Страница 5 из 113
Проблема, вызывающая у меня раздражение, заключается в том, что я очень не хочу убивать летучую мышь. У каждого существа есть своё место в балансе вещей. Летучие мыши переносят пыльцу, едят насекомых, поедают тараканий помёт; они — необходимая часть цикла.
Я хмурюсь, осознавая, что возможно, подходил к этому неправильно. Возможно, не Смерти нужно состязаться с летучей мышью. Я призвал необходимые стихии, чтобы погасить ледяное пламя в аббатстве, и сделал это без негативных последствий. Конечно, это случилось до того, как была пропета Песнь Созидания, и фейри вернули себе свою вредоносную древнюю силу.
Я запрокидываю голову и смотрю вверх, открываю свои чувства, пытаюсь оценить пушистую крылатую жизнь надо мной, погрузиться в неё, стать ею. Ах… вот оно. Крошечное сердечко бьётся как опасно перетрудившийся барабан, подгоняемый страхом. И да, оно считает меня демоном. Я ощущаю вкус тумана паники в его мозгу. Зверёк на грани сердечного приступа от ужаса и лихорадочного полёта. Я сделал это с ним. Это ужасает горца-друида во мне, воспитанного так, чтобы защищать. Это всего лишь маленькая летучая мышка, которая делает свои дела. Живёт нормальной жизнью.
До. Встречи. Со. Мной.
Я отстраняюсь, погружаюсь в своё сердце, выпускаю завиток любви к своей земле и родичам вверх, представляю, как он окутывает существо, проникает в его гладкое тельце. Сердцебиение млекопитающего мгновенно замедляется, и с его чужого, простого разума уходит туман.
Ослабляя свою постоянную утомительную хватку на сидхба-джай (смертоносной сексуальности, источаемой и светлой, и тёмной королевской знатью), я открываю свои чувства друида и направляю вниз, через пол часовни, через темницу, погружаюсь под каменную плиту фундамента замка, в плодородную почву и глубже, проникая сквозь слои камня, чтобы прикоснуться к благодатной, величественной энергии…
«Стой, — ревёт моё нутро, — здесь опасность!»
Я обрываю связь и резко поднимаю свои стены обратно.
О чём я думал, чёрт возьми? Я прекрасно знаю, что так делать не надо. Когда я в последний раз позволил себе впитать силу Земли, пока та просачивалась через подошвы моих ботинок, я вошёл в «Петуха и Корону» и убил каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребёнка, которые находились внутри. В тот день умерли сто сорок два человека, взорвавшиеся облаками чёрной пыли. Если бы я отправился домой, то вместо этого убил бы весь свой клан.
Тем днём я изгнал друидскую часть себя, запер её и никогда больше не простирал наружу свои способности Келтара, решив, что друидская часть меня бессознательно впитала силу земли, а неконтролируемый Невидимый во мне захватил её, использовав для того, чтобы ударить колоссальной, разрушительной мощью. Грандиозное «пошёл нахер, ты не можешь ко мне прикоснуться», напоминающее мне, кто здесь главный. А кто нет.
И всё же… Что, если я понял неправильно?
Я прищуриваюсь, перекатывая на языке нюансы того, что только что ощутил в земле, заставляя себя проанализировать это без эмоций. Я давно пытался сообразить, как Круус умудрялся приглушить сидхба-джай и с такой лёгкостью окутывать себя чарами. Как он всё делал так просто. Лишь чувствуя колоссальность доступной мне силы, я готов поспорить, что он своей мощью никогда не пользовался, только черпал стихийную энергию природы, безграничную и бесконечно восполняемую. Готов поспорить, что это служило источником силы для всего, что он делал.
А значит, это может быть источником и моей мощи тоже… а я отрезал себя от него после одного нечаянного применения силы. Конечно, последствия были ужасными, но лучшего шанса попробовать ещё раз может не подвернуться.
Служанок нет.
Шон — неубиваемый принц.
Если я призову силу сегодня и потерплю неудачу, пострадают только летучие мыши. Я не могу и дальше жить, как надломленное существо, пропитанное тьмой, отрезанное от человеческого контакта, вечно воюющее с самим собой, ищущее в книгах мифические ответы, которых вообще может не существовать.
Я приглушаю свой разум и открываю чувства друида, поначалу настороженно, затем шире. Такое изобилие силы полыхает в центре планеты; это поражает, ошеломляет, смиряет, и я часть этого! Мы все часть этого, но у немногих имеется столь прямая связь.
Когда я приглашаю это изобилие в себя, оно врезается в моё тело с такой силой, что я едва не сваливаюсь со стопки книг назад. Восстановив равновесие, я упиваюсь ощущением того, что я невыносимо интенсивно жив и тесно связан с планетой. Я скучал по этим преимуществам своего друидского наследия. Я вибрирую энергией, электризуюсь её разрядами. Я боюсь, что могу взорваться от такого количества сдерживаемой…
Проклятье, я знаю, что сделал не так в тот день в пабе. Это так просто, что я не могу поверить, как не увидел этого ранее, чёрт возьми.
Сдерживание. То есть, заточение в ловушку. Когда в тот день я подсознательно впитал энергию, я ничего с ней не сделал. Я даже не понимал до конца, что её поглотил. А потом я прогулочным шагом вошёл в паб, пока каждый атом моего естества был пропитан нестабильной силой.
Ей надо было куда-то выплеснуться.
Я не выбрал, что с ней сделать. Я не предложил ей выхода, цели. И я не вернул её в землю. Приглашённая, но не направленная, она сделала то, что делала бы любая сила, и сделает вновь, если я во второй раз потерплю неудачу.
Вырвалась из меня в моей чистейшей форме — Смерть.
Стиснув зубы, напрягшись от усилий по сдерживанию первобытной мощи, которая не знает границ и не повинуется никаким законам, кроме тех, что на неё наложены, я запрокидываю голову и смотрю вверх.
Летучая мышка спокойно устроилась на брусе, возле разбитой панели витража.
Я дотошно придаю силе земли форму, нацеливаю жёстко направленный порыв ледяного воздуха вверх, и в то же время приглашаю поток тёплого ветерка через раскрытое окно, давая маленькому зверьку цель и направление. Летучие мыши не любят сильный холод. Когда ледяной порыв вторгается снизу, зверёк делает именно то, что сделало бы любое ищущее тепла создание — вылетает через щель в тепло, которое я создал снаружи.
Когда он улетает, я прикасаются к его разуму. «Скажи своему виду избегать моего замка. Сделай это легендой».
«Замокдемонплохоплохоплохо».
«Да», — бормочу я в его сознании.
Я разрываю контакт и немедленно направляю избыток силы обратно в почву.
Когда он уходит из моего тела и плавно сливается с землёй, я смеюсь в голос — ох, проклятье, какое же удовольствие! Я наконец-то понимаю, что я такое, и как контролировать свой ужасный потенциал.
Фейри и друиды различаются не так сильно, как я ожидал. И те, и другие черпают силу из природы. Теперь надо научиться призывать строго такое количество силы, которое необходимо для того, что я решил сделать. Наивный, как ребёнок, пробующий мороженое в первый раз, в тот день в Шотландии я обожрался перед тем, как войти в паб. Я едва вновь не обожрался только что. Урок выучен.
Я встаю со стопки книг и иду через комнату к зеркалу, завешенному тёмной тканью и паутиной. Как и летучие мыши, пауки завладели моим замком, всюду сплетая свою липкую паутину. На них служанки тоже жаловались.
Я сдираю завесу и смотрю на своё отражение. Возвышающийся, темнокожий принц Невидимых с вороными волосами и древними, холодными глазами глядит на меня. Чёрные крылья в размахе раскрываются на пять с лишним метров и величественно опускаются к полу, торс обнажён, остальное скрыто под линялыми рваными джинсами и армейскими ботинками.
Я устал прорезать рубашки и свитера, и в уединении своей цитадели ношу мало одежды. Татуировки неуёмно скользят под моей кожей, торквес извивается как живая змея вокруг горла, а глаза, некогда полыхавшие радужным огнём, некоторое время назад сменились отрешённым пронизывающим взглядом, сверкающим обломками черноты, синевы и кристального льда, как жестокий арктический ландшафт в морозных сапфировых сумерках. Мои глаза не совпадают с моим сердцем. Я понимаю, почему люди меня страшатся.