Страница 10 из 20
Бравый механик понял, что настал момент истины. Ощущение было таким же, когда ты не уверен в себе, но сдаешь на права. А рядом сидит недовольный жизнью гаишник, которому ты не дал взятку. И от него зависит, быть или не быть тебе драйвером.
Короче, хуже не бывает.
Григорий осторожно приблизился к Савраске и зашел с правого бока. Лошадь не выказывала пока никаких агрессивных намерений. Механик осмелел и положил руку на широкую спину, которая посередине разделялась мощным обтянутым кожей хребтом. Поискал по забывчивости стремена, но опять не нашел. Ощущения стали острее. Теперь он словно стоял в самолете перед открытой дверью, смотрел на бесконечно далекую землю и думал о том, что парашют может не раскрыться, а ему надо прыгать.
— Поспешай, Григорий, — окликнул его сзади воевода, который успел приблизиться со всем отрядом к месту действия и теперь, сидя в седле, наблюдал за ковбойскими трюками Забубённого.
И механик решился. Он подтянулся, двумя руками уцепившись за выпиравший хребет животного, изо всех сил оттолкнулся ногой от связки копий и прыгнул вверх. Земля ушла из-под ног: парашют все не раскрывался. Покачавшись на хребте туда-сюда, Забубённый решил, наконец, принять вертикальное положение, но не удержался, соскользнул и рухнул вниз головой с другой стороны Савраски. Животное даже не шелохнулось, лишь коротко покосилось глазом на злополучного седока, помешавшего ему жевать траву.
Со всех сторон послышался здоровый смех ратников.
— Нет, это не половец. Те с конями за раз управляются, — раздался голос Данилы.
— Да, похоже, — согласился с ним воевода. — Эй, паря, давай влезай быстрее. Негоже князя заставлять ждать, он ведь и осерчать может. А мне моя буйна головушка еще не надоела.
Григорий сразу вспомнил про вездесущий кол, и ловкости у него значительно прибавилось. Он поднялся, обошел лошадь и снова попытался на нее взобраться. С третьей попытки он водрузил свое измученное тело на хребет Савраски, лихо обхватив ее округлые бока ногами, словно потомок Буденного, и упершись подошвами в связки копий. Хотя бравый командарм вряд ли согласился бы ездить без седла, ибо мог в пути отбить себе все самое дорогое. Забубённый тоже об этом подумал, но выхода не было, оставалось надеяться на тихоходность серой лошадки.
— Ну, чего стоим-то, — поинтересовался окрыленный успехом Григорий. — Уж вечер близится, а до Чернигова вашего сколько дней пути?
— Сколь надо, — туманно ответил воевода и, повернув коня к лесу, приказал остальным: — Данила, впереди со мной ты да Никола с Курей, остальным держаться вместе, лес темный впереди, ну а что надобно делать отрокам, они про то ведают.
— А мне чего делать? — уточнил Забубённый.
— А ты за холку держись, — посоветовал Путята, проезжая мимо. — А то, ежели упадешь, отроки ведь невзначай и зарубить могут, подумают, что утечь ты решил, паря. А я с тобой еще разговор не кончил. Он у нас еще долгий впереди, если повезет тебе.
— Ну, я, конечно, постараюсь, — кивнул Григорий. — Но за вашу Савраску отвечать не могу. Старушка уже не в своем уме немного.
— А ты не за нее, ты за себя думай, — сказал воевода и удалился.
Названные бойцы устремились за ним, а Данила среди них оказался тем самым знаменосцем, которого Забубённый увидел одним из первых в этом странном мире. Савраска, заметив шевеление вокруг себя, пришла в движение и подняла голову от земли. От неожиданности Григорий чуть опять с нее не свалился, но, вспомнив про наставления Путяты, вцепился что было сил в холку. Савраска между тем вырулила на курс и мерным шагом устремилась за авангардом. Основная часть княжеских ратников ехала впереди, за воеводой. Позади Забубённого виднелись только легковооруженные отроки, которым было велено не спускать с него глаз.
Положение пленника было не очень приятным, но положение «сидя на колу» прельщало механика еще меньше. Хоть и в чужом времени, а помирать раньше срока все равно неохота. Поэтому Забубённый как неглупый мужик решил приноровиться к обстановке. Прежде всего следовало научиться ездить верхом. Савраска для начала подходила неплохо, потому что шла не быстро, но ее хребет все равно то и дело неожиданно прогибался под всадником. Поэтому механику приходилось все время находиться в напряжении, вцепившись руками в холку, а ноги уперев в связки копий. В конце концов, он нашел положение, при котором его многострадальный зад чуть реже соприкасался с хребтом животного, очень скоро показавшимся ему тверже дерева. Это положение Забубённый гордо окрестил про себя «стоя в стременах». Проболтавшись таким манером не меньше часа и умудрившись ни разу не свалиться, он уже ощущал себя лихим кавалеристом, или, по меньшей мере, опытным наездником. Спустя еще час он уже был уверен, что в его жилах течет кровь еще не родившегося Буденного.
Между тем отряд, покинув деревню, почти сразу углубился в замшелый лес. Слегка приноровившись к ходу Савраски, которая, похоже, всю жизнь передвигалась на автопилоте, Григорий стал иногда бросать короткие взгляды на окружавший его мир. Вокруг был густой лес да поросшая мхами земля. Солнце, клонившееся к закату, едва пробивалось сквозь густые ветви, освещая узкую тропинку, по которой ехали воины черниговского князя. Кони ратников, ступая по мягкой земле, вязли, а Савраска под двойным грузом вообще уходила в нее чуть ли не по колено, потому отряд двигался вперед небыстро. Воевода то и дело покрикивал на своих вояк, поторапливая их. Видно, его на самом деле князь ждал, который в случае опоздания по головке не погладит.
Впрочем, Забубённого это в данный момент совсем не интересовало. Он думал о том, скоро ли будет привал, ибо если его в ближайший час не предвидится, то он рискует все-таки отбить себе самое дорогое. Он с тоской буравил взглядом алые плащи ближайших всадников, сидевших себе спокойно в седлах и болтавших о всякой всячине. Седла у них были, конечно, убогонькие. В своем времени Григорий видел и покруче. Но жить можно. И ездить можно. А вот ему далее на тихоходной Савраске без седла приходилось туго. Слава Богу, хоть связки копий, притороченные по бокам, имелись. На четвертом часу скачки механик приноровился на некоторое время вставать на них, давая отдых задней части тела, которая была более привычна к мягким сиденьям автомобилей, а потому уже ныла и болела. Радовало лишь одно — от такой тренировки попа скоро должна была закалиться и стать крепче стали. Если удастся выжить, потом можно хоть на кактус садиться, все будет нипочем.