Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 110

Эйсон бесшумно выскользнул из отсека сестры. Она долго плакала, но сейчас заснула. О том, что мамин корабль захватили пираты, они узнали больше суток назад, но до последнего момента Эйсон скрывал от сестры главное. То, что все члены экипажа «Стрельца» уже находились в пассажирском транспорте на пути домой. Все, кроме второго пилота Ирис Соколовской. В ее выкупе было отказано, несмотря на огромную сумму, предложенную Федором Соколовским. Информацию старались держать в секрете, но шила в мешке не утаишь в мире, где новости разлетаются со скоростью света.

Узнав об этом, Эйсон впервые за все время сам позвонил Федору, втайне от Зефиры. Он хотел подробностей, а не сплетен из новостных выпусков. Набирая его номер, был настроен говорить жестко, но когда увидел бледное и заросшее щетиной лицо человека, бывшего ему отцом столько лет, внутри все противно сжалось от жалости. Было странно назвать его опять «папой», но, глядя в загоревшиеся самой настоящей радостью глаза мужчины в ответ на такое обращение, Эйсон понял, что поступил верно. Зефира была права в главном. Что произошло и продолжало происходить между их матерью, Федором и Марко, не должно влиять на отношение к ним Эйсона и Зефиры. Нужно быть честным и благодарным за то, что за все прошедшие годы жизни Федор Соколовский никогда не заронил даже тени сомнения в них с сестрой, что они не его дети. Да, конечно, Марко Дрэго вызывал у него восхищение на грани обожания. Он был именно таким, каким мечтал бы стать сам Эйсон. Но ведь, сравнивая, какие отношения он видел в семьях своих школьных друзей и приятелей, он должен честно признаться, что лучшего отца, чем Федор, не мог бы пожелать им с Зефирой.

И если для того, чтобы поддержать этого человека в трудный момент, ему просто нужно назвать его папой, то Эйсону совсем не трудно. Тем более ни ломать себя, ни притворяться ему для этого не нужно. Марко Дрэго, появившись в их жизни, пока больше тянул на друга, на пример для подражания, кумир, но они почти не знали его как человека. А Федор был тем, кого, не стоит кривить душой, любили. Поэтому Эйсон решил оставить родителям самим разбираться в их взаимоотношениях. Тем более в глубине души Эйсон все же мог понять поступок Федора. Нет, не предательство друга. Но вот в то, что Федор любил их мать, любил неистово и отчаянно, Эйсон свято верил. А уж на какие поступки его толкнула эта любовь… Как он может судить, если сам никогда не был и, благослови Вселенная, надеялся не будет в ситуации, подобной этой. Любовь – такая сложная и часто мучительная штука. Что она только ни вытворяет с людьми. И, не испытав на себя все ее выверты и пытки, разве можно рассуждать, сделал бы ты то или это, или не сделал.

Федор рассказал Эйсону, что летал к Марко на базу и просил его о помощи. И в этот момент Эйсон стал уважать его еще больше, потому что по лицу и голосу Федора было понятно, чего ему стоило обратиться к сопернику. Эйсон видел в его глазах, что мысленно он уже попрощался с их матерью. Понял, что она к нему никогда не вернется. А еще Федор очень переживал, как воспримет новости Зефира, и умолял Эйсона как можно дольше ограждать ее от всех подробностей, в надежде, что в ближайшее время все измениться к лучшему.

Эйсон и так старался все время выплясывать перед Зефирой, как клоун, практически пресекая любые разговоры с кадетами и не давая ей лазить в сеть. Придумывал любые дурацкие поводы отвлечь ее. Но все же кто-то проболтался. И последние часы Эйсон провел в отсеке сестры, укачивая ее, как маленькую, и вытирая бесконечные слезы, пока она не выплакалась.

Эйсон сделал всего пару шагов по коридору женского крыла, как на него из-за поворота вылетел Донер Эйкин – здоровенный смазливый блондинистый третьекурсник. Эйсон уже много раз замечал его вьющимся около сестры, и не сказать, что бы его это радовало. Эйсон, сжав зубы, преградил путь парню, хотя реально понимал, что уступает тому в живой массе, да и наверняка в рукопашной, дойди до нее, Донер размажет его по стенке. Но это мало волновало Эйсона, поскольку касалось Зефиры. Если понадобится – он всем этим козлам, увивающимся за ней, глотки зубами перегрызет.

– Чего тебе тут надо? – рыкнул Эйсон.

– Ты не оборзел ли, салага? С чего это я должен тебе отчитываться? – ухмыльнулся Донер, демонстративно еще больше выпрямляясь, подчеркивая ширину плеч и мощные мускулы.

Но Эйсон и не думал уступать и тоже вытянулся, хотя, конечно, с этим почти двухметровым верзилой ему было не сравниться.

– Думаешь, я не видел, что ты около моей сестры постоянно трешься? – упрямо наклонил голову Эйсон, словно готовясь к лобовой атаке.

– И что? Зефира уже взрослая! Тебе какое дело? – нагло посмотрел на него Донер.





– Я ее брат, придурок! И она не взрослая! Ей только семнадцать исполнилось! Нечего таким похотливым козлам, как ты, около нее делать! – уперся Эйсон.

– В самом деле? И кто же меня остановит? Уж не ты ли? – хохотнул блондин.

– Именно я!

– Кишка тонка, Соколовский! – угрожающе навис над ним громила.

– А ты испытай! И поверь, тебе не понравится! Иди ищи развлечений в другом месте! А от моей сестры отвали, понял?

Около двух минут они стояли нос к носу, борясь взглядами. Но потом Донер неожиданно расслабился и чуть отстранился, хоть и не подумал отступить.

– Я тебя бить не стану только потому, что ты, салага, ее брат. И если я тебя хоть пальцем трону, мне Зефирка яйца оторвет! И, черт возьми, как раз ей я бы не смог оказать сопротивление, – спокойно сказал парень.

– Что? – не понял Эйсон.

– Соколовский, не тупи. Мне сестра твоя нравится… просто охренеть как сильно. Так что не пенься. Я ее сам не обижу и никому другому обидеть не дам. А вообще, не будь ты ее братом, я бы и тебя к ней близко не подпустил. Отправил бы отдыхать в госпиталь.