Страница 116 из 335
Оцу приняла предложение Аракиды перебраться в храм и обучать девушек игре на флейте. Ее интересовало не само преподавание, а возможность познакомиться с древней храмовой музыкой. Ей нравились и умиротворение священного леса, и жизнь среди храмовых девушек-мико.
Дело осложнил Дзётаро, поскольку в дом, где жили девушки, запрещался вход мужчинам, даже мальчикам. Порешили, что днем Дзётаро будет подметать дорожки в храмовом лесу, а ночью спать в дровяном сарае дома Аракиды.
Оцу шла через храмовый сад. Ветер тревожно свистел в голых кронах. В дальней роще над деревьями поднималась струйка дыма. Оцу подумала о Дзётаро, который мел там дорожки бамбуковой метлой. Она приостановилась, улыбнувшись при мысли о Дзётаро. Непоседливый мальчишка последнее время вел себя хорошо, примерно исполняя свои обязанности. В его возрасте дети обычно заняты только проказами и играми.
Раздался резкий треск, словно обломилась ветка. Звук вновь повторился. Оцу ускорила шаг, волоча тяжелый груз и окликая Дзётаро.
– Я здесь! – ответил уверенный голос, и послышались торопливые шаги мальчика. – А, это ты! – проговорил он, появившись из-за кустов.
– Я думала, ты работаешь, – сказала Оцу. – Почему ты здесь с деревянным мечом? И в белой рабочей одежде?
– Тренируюсь. Упражняюсь на деревьях.
– Никто не запрещает тебе тренироваться, Дзётаро, но только не здесь. Забыл, где находишься? Этот сад олицетворяет покой и чистоту. Это святое место, посвященное богине, которая является родоначальницей всех нас, японцев. Посмотри! Разве не видишь надпись, запрещающую портить деревья и убивать зверей и птиц? Обрубать ветви деревянным мечом – позор для человека, который здесь работает.
– Знаю, – буркнул Дзётаро с недовольным видом.
– Если знаешь, то почему так ведешь себя? Учитель Аракида как следует отругал бы тебя.
– Подумаешь, беда какая, обрубать сухие ветки! Они ведь мертвые, так?
– Правильно, но только не в этом саду.
– Много ты знаешь! Можно спросить?
– О чем?
– Если это такая ценность, то почему теперь за садом так плохо ухаживают?
– Стыдно, что не заботятся. Запускать этот сад – все равно что дать сорной траве заполнить душу.
– Если бы только сорняки! Посмотри на деревья! Разбитые молнией гибнут, поваленные тайфуном так и валяются – и так по всему саду. Крыши построек продолблены птицами и протекают. Никому не приходит в голову поправить ветхие каменные фонари. А ты думаешь, что это место какое-то особенное? Вспомни замок Осака, Оцу! Посмотришь на него из Сэтцу, со стороны моря, и он сверкает белизной. Токугава Иэясу строит по стране десятки более великолепных замков, как в Фусими. Какой роскошью удивляют дома даймё и богатых купцов в Киото и Осаке? Мастера чайной церемонии школы Рикю и Кобори Энею говорят, что даже соринка в саду чайного домика портит аромат чая! Наш сад гибнет. В нем работают я да еще три старика, четверо на такую громадину!
– Дзётаро! – прервала его Оцу, взяв мальчика за подбородок и глядя ему в глаза. – Ты слово в слово повторяешь наставления учителя Аракиды.
– Ты их тоже слышала?
– Конечно, – укоряюще ответила Оцу.
– Могу ведь я ошибаться!
– Мне не нравится, что ты повторяешь чужие слова, пусть каждое слово учителя Аракиды – сущая истина.
– Учитель прав. Слушая его, я задумываюсь, уж так ли велики герои Нобунаги, Хидэёси и Иэясу. Они важные особы, но стоит ли покорять всю страну, а потом печься только о своих интересах?
– Положим, Нобунага и Хидэёси не были совсем плохими. Они хотя бы отремонтировали императорский дворец в Киото и пытались сделать что-то для простого народа. Они достойны похвалы, пусть ими руководило желание доказать свою правоту. Сегуны Асикаги были гораздо хуже.
– Почему?
– Ты слышал о войне Онин?
– Хм-м.
– Сёгунат Асикаги был совершенно беспомощным, в его правление шли беспрерывные усобицы: даймё дрались между собой, захватывая земли. Простой народ не знал ни минуты покоя, и никому не было дела до того, что случится со страной.
– Ты говоришь о знаменитых сражениях между кланами Яманы и Хосокавы?
– Да. В то время, сто лет назад, Аракида Удзицунэ стал главным жрецом храма Исэ. У него не было средств даже для соблюдения древних церемоний и священных обрядов. Удзицунэ двадцать семь раз посылал прошения правительству о выделении денег на ремонт обветшавших храмовых построек, но не получил ответа. Императорский двор был слишком беден, сёгунат слишком слаб, даймё заняты войнами. Удзицунэ не отступился, и в конце концов ему удалось возвести новый храм. Не стоит забывать эту грустную историю. Дети, становясь взрослыми, забывают о матери, люди забывают о предках, о давшей нам жизнь великой богине, почитаемой в Исэ.
Дзётаро подпрыгнул, хлопая от восторга в ладоши. Он радовался, что вынудил Оцу на страстную речь.
– Кто сейчас повторяет чужие слова? – воскликнул он. – Думаешь, я не слышал этого от учителя Аракиды?
– Упрямец! – засмеялась Оцу. Она хотела дать ему подзатыльник, но мешок помешал ей. Оцу ласково смотрела на Дзётаро. Он наконец обратил внимание на ее необыкновенную ношу.
– Чье это? – спросил он, протянув руку к дорожной котомке.
– Не трогай! Никто не знает.
– Я аккуратно, просто посмотрю. Тяжеленная! А длинный меч какой громадный! – Дзётаро чуть не захлебнулся от восторга.
Послышалось шлепанье соломенных сандалий. Прибежала одна из девушек-мико.
– Вас зовет учитель Аракида. У него какое-то поручение к вам, – сказала она и тут же поспешила прочь.
Дзётаро растерянно огляделся. Зимнее солнце светило сквозь голые верхушки деревьев, ветер волнами пробегал по ветвям. Дзётаро, казалось, заметил призрак среди солнечных отблесков.
– Что с тобой? – спросила Оцу. – Что ты там увидел?
– Ничего, – хмуро ответил мальчик, покусывая указательный палец. – Когда девушка произнесла слово «учитель», я вдруг подумал, что речь идет о моем учителе.
Оцу помрачнела. Замечание Дзётаро было простодушным, но зачем упоминать имя Мусаси?
Оцу, вопреки совету Такуана, и не думала изгонять Мусаси из памяти. Она продолжала любить и тосковать по нему. Такуан – бесчувственный человек. Порой Оцу жалела его, не ведавшего, что такое любовь.