Страница 24 из 74
Внезапно подвыпившие аборигенки воспылали желанием отблагодарить своих спасителей. Серж сразу увильнул от ласк пылких темнокожих наложниц. Он до сих пор не мог забыть, как атаковали его шоколадные красотки на острове амазонок, к тому же образы любимых жен его гарема постоянно всплывали в памяти, в его воспоминаниях они были как живые. Чувство утраты и вины по-прежнему не давало ему покоя.
— Ребята, я — пас, ничего не хочу, буду мирно спать. Развлекайтесь, раз изголодались. Я сегодня — четвертый лишний. Девиц как раз три, так что соображайте без меня.
— Вот и ладно, не будет споров, — обрадовался казак и увлек за собой самую пышнотелую туземку.
А юнга ни с кем не спорил, он уже давно жадно впивался в губы самой юной темнокожей красотки, нежно поглаживая ее упругое, стройное тело. Пока старшие товарищи только рассуждали о развлечениях, он уже торопливо стягивал с себя одежду, а девушку одетой и назвать было нельзя.
— Не спеши, а то опозоришься, — предостерег его многоопытный дядя Ипполит. — До девки не успеешь добраться. Эх, молодость, где мои семнадцать лет.
Седовласому и седобородому Степанову, самому нерасторопному из всех, досталась та аборигенка, на которую никто из товарищей не позарился. Это была туземка с пухлыми отвислыми губами, тощая и длинная, словно жердь, но со здоровенным толстым задом, словно взятым напрокат у какой-нибудь толстушки. Но, как сказал ротмистр, с лица воды не пить, а зад — будем мять. Оказалось, что в любовных утехах девица знала толк и была неутомима, как скаковая лошадь. Она до утра не могла угомониться и буквально заездила старого мерина. Таким вот образом компания победителей пиратов праздновала свою победу до самого рассвета. Пирушка плавно перешла в оргию. Юнга, робкий и не шибко опытный в таких делах, под конец так разошелся, что пришлось его усмирять, во избежание полного истощения молодого организма.
А Серега, добравшись до кровати, мирно спал в каюте капитана. Впервые за год или даже больше он отдыхал на настоящей кровати, на мягком матрасе, положив голову на подушку. Какое это несказанное блаженство — отдых с комфортом!
«Интересно, как дела у экипажа „Баунти"? Как здоровье бедняги Флетчера? Вероятно, тоже резвится при свете костра с юными таитянками», — какое-то время размышлял Строганов, лежа в постели, но вскоре он крепко уснул, несмотря на громкие стоны и визг девиц.
Во сне он видел прекрасные лица своих погибших туземных жен.
На рассвете, естественно, никто не поднялся и не заступил на вахту. Впрочем, и ночью на вахте никто не стоял. Такой анархии и безалаберности ни в коем случае допускать было нельзя. Строганов понимал это лучше других. Голова полковника трещала с похмелья, он пригубил вина, и ему заметно полегчало. Сотоварищи лежали на палубе в обнимку с ночными подругами, замысловато переплетаясь черными и белыми телами, и беспробудно дрыхали. Все немало поработали этой ночью.
«Хорошо же они тут порезвились», — подумал Серж.
Его крики, тычки и пинки на собутыльников абсолютно не подействовали. Тогда Строганов зачерпнул забортной прохладной морской водицы и плеснул ее из ведра на почти бездыханного казака. Атаман был самым крепким и выносливым среди всех гуляк, но он и выпил больше других, поэтому вид у него был страшный и одновременно смешной. Худойконь не очнулся, а лишь ругнулся во сне и пуще прежнего захрапел. Очухался от вылитого на больную голову ушата воды только ротмистр. Юнга после аналогичной освежающей процедуры даже не шевельнулся. Степанов, сидя на баке, тряс больной головой, стонал, обхватив ее обеими руками, и раскачивался, словно маятник, тупо уставившись на грязную палубу.
Серега воротился в каюту, принес оттуда наполненный портвейном серебряный бокал, потому что стоявшая на палубе бочка с вином давно опустела, и протянул живительный напиток ротмистру. Старик с жадностью выпил и потребовал еще порцию. Темнокожая девица жалобно пискнула и тоже потянула руку к чаше с чудодейственной жидкостью.
— Будя! Хватит лакать! — буркнул Степанов, но все же сжалился и плеснул вина прямо в рот худосочной туземки.
Постепенно очухался атаман, и только молодой француз, сраженный наповал, продолжал спать, растянувшись на палубе.
— Рановато он познал вкус вина и женского тела. Быстро выдохся, сопляк, — надсадно прохрипел Степанов, теребя седую шевелюру.
— Это точно, слюнтяй! — согласился Кузьма Худойконь. — Французишка! Ни один европеец по-людски пить не может!
— Сами виноваты, совратили мальчонку, — сердито выговаривал им Сергей. — Столько дел не закончено, а вы ночь напролет бражничаете!
— И не только! — поправил полковника Худойконь. — Мы еще и гарцевали.
— Ловеласы! Первым делом… — Сергей чуть не брякнул «самолеты», но вовремя спохватился. — Сокровища-то еще не все вывезли!
— Не жадничайте, граф! — урезонил Сергея казак. — Давайте оставим их покоиться в пещере. Про запас. Там столько грязи, что понадобится лопатами орудовать несколько недель, чтобы достать эти драгоценности. И того добра, которое мы уже вывезли, на наш век вполне хватит!
На том друзья и порешили — не стоит жадничать. Они поели, посовещались и без долгих споров выработали общий план действия: следует пополнить запас воды и провизии, а потом уплывать как можно дальше отсюда. Время поджимало, так как где-то рядом, по словам бывшего пирата Кузьмы, дрейфовали в открытом море еще два пиратских корабля из соперничающей шайки.
Но как вывести захваченный корвет из узкой бухты? Кузьма Худойконь не матрос, он замечательный канонир, хороший абордажный боец и опытный кавалерист. И если с горем пополам палубу помыть он еще сможет, то управление парусами для него почти неразрешимая задача. Юнга к морскому делу еще во французском флоте был приучен, но в одиночку со снастями ему не совладать. Нужны помощники. А дед Степанов, тот, конечно, сможет управиться с парусами, но уже довольно стар, чтобы ползать по вантам, да и вообще его дело — руководить экипажем, прокладывать курс и вести корабль. Сергей был готов взобраться на любую мачту, лазить по канатам, но навыков в морском деле у него не было никаких, как и у Кузьмы.
Старик чуть не взвыл от досады. Корабль есть, и команда тоже какая-никакая, казалось бы, плыви, куда пожелаешь, хоть в Россию, хоть в Европу, да хоть в Америку… А на самом деле есть только два более-менее обученных мореплавателя, старый да малый, а все остальные ничего не могут. Эх-х-х!
— Эй, бездельники и неучи! Как быть? Ну, выйдем мы с вами в открытое море, а дальше что? — принялся ворчать Ипполит. — Первый шторм — и мы без парусов!
Строганов вспомнил, что читал в детстве приключенческую книгу Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», и стал рассказывать старому ротмистру о том, как юноша управлялся со шхуной в одиночку. Ротмистр тут же поднял его на смех.
— Один сопляк при парусах и за штурвалом?! Экий же враль твой бумагомарака! Я всегда говорил, что чтение этих французских романов до добра не доведет! От этих немцев, англичан и особливо французов нам, русакам, один только вред и никакой пользы! А читать их глупые романы и вовсе нельзя! Я вот за свою жизнь прочел только три большие книги — и ничего, ничуть не страдаю. Всегда жил своим умом, а теперь вот еще и богат как Крез!
Строганов ухмыльнулся на слова об успешно прожитой жизни ротмистра, испытавшего опалу, ссылку, бега, отшельничество на затерянном острове, но возражать старику не стал, решив не тратить силы на бесполезную перепалку.
Опытный моряк Ипполит Степанов решил перво-наперво поднять якорь и довериться течению, затем частично поставить паруса на грот-мачте и на бизани, а по ходу дела заняться парусами на фок-мачте. Общими усилиями вытянули якорный канат и закрепили якорь. Мужчины матерились нещадно, ибо их, окончательно не протрезвевших, все еще заметно штормило после вчерашней попойки.
Отдышавшись, все полезли к снастям. Аборигенки по вантам карабкались лучше, чем мужчины, но проку от них не было никакого. Языка они не знали, а жестами нельзя обучить работе с парусами. Это ведь не ноги раздвигать. Поэтому работали только мужчины, втроем, понукаемые снизу ехидным Степановым, а женщины весело и соблазнительно раскачивались на канатах, словно макаки в джунглях. Строганов по ходу дела осваивал морские и корабельные термины, постепенно узнавал и запоминал, что такое гик, пайол, стаксель, румпель и прочая, прочая, прочая.