Бог Войны (ЛП)

Рэт споткнулся под тяжестью щита. Я слез с коня, забрал щит у мальчишки и отдал ему поводья Снаугебланда.

— Веди его назад, к мосту, — приказал я, — но жди моего сигнала! Он может мне снова понадобиться.

— Да, господин. А можно мне поехать на нём, господин?

— Езжай! — разрешил я.

Рэт взобрался в седло, улыбнулся мне и ударил пятками — короткие ноги не доставали до стремян. Я похлопал коня по крупу и присоединился к четвёртому ряду.

И снова стал ждать. Я слышал крики врагов, видел их лица над верхним краем щитов, блеск мечей, готовых нас убивать. Противник ещё не сформировал кабаний клин, враги выжидали, хотели ошеломить нас, но я увидел, как командир ближайшего к реке отряда поместил самых крупных и сильных воинов в центре переднего ряда, где выделялись три здоровяка с секирами, они-то и станут острием клина. Все трое что-то ревели, распахнув рты, глаза сверкали под нижним краем шлема. Они схлестнутся с людьми Эгиля. Осталось две сотни шагов.

Взглянув налево, я увидел, что в стене щитов идут норвежцы Анлафа. Наверное, чтобы мы поверили, будто главный удар придет оттуда, с их левого фланга. Враги уже спустились на равнину между реками, их ряды сжимались, становились плотнее. Я видел Анлафа на коне, позади своих воинов. Его шлем сиял серебром, на чёрном флаге парил белый сокол. В центре виднелось знамя Ингилмундра с летящим вороном. Клинки стучали по щитам, крики делались громче, большой боевой барабан отбивал смертоносный ритм, но враги по-прежнему не спешили. Им хотелось нас устрашить, чтобы мы увидели приближение своей гибели, они хотели заполучить наших женщин, наши земли и серебро.

Осталась сотня шагов, и со стороны врага полетели первые стрелы.

— Щиты! — крикнул я, хотя это было уже ни к чему: передний ряд укрылся за щитами, второй поставил щиты поверх щитов первого ряда, а третий завершил стену. Раздался громкий стук стрел, несколько проскользнули в просветы между щитами.

Я услышал проклятия — кого-то задело, но ни один не упал. Две стрелы ударили в мой щит, третья скрежетнула по железному ободу. Я поднял щит выше и из-под нижнего края увидел, что неприятель ускорил шаги. Справа от меня начал выстраиваться svinfylkjas, воины переднего ряда спешили вперёд, на его острие. Потом я увидел второй клык, прямо передо мной, нацеленный в моего сына. Четвёртая стрела задела нижнее ребро моего щита и рикошетом пролетела всего в дюйме от шлема.

Став олдерменом, я никогда не стоял в заднем ряду стены щитов, но в этот день мои люди ждали, что я останусь позади. Я стар, им хотелось меня уберечь, и это было проблемой, поскольку воины уже оглядывались, проверить, не сразила ли меня стрела — теперь они градом сыпались на воинов Этельстана. В центре нашего строя, где на мерсийцев надвигались норвежцы с островов, стрелой ранило лошадь, ее круп заливала кровь. Я ненавидел стоять в заднем ряду. Командующий должен быть впереди. Я вдруг ощутил уверенность, что норна Скульд, которая выбирает жертв, летая над полем битвы, накажет меня, если я останусь в тылу.

Я уже спрятал Осиное жало, решив, что сакс не понадобится. Но теперь опять его вытащил.

— С дороги! — прокричал я. Будь я проклят, если позволю своим людям сражаться с svinfylkjas без меня. И я протискивался между рядами, орал на людей и наконец оказался между моим сыном и Вибрандом, высоким фризом с утяжелённым свинцом топором. Пригнувшись за щитом, я выставил вперед Осиное Жало.

— Отец, ты не должен здесь находится, — сказал Утред.

— Если меня убьют, позаботься о Бенедетте, — ответил я.

— Конечно.

Увидев меня в переднем ряду, враги радостно зашумели. Убить такого человека означало завоевать славу. Выглядывая из-за края щита, я видел на их бородатых лицах гнев, страх и решимость. Они жаждали моей смерти. Хотели славы. Хотели, чтобы в залах Шотландии слагали песни о гибели Утреда. Потом полетели копья, и «кабаний клин» разразился боевым кличем.

Битва началась.

Глава пятнадцатая

Из задних рядов скоттов посыпались копья, ударив по нашим щитам. Мне повезло: когда я готовился встретить атаку «кабаньего клина», копье с такой силой вонзилось в верхнюю половину щита, что наконечник пробил древесину насквозь, но под собственной тяжестью копьё упало к моим ногам. Враги шли на нас орущей лавиной: разинутые в крике рты, вытаращенные глаза, занесенные топоры, тяжелые копья готовы нанести удар. И наконец, они оказались у наших ям.

На острие клина шел настоящий гигант, его борода закрывала кольчугу на груди, рот с остатками зубов изрыгал проклятья, глаза уставились прямо на меня, исцарапанный шлем был украшен серебряным крестом, топор сверкал, а на щите красовалась красная рука Домналла. Он поднял топор и явно собрался зацепить мой щит и опустить его вниз, а потом ударить меня шипом в навершии, но в этот момент его правая нога попала в яму. Его глаза округлились, он споткнулся, попав в наш капкан, ударился о собственный щит, скользнул вперёд по мокрой земле, и стоявший справа от меня Вибранд нанёс удар своим утяжеленным свинцом топором, пробив шлем и череп. Выплеснулась первая яркая кровь.

Остаток клина распался. По меньшей мере трое упали, теперь и другие спотыкались о них, размахивали щитами, пытаясь удержать равновесие, а мои люди делали шаг вперёд, совершали выпады и рубили. Совсем скоро клин превратился в месиво из крови, трупов и корчащихся людей. А задние ряды напирали, ввергая передних во всё больший хаос.

Юнец с едва пробившейся бородой, похожей на рыжий пух, сумел устоять на ногах и неожиданно оказался прямо передо мной. Он выглядел перепуганным, яростно взвыл и, широко замахнувшись правой рукой, нанёс мечом нелепый удар, который я принял на щит. Мальчишка позабыл всё, чему его обучали — в замахе всем телом развернулся влево, а вместе с ним развернулся и щит, и оказалось совсем легко ткнуть Осиным жалом ему в живот. Кольчуга на нём была ржавая и старая, с прорехами, стянутыми верёвкой. Должно быть, его отец просто избавился от нее. Удерживая врага щитом, я рванул клинок вверх и провернул, выдергивая. Юнец повалился мне под ноги, хныча и задыхаясь, и чтобы покончить с ним, мой сын ткнул саксом вниз. Юнец умолк.

В мой щит с такой силой ударил топор, что ивовые доски раскололись. Увидев в дыре недавно заточенный клинок, я понял, что топор застрял. Я дёрнул щит на себя и вместе с ним потянул врага, а потом ткнул Осиным жалом снизу вверх. Дело привычное, результат многолетней практики, к тому же облегчённое беспорядком в рядах врага. Извиваясь после удара саксом в живот, противник потянул свой топор. Я дёрнул щит, топор высвободился, и тогда я ударил врага стальным умбоном щита в лицо, а потом вонзил Осиное жало ему в пах.

Всё это заняло не больше пары мгновений, а напавшие на нас скотты уже запаниковали. Те, кто ещё стоял на ногах, спотыкались о тела убитых и раненых и пополняли собой вал из павших. Воины в задних рядах уже знали про ямы-ловушки и, видя кровавое месиво впереди, шли осторожнее.

Они больше не выкрикивали оскорблений, а старались обходить мертвецов, их щиты теперь не соприкасались, и от этого им приходилось быть ещё осторожнее. Опасения вызывают у воина беспокойство, и враги лишились единственного преимущества тех, кто атакует в стене щитов — безотчётной ярости, движимой гневом и страхом.

— Копья! — прокричал я.

В нашем первом ряду теперь нужно больше копейщиков. Скотты больше не могли нападать, они лишь осторожно обходили засыпанные травой ямы, своих мертвых и умирающих, став уязвимыми для выпадов наших копий с ясеневыми древками.

Первая атака была отбита, передняя шеренга скоттов понесла тяжелые потери, и теперь стала кровавой преградой для прочих воинов, которые предпочитали выжидать, а не спотыкаться о мёртвых и умирающих, продираясь к моей монолитной стене щитов. Они снова начали выкрикивать оскорбления и колотить по щитам клинками, но напасть мало кто решался, да и эти немногие отступали, когда мы доставали их копьями. Я увидел Домналла — с разъярённым видом он сгонял своих воинов в новый первый ряд. Но неожиданно меня ухватили за ворот кольчуги и оттащили назад. То был Финан.