Страница 18 из 39
— Я совсем забыла, — рваным движением выпрямилась, упираясь лопатками в спинку лавочки, и ударила легонько себя ладонью по лицу. Тонкие пальцы разъехались в стороны, открывая один глаз, и она вкрадчивым голосом, ласково-ласково, спросила: — Как твоя нога?
И Чонгук снова хихикнул, но уже совсем не коротко. Рука сама потянулась к её голове и взъерошила мягкие волосы. Рен втянула шею, сжимаясь всем телом, словно в ожидании удара или будто какая-то пружина.
— Всё в порядке, — добродушно произнёс парень, опуская руку и прикладываясь к бутылке. Рен как-то облегченно выдохнула и щелкнула зажигалкой, чтобы закурить. Чонгук сморщил нос, во рту пекло от пряности виски. — Ты не хочешь спросить у меня про Чимина?
Рен дернула плечом против воли. Просто тело, расслабленное выпивкой, продолжало привычно откликаться на знакомое имя. Она прикусила нижнюю губу, на языке ширилось пятно едкого равнодушия и стыда. Ей не хотелось ни спрашивать, ни знать чего-то о Чимине. Рен чувствовала неловкость, перед глазами то и дело вставала картинка происходящего в святилище: Чонгук зовущий её, на губах металлический привкус крови, а внутри зудящее и животное чувство голода.
Она не хотела останавливаться, не хотела отпускать Каири — в тот момент темная сущность ногицунэ взяла над ней верх, оскалила зубы и рвалась наружу. Это пугало её ужасно, но хуже этого был только стыд перед Чонгуком. Именно поэтому Рен весь вечер пряталась и увиливала от него, хоть и чувствовала его прожигающий взгляд. Руки потянулись к краям одежды, чтобы закутаться и прикрыть этот срам. Он видел, видел, какой она может быть.
— Чонгук, — она сглотнула никотиновый комок дыма, проталкивая его вместе с чужим именем внутрь. — Мне плевать на то, что произошло с Чимином. Важно то, что твои сверчки сработали и ты остался жив.
Извинения за свою слабость так и остались у неё во рту. Взгляд опустился в пол, разглядывая круглые носки мартинсов, когда чужая теплая рука коснулась её. Чонгук сцепил их пальцы в замок, поглаживая костяшки её пальцев.
— Тогда чего ты так зажалась? — по нему было отчетливо видно, что он лишь старается выглядеть безмятежно и добродушно, но внутри его явно что-то беспокоило. Рен сморгнула неуверенно, ведь на секунду ей показалось, будто он читает её.
— А ты сам не догадываешься? — лицо её смялось в мученическую гримасу. Она думала ровно пару секунд, прежде чем выхватить у него бутылку и сделать большой глоток. Горло обожгло пряной янтарной жидкостью, во рту застряло ванильное послевкусие. Жаль только, что оно не помогло избавиться от выжидающего взгляда Чонгука.
— Боже.., — она качнула головой и закатила глаза, бросая окурок в жестяную банку, — ты ведь видел меня там — я рвала Каири на куски. Я чувствовала его боль и страх, и я наслаждалась этим, понимаешь? Это уже потом меня придавило ужасом от того, что я сделала, но в самом начале — мне нравилось. Я хотела ещё и ещё! Ногицунэ внутри меня требовала большего!
— И-и? — голос у него вдруг сделался резким, тяжелым и твердым, будто его раздражало, что она ему говорила очевидные вещи, поэтому он подгонял её.
— Тебе этого мало? — взмолилась Рен, снова делая большой глоток. — Не понимаешь, что мне стыдно и противно от самой себя, ведь ты всё это видел. Видел, как мои глаза горели жаждой, видел мое лицо в чужой крови. Гос-с-с-с-поди.
Её последние слова неприятно ударили в затылок. Было до чертиков обидно, но не больно. Неужели, она правда маялась из-за этого весь вечер? Нет, не так. Неужели, она правда думала, что он не в курсе кто ему достался в качестве фамильяра? Может быть в первую встречу он и был необразованным фикусом, но сейчас, проштудировав все имеющиеся книги про кицунэ и ногицунэ, он всё знал.
Знал, что когда лисицы становятся ногицунэ, то они сталкиваются со своим темным «я». Всё плохое и потаённое вылезало наружу, стоило только дать повод. Некоторые могли это контролировать и не превращаться в озлобленных и бездушных, а кто-то сдавался ещё на старте. Чонгук верил — Рен не из вторых. Она будет бороться с темнотой внутри себя до последнего, и её слова были лишним тому подтверждением.
Рен подскочила, принимаясь наворачивать круги, и до него вдруг дошло — она стеснялась себя перед ним. Боялась того, что он может о ней подумать, что перестанет ей доверять, разочаруется и отложит, как поломанную игрушку.
Зубы у него громко скрипнули. Он до крови прокусил себе щеку изнутри.
Это ж как её Чимин надломил, что она теперь при малейшей трудности уже была готова упасть в истерику и поддаться панике?! Злость накатывала постепенно. Разве он давал ей повод усомниться в нем?
— Ты что?! — он поднялся также резко, даже не морщась от неприятной боли в ноге, сейчас всё заглушалось злостью и ревностью. — Ты, блять, серьезно думаешь, что я могу выкинуть тебя, столкнувшись с какой-то трудностью?! — Чонгук схватил её крепко за плечи и встряхнул, черные глаза стали стеклянными. Он на секунду испугался, что сделал ей больно, и ослабил хватку, но потом снова сжал пальцы. — И не смей говорить, что я тебя испугался. Нет! Я не боюсь ни тебя, ни твоей темной стороны. Сегодня, когда я произносил клятву, я произносил её вам обеим. Тебе и твоей ногицунэ внутри, слышишь?
Снова встряхнул, но уже не так резко, более плавно и лишь для того, чтобы она согласно мотнула головой. Рен хлопала ресницами и медленно растекалась в его руках, чувствуя спокойствие. Она облизнула губы и тихо выдохнула.
Чонгук завис, наблюдая за движением языка по влажным губам. Электрический разряд прострелил от поясницы к затылку, губы начало жечь воспоминанием о вкусе чужих. Сердце забилось с бешеной скоростью, пульс отчаянно долбился в подушечки пальцев, напоминая о том какая у неё мягкая кожа на ощупь.
Рен дышала прерывисто и не смотрела на него, мазала взглядом по шее, и в первый раз в жизни Чонгук возненавидел их разницу в росте. Ему хотелось увидеть её черные глаза, хотелось найти там синхрон с его чувствами. Теоретически он мог бы потянуть за её подбородок и добиться желаемого силой, но на практике: ему было страшно обжечься об мягкую кожу и после не остановиться.
Он хотел её поцеловать, но не как в первый раз, желая забрать у неё часть боли, нет. Сейчас он просто хотел её целовать, чувствовать её, вжимать её в себя, вобрать в себя полностью со всей темнотой.
— Эй, а вы чего дверь закрыли? — воскликнул Хосок, вылезая на половину из окна в кухне, что выходило на задний двор. Чонгук обернулся и ощутил теперь лишь одно единственное желание: съездить по морде своего хёна. — Из-за Тэхёна с Шугой мы все там, как ёжики в тумане. Выпустите их, а?
Хосок улыбался широко и солнечно, максимально довольно, а Рен давилась смешком и открывала послушно дверь, ускользая из его хватки.
Да, гребаный ж ты йод.
Тэхён ближе к полуночи заметил отчетливое напряжение между Чонгуком и Рен. Не отрицательное, а такое гудящее, ноющее напряжение, которое бывает у людей когда они что-то недосказали или не доделали. Оно между ними в каждом движении, в каждом косом взгляде сквозило. Особенно легко считывалось у Чонгука, потому что тот смотрел на неё осознанно. А Рен бессознательно, будто сама ещё не до конца поняла, но мысли и желания опережали разум. Тэхён вообще-то не заделывался в свахи или того хуже купидоны, но всё равно потащил Рен на улицу.
Они опирались о стену и курили, поглядывая на звездное небо. Тэхён не понимал ни разу зачем он всё это делал, но всё яснее понимал, почему она вдруг намагичила себе дом в лесу. Воздух чище — да, но самое главное — это не замутненное облаками и выхлопами ночное небо.
Он громко и тяжело выдохнул, потер свой затылок рукой и опустил взгляд. Он правда не понимал на кой черт ему это всё, потому что, признаться честно, лисица его и самого привлекала, но скорее как человек. Рен из того типа людей, что со всех сторон окружали себя стеной изо льда, которая вроде и прозрачная, а вроде и хрен ты увидишь, что там внутри творится. А внутри у таких обязательно было интересно. Тэхён это точно знал, потому что сам был из этой породы.