сейчас. Прокатиться на ставне по улицам Киото! Прекрасный способ почтить память родителя!
Сэйдзюро смотрел на Кодзиро отрешенным оловянным взглядом. Неожиданно он резко поднялся на ноги. Перебитая правая рука свисала ниже левой.
– Миикэ, – позвал Сэйдзюро.
– Да, учитель!
– Отсеки ее!
– К-как?..
– Что стоишь? Руби руку!
– Но...
– Трус! Уэда, отсеки руку! Сию минуту!
– Да-да, учитель!
Уэда не успел сделать шагу, как вмешался Кодзиро:
– Если хочешь, я выполню твою просьбу.
– Сделай милость! – ответил Сэйдзюро.
Кодзиро, подняв руку Сэйдзюро, вытащил короткий меч и молниеносным движением отсек ее. Рука упала на землю, из культи хлынула кровь.
Сэйдзюро пошатнулся, но его подхватили ученики. Культю перетянули жгутом, чтобы остановить кровь.
– А теперь я пойду, – произнес Сэйдзюро. – В свой дом я войду сам. Лицо его стало восковым. Он сделал несколько шагов, оставляя за собой кровавый след.
– Осторожней, молодой учитель!
Ученики взяли Сэйдзюро в кольцо, как обручи бочку. Они возмущались поступком Кодзиро. Один из учеников проворчал:
– Зачем этот надутый болван отрубил руку? С рукой было лучше. Сэйдзюро, пристыженный словами Кодзиро, упрямо сказал:
– Я сказал, что дойду сам!
Собрав всю силу воли, Сэйдзюро сделал шагов двадцать. Затем еще двадцать. Покачнувшись, он лишился чувств.
– Быстро! Мы должны доставить его к лекарю!
Ученики, подхватив Сэйдзюро, торопливо понесли его на улицу Сидзё. У Сэйдзюро не было сил возражать.
Кодзиро, стоя под деревом, молча наблюдал за суетой. Обернувшись к Акэми, он насмешливо спросил:
– Видела? Думаю, ты немного утешилась.
Смертельно бледная, Акэми метнула в негр уничтожающий взгляд. Кодзиро продолжал, словно не заметив ее настроения.
– Ты упрямо твердила, что хочешь отомстить ему. Довольна? Достаточная плата за утраченную невинность?