Прайд Саблезуба

Глава 3

КАТАСТРОФА

Невнятная, но мощно-тяжелая тревога давила Семена уже несколько дней. Наверное, виновата была погода: за несколько спокойных недель люди привыкли к легкому морозцу, к безветрию, к бледно-голубому небу с неярким солнцем. И вдруг все изменилось: небо затянуло тучами, то поднимался, то стихал довольно сильный ветер, в течение нескольких часов крепкий мороз мог смениться оттепелью, и тут же вновь резко холодало.

Ничего, кроме дурных предчувствий, руководству племени Семен предъявить не мог. Тем не менее его приняли и, кажется, поняли. Людям было рекомендовано слушать его советы и выполнять их. А что он мог предложить? Ну, кое-что мог: завалить стены вигвамов снаружи снегом и утоптать его — как можно выше и больше. Пусть жилище станет сугробом, из которого торчат концы жердей на дымоходе. А внутрь попадать как? Ройте тоннели, коридоры — что угодно! Слишком мало вокруг снега? А не надо засыпать все вигвамы — только самые крепкие. И переселяйтесь туда — заодно и дрова сэкономите. Тесно и неудобно? Да, конечно, но как-нибудь переживете. Понимаете? ПЕРЕЖИВЕТЕ!

Ему вняли не все. Но многие.

И вот настал вечер, когда облачность на небе приобрела некую ориентировку. Облака как бы сформировали гигантскую многохвостую спираль, центр которой находился где-то за горизонтом на северо-западе. «Это как же называется по науке, — пытался припомнить Семен, — циклон? Тайфун? Торнадо? Нет, торнадо — это что-то другое — ох-хо-хо...»

Явно приближался ураган или еще какой-то атмосферный катаклизм. Далеко не первый, конечно, за эту зиму и, наверное, не последний. Почему же всем так тревожно и страшно?

Ветер поднялся уже в сумерках — теплый, влажный, мощный. Люди забились в жилища, пытались, подтягивая ремни креплений, прикрыть отверстия дымоходов. Большинство вигвамов уже было до половины и выше присыпано снегом и ветровую нагрузку держало хорошо. Правда, этот снег начал на глазах оседать и таять.

Семен был ярым противником всяческих коммуналок и общежитий, но тем не менее первым подал пример «уплотнения». Свой построенный когда-то на скорую руку вигвам он утеплил и засыпал снегом. А потом предложил Бизону переселиться к нему вместе с женщинами. Решение было, конечно, правильным, но далось оно ох как не легко. В общем, в этом коническом сооружении и раньше-то танцевать было нельзя, а теперь... Зато тепло. И потом, накормить двух мужчин вместе женщинам легче, чем каждого порознь.

Было уже поздно, и огонь в очаге давно потух, но па одном из камней обкладки стояла кособокая глиняная плошка с топленым жиром. Моховой фитиль чадил, не давая ни тепла, ни света, он лишь обозначал присутствие огня. Женщины забились под шкуры и лежали тихо, но было ясно, что они не спят, слушая вой и свист ветра. На той стороне очага едва угадывался контур Черного Бизона. Он сидел, обхватив руками колени, и тоже смотрел на фитиль.

Мужчинам давно нужно было забраться под шкуры к женщинам и попытаться уснуть, но... Но они же прижмутся мягкими, теплыми телами. Прижмутся даже не в ожидании ласки, а в надежде получить, впитать, присвоить немного защищенности, немного мужской уверенности в своих силах, в том, что все в конце концов будет хорошо. Они — женщины, им это нужно. Но как же им дать то, чего у тебя самого нет, как поделиться тем, чего самому мучительно не хватает?!

«Бизону, наверное, еще тяжелее, — мрачно думал Семен. — Мой жизненный опыт богаче, я больше знаю. А вокруг него рушится привычный мир, ему не за что зацепиться, не на что опереться. Хорошо, хоть молчит, не задает вопросов, не требует объяснений и поддержки. А вот бабы... Если в трудную минуту добровольно не поделиться с ними своей „жизненной силой", они ведь будут требовать этого насильно. Как? Очень просто — начнут плакать и все. Только бы не...»

Узкая теплая ладошка скользнула под рубаху сзади, погладила по боку, остановилась. Еле слышный шепот:

— Не бойся, Семхон, не надо. Все будет хорошо. Время белой воды скоро кончится. Будет тепло. Мы вернемся домой... Мы будем купаться... Как тогда — помнишь? Ты меня плавать научишь. Ты будешь играть на зубе, а я танцевать, как тогда — помнишь?

Ветка шептала и шептала, Семен чувствовал шершавую кожу ее пальцев у себя на спине и, не видя ее лица, знал, что она улыбается — уверенно и спокойно. А еще он чувствовал, что этот почти бессвязный шепот наполняет его спокойствием и уверенностью, дает ответы на все незаданные вопросы.

Очередной порыв ветра навалился так, что, казалось, своротит весь огромный сугроб, из которого торчит верхушка вигвама. Навалился и... стих. Люди сжались, ожидая нового удара, но его не последовало. Тишина — минута, вторая...

За спиной завозилась под шкурами Ветка.

— Ты чего?

— Ну, я... Я быстро — пока ветра нет! Я сейчас...

— Перестань ты! Вон, в миску пописай — стесняешься, что ли?!

— Ну, Семхон! Хи-хи, я быстро!

— Рубаху хоть надень, не бегай голой...

Семен хотел еще что-то сказать, но замолчал, напряженно вслушиваясь: «Громыхнуло? Это, что же, гроза идет?! Зимой?! Господи, воля Твоя...»

Ветка на четвереньках обошла очаг и, мелькнув голой попкой из-под рубахи, юркнула в проход, ведущий наружу. Семен вздохнул, повернулся и, дотянувшись через смятые шкуры, подтащил к себе комок перепутанных засаленных ремней, среди которых болтался крючкообразный отросток оленьего рога — приспособление для натягивания арбалетной тетивы. Некоторое время он ощупью распутывал эту конструкцию, потом стянул через голову рубаху и, ежась от холодных прикосновений, надел на голое тело обвязку, завязал крепежные тесемки. Потом влез в успевшую уже остыть рубаху.

Бизон наблюдал за его манипуляциями молча. Семен понял его взгляд и пояснил:

— На всякий случай. Тревожно мне что-то.

— Угу, — кивнул воин.

Семен всмотрелся в полумрак и с удивлением обнаружил, что, собственно, его друг-напарник весь вечер сидит в окружении своего арсенала, за исключением, конечно, копья. Лук, колчан, палица — все под рукой, а ведь обычно оружие это хранилось завернутым в шкуру под стенкой вигвама. И обувь он не снял... На Семена накатила волна блаженной спокойной уверенности — с этим парнем мы не пропадем. Веки сами собой опустились, мышцы расслабились: «Все хорошо, Сема, все под контролем — вот так бы и сидеть до весны...»