Страница 20 из 39
Чонгук целовал, двигаясь в ней и ощущая, как сам горит изнутри от восторга и желания, как плавится вместе с ней, но в итоге осаживал себя. Ему так не хотелось бежать с ней куда-то, оголтело сдаваясь желанию, он хотел сначала полностью насладиться ею. Снова целовал губы, потому что они сладкие, потому что целоваться с ней это отдельный вид удовольствия, и кажется он превращался в фетишиста.
Целовал, целовал, целовал.
Он аккуратно убрал пальцы и стянул с неё джинсы, не давая ей повторить того же с ним. Схватил неосознанно сильно за бедра и придвинул к себе, пробуя на вкус жадно. Рен раскрывалась на его языке пряной и терпкой смирной. Она схватилась за изголовье кровати и рвано на выдохе простонала, кусая губы. Её ноги дрожали мелкой рябью под его ладонями, но Чонгук не останавливался. Он наслаждался и растягивал удовольствие до мучительного состояния. Получал от этого извращенное чувство удовлетворения, даже не пытаясь остановиться и прекратить их обоюдное мучение.
В язык ударило пульсацией, и Чонгук правильно считал сигнал, усиливая ласки. Рен бесцеремонно впилась в его длинные волосы, выталкивая наружу его имя криком. Ноги у неё разъехались в оргазменной судороге, а у Чонгука заложило уши — он и не думал, что собственное имя из чужих уст могло так обезоруживать и сводить с ума одновременно.
Она дышала рвано, отъезжая куда-то к его бедрам и целуя смазано в губы и щеку. Он ладонью вел по спине, прощупывая и отсчитывая позвонки — давал отдышаться. Спустя пару минут он подмял её под себя резко, но аккуратно, Рен уже более осознанно смотрела на него и тянулась пальцами к застежке на его джинсах, а губами к солнечному сплетению. У него локти подкашивались от её губ на его теле, не то что колени. Он прижимался к ней ещё ближе, чтобы прилипнуть кожей, сцепиться и желательно намертво, будто клеем. Им обоим очень требовалось почувствовать чужое тепло, запечатлеть его на себе, чтобы убедиться — не одиноки.
Чонгук вошёл в неё на рваном выдохе, в глазах стало до искр ярко, а потом резко темно. Всё плыло и не ловилось в фокус от ощущений себя в ней. Она была до чертиков горячая, узкая и его. Он руку завел ей под спину, притягивая к себе поближе, и поцеловал нежно. Чонгук двигался в ней размеренно, запоминая и анализируя её отклики на каждое движение, чтобы найти самое чувствительное. И нашел. С губ слетел заветный громкий стон, он усилил темп, потихоньку отпуская себя и свои желания на волю.
Пальцы хаотично касались и цеплялись за кожу. Он в какой-то момент потерял свои и её руки, всё сплелось в единое целое. Она двигалась ему навстречу и стонала в ухо, он рычал ей в шею и толкался до предела, на всю длину. Резко, размашисто, с силой. Она дугой наружу выгнулась, оставляя на нем следы от ногтей, он от своих зубов на её шее.
Тело покрылось испариной, на висках выступили капельки пота. Она провела языком по челюсти, потом вниз на шею, а потом на ключицы. Укусила его. Он схватился за её за талию, вминая пальцы в кожу до синяков, и снова толкнулся внутрь, уже совсем грубо и по-хозяйски. Одинокий и оголодавший до ласки зверь внутри него требовал ещё и ещё, сильнее, мощнее, ярче. Больше чужого тепла.
Рен сжалась внутри вся с такой силой, что до искр из глаз — господи, как же, блять, туго. Он продолжал движение, чтобы увидеть во все глаза и запомнить её лицо на самом пике. Губы были приоткрыты и блестели, чуть припухли от поцелуев. Веки зажмурены, вся замерла в своих чувствах, и только внизу всё сокращалось.
Чонгук снова толкнулся, пока она всё ещё такая чувствительная, и усилил каждое её ощущение, выкручивая регулятор на максимум. Удовольствие было уже у той самой грани, которая звалась болью, но всё ещё до мурашек приятно. Он это видел, двигаясь внутри неё отчаянно, чтобы через пару секунд выйти и кончить на выдохе.
А совсем после подтянуть её повыше на кровати и упасть лицом в живот, уткнуться в её горячую кожу, рвано дышать и слушать, как она такая же обессиленная засыпает под ним, запуская пальцы в его волосы.
========== 6. ==========
Когда четырнадцатилетний Чимин писал ту самую записку своему лучшему другу, у него и в мыслях не было, что он действительно прощался с Чонгуком и их дружбой. Ему всё казалось, что старейшины кругом дураки и ничего не понимают: они с Чонгуком никогда не смогут бороться по-настоящему, никто из них никого не убьет. Это уже потом, спустя пару лет проживания в доме Сынхо, Чимин понял — дураками были только они с Чонгуком.
— Пророчества штука изменчивая. А знаешь почему, Чимин? — произнес наставник, нарезая крупным кубиком лук. Лицо у него было хитрое, то самое, по которому Чимин понимал: Ли Сынхо сам себе лучший собеседник и влезать в его монолог не стоит. — Причина в непредсказуемости человеческого поведения. Мы мыслим, наблюдаем, развиваемся и чувствуем, именно поэтому у нас хватает сил пойти против пророчества, было бы желание.
Чимину шестнадцать и это был его примерно пятисотый ужин в доме наставника и мага — Ли Сынхо. Они почти не говорили о причинах чиминовской ссылки сюда, но много тренировались, изучали магические книги и всегда ужинали вместе. Правил в доме Сынхо оказалось немного, поэтому Чимин как-то быстро с ними примирился и даже привык.
— Сонбэ, а у всех магов есть пророчества? — аккуратно спросил Пак, стараясь не отворачивать взгляда от своего наставника, ибо знал, что тот не принимал слабость. На самом деле, вопрос волновал его так сильно и долго, что он почти забыл о страхе перед старшим и о его суровости.
— У всех живых есть пророчества, — коротко ответил Ли.
— Даже у существ? — губы скложились в красноречивое «о». — А как они появляются?
Чимин любопытный до раздражения, особенно если дать повод. Он, словно охотничья собака, почуявшая запах добычи, будет бежать по следу до победного, пока не сомкнет свои зубы на жертве.
— Даже у них, — и снова непробиваемая краткость. — Все пророчества появляются и хранятся в Библиотеке Задверья*. Каким образом они появляются знают только хранители, они же и отправляют пророчества в Кланы.
— Тогда почему я не знаю своего?
— Знать или не знать своё пророчество решаем не мы, а старейшины нашего Клана, — отрезал Сынхо, брякая ножом о разделочную доску. Чимин вжал голову в плечи и раздосадовано прикусил губы — разговор был окончен. Ещё одно непоколебимое правило в доме Ли Сынхо: только он решает, когда беседе пришел конец.
Чимин ещё пару недель пытался подобраться к интересующей его теме, пока с появлением в доме новых жильцов тема резко не обновилась.
С Рен было весело и просто. Дух хитрой лисы постоянно толкал девчонку на какие-нибудь приключения, а Чимину только этого и надо было — разбавить тоскливые будни тренировок и учебы. Они незаметно друг для друга срастались, превращаясь в одинаково думающий организм. Поэтому никто из них не шарахнулся, когда другой потянулся за первым поцелуем с привкусом табака и химическим запахом краски на заднем школьном дворе.
Чимин прекрасно знал, что в Клане не одобряют отношения магов и магических существ, но он все время удерживал в своей голове слова Сынхо: «У нас хватает сил пойти против пророчеств, было бы желание». Если уж некоторые могли сломать свою судьбу, то каких-то узколобых старейшин сломать было плевым делом по мнению Чимина. Именно этой самоуверенностью он и был пропитан, когда они стояли в глухом лесу, а его губы скользили по нежной коже лица Рен.
Он верил в себя, себе и ей.
— Тэндо Рен, я — Пак Чимин — клянусь тебе в верности, — короткий вдох, он отодвинулся и заглянул в её большие глаза. — Я клянусь, что буду заботиться о тебе и оберегать тебя, клянусь, что не предам и сломаю дурацкие стереотипы. Мы будем вместе всегда.
Это была самая тупая из всех его тупых затей, но Чимин поймет это многим позже, в тот момент он просто был счастлив. Глаза кицунэ блестели желтоватым свечением, губы раскрылись в широкой улыбке. Она сжала его пальцы и на выдохе произнесла: