Страница 33 из 64
— Имущественный вопрос можно поднять? — Иван чуть голову склонил, делая то же самое, что делала Ксюша — от макушки до лакированных носков лодочек с задержкой на губах и коленках.
Тихомирова удивилась, даже сердце удар пропустило, потому что… Не мог ее Бродяга поднимать «имущественные вопросы»…
— Я уже сказала, кажется, что ни на что не претендую. — И пусть действительно не претендовала, обсуждать это с ним было больно. Она сама рушила их замок. Понимала, что это правильно, но легче все равно не становилась…
— Я тоже говорил, что не претендую. Но вот сейчас вспомнил, что погорячился…
И снова сердце пропускает удар.
Неужели он изменился во время этой своей «вынужденной ссылки»? Неужели переоценил? Неужели они сейчас спокойно обсудят «имущественный вопрос»… И на том все? Все будет так, как она убеждает себя, должно быть?
— Я слушаю тебя, — Ксюша постаралась придать голосу безэмоциональности, мысленно готовясь к удару. И получила… Под дых…
— Ты мое кольцо не вернула. Где оно?
Прошлое…
— Там надписи, Вань… — они сидели на кровати, в ушах до сих пор звенели отголоски музыки, которая до глубокой ночи громыхала на свадьбе, ноги у Ксюши гудели из-за туфель с неудобной колодкой, спина ныла из-за того, что кто-то явно перетанцевал на собственной свадьбе, но это сейчас легко воспринималось, потому что рядом сидел Ванька, смотрел на свои руки, играясь с ободком нового для него аксессуара — обручального кольца.
— Правда? — поднял взгляд на Ксюшу, улыбнулся. — Почему раньше не сказала? Вроде же нельзя снимать, говорят… А мне интересно теперь…
— Изменять нельзя, врать и унижать, Тихомиров. А кольцо можешь снять… Но потом сразу чтоб надел…
Бродяга хмыкнул, покорился воле жены, скрутил кольцо с пальца, начал вертеть в руках так, чтобы свет люстры позволил надпись разглядеть…
— Ты мой плен… Это я твой или ты мой?
— Дурак ты, Вань. Я твой, — Ксюша его в шутку по лбу стукнула, Ваня же даже сопротивляться не пробовал — поймал руку, развернул ладошкой вверх, положил кольцо.
— Ты мой плен, — подтвердил, непривычно мягко, как для него, улыбнувшись, — а теперь надевай, жена…
И уже свою руку в ее распоряжение предоставил, чтобы она еще раз повторила то же, что сделала днем.
— А у тебя что?
— Ты мой побег…
— В смысле, из родного дома?
— В смысле, в родной дом, — Ксюша не считала нужным объяснять очевидные вещи, поэтому предпочла просто поцеловать. Мужчину-родной дом.
Настоящее…
— Зачем тебе кольцо, Тихомиров? Мы разводимся вообще-то, — Ксюша постаралась быстро взять себя в руки и сказать… Легкомысленно и немного презрительно. А грудь отчего-то жгло. И снаружи — тем самым кольцом, которое продолжала носить, не снимая. И изнутри — сердцем ли, душою, она не знала.
— Ну ты же носишь. Это раз. А два… Я не развожусь.
Оба ответа были ударами ниже пояса, потому что… Она носила. Не смогла заставить себя его снять, не надевать, забросить на дно шкатулки с украшениями и забыть…
И потому что его напору с каждым днем все сложнее было противостоять. Была обида — дикая. Но была и тоска. По его голосу, взгляду, рукам, губам. И сомнений с каждым днем было все больше.
А вдруг действительно иначе было нельзя?
Вдруг заплаченная ею цена не так и высока?
Что такое четыре месяца перманентной боли, если взамен получаешь вторую серию счастья длинною в десятилетия? Неужели непростительно? Неужели гордость дороже?
— У меня нет твоего кольца, Тихомиров. Спрашивай у своего дружка — Данилова…
Ксюша надеялась, что первый удар отобьет враньем. А будет ли Иван разбираться — большой вопрос.
— Уже спрашивал, Принцесса. Оно у тебя.
Хмыкнула, отвела взгляд…
— Значит, забыла… Не знаю, где… Дома посмотрю. Если найду — передам с кем-то, а пока… Может мы поработаем? Это не больно-то профессионально — тратить рабочее время на личные вопросы.
— Я без кольца из кабинета не выйду, Ксения Игоревна, — конечно, взывать к здравому смыслу со стороны Ксюши было более чем самонадеянно, но…
Она как-то совсем не рассчитывала, что Бродяга сделает несколько шагов в ее сторону, что вот так просто, не встретив с ее стороны никакого сопротивления, вторгнется в личное пространство, что она сглотнет непроизвольно, а он сначала взглядом в вырез блузки нырнет, а потом пальцем…
Иван только раз коснулся кожи, а у Ксюши будто по телу разряд прошелся… И бил… И бил… Пока Бродяга достает то самое кольцо на аккуратной цепочке… Пока хмыкает…
— За вранье следует наказание, Ксения Игоревна, — бодает ее нос своим, греет губы дыханием, толкает ее чуть дальше на стол. Позволяет себе их новый первый поцелуй.
Недолгий и кровавый, потому что… Ксюша быстро опомнилась. Почти сразу… Губу его прикусила, толкнуть попыталась… Цепочка, которую Бродяга не успел отпустить, а может и не захотел, натянулась …
— Еще раз подойдешь без разрешения — укусом не отделаешься…
Вероятно, бросать подобные угрозы стоило не тогда, когда тебя держат за цепочку, словно за поводок, притягивая к своему лицу все ближе, горя азартом…
— Подойду. Люблю, когда кусаешься…
Бродяга легко дернул, цепочка порвалась, кольцо оказалось у него в ладони…
— Просить надеть не буду. Сам справлюсь, пожалуй. А ты… Может хватить и меня мучить, и себя? Или ты сдохнуть готова, лишь бы мне плохо было? Давай поговорим, Ксюш… Просто поговорим.
— Вот на суде и поговорим, Тихомиров. Готовься.
Понимая, что его выгнать из кабинета не сможет, Ксюша вышла сама, хорошенечко хлопнув дверью…
Все равно надо было проветриться, потому что… Это сложно. Очень-очень сложно.
Глава 24
Настоящее…
Субботу Ксюша проводила дома. Сама в квартире, которая жутко нуждалась в возвращении Ивана.
На месте разбитого Ксенией шкафа давно стоял новый… Новый и пустой. Рамки с фотографиями снова на месте… Но их теперь меньше. Все снимки с Иваном Ксюша убрала. Не потому, что злилась на него до такой степени, скорее хотела оградить себя от лишней боли, которая каждый раз пронизала сердце, стоило увидеть его — вживую или нет…
В квартире практически не осталось его вещей — она очень старалась передать с Максом все…
Флешку с видео свадьбы спрятала туда же, куда его фото, новый телевизор взамен испорченного просто не покупала.
Теперь же… Слонялась по квартире, не зная, чем себя занять.
Книга не читалась, работа не работалась, женские глупости не радовали. На душе было маетно, тоскливо, тревожно…
Когда в дверь позвонили, Ксюша вздрогнула… В голове сразу миллион мыслей — а вдруг Ваня пришел? Что она сделает? Что скажет? Откроет ли вообще? Он ведь ни разу после возвращения здесь не был. Ксюша сама просила не появляться…
Но она о многом просила, а ему, кажется, пофиг на просьбы. Хочет — целует. Хочет — забирает кольцо. Хочет — продолжает смс-ки слать, все на что-то надеясь…
Ксюша чувствовала, что ладоши взмокли, сглотнула, глянула на себя в зеркало… Совсем по-домашнему. В мягком костюме, с гулькой на голове, без макияжа. Сначала подумала, что надо бы себя в порядок привести, а уж потом открывать, но быстро осеклась, отвесила себе мысленный подзатыльник, пошла к двери…
Еще чего не хватало — почти бывшего мужа встречать при параде. Да и кто сказал, что он?
Тихомирова в глазок посмотрела, удивилась… Но быстро открыла…
— Кир? Привет… Ты какими судьбами сюда? И поднялся как?
На пороге стоял Прудкой, улыбался неловко, в руках держал красивую картонную коробку нежного желтого цвета — скорее всего с тортом…
— Ваш консьерж меня помнит еще с тех пор, когда я к вам часто приезжал… Было время, да, Ксень? Сейчас даже не верится… Пустишь?
Было время…