Страница 4 из 21
Навстречу посреди улицы идут двое стражников. Громко топают, даже нарочито громко, как мне показалось. Перед ними расступаются. Оба рослые, в неплохих доспехах: один в добротной коже, а второй, что постарше, и вовсе в железном панцире и металлических налокотниках и наколенниках.
Завидев меня, остановились, хотя я вроде бы еду спокойно и тихо, никого не задевая. Хотя, понятно, есть на что посмотреть: мои совсем не средневековые размеры неизменно привлекают внимание не меньше, чем мой Зайчик. Да и на Бобика обычно смотрят со страхом и опаской.
Старший внимательно посмотрел на Бобика, потом на меня. Вскинул повелительно руку, я послушно, но словно бы по своей воле, так восхотелось, остановил коня.
— Что случилось? — поинтересовался я. — Я не заплатил в воротах за проезд?
Старший покачал головой, я обратил внимание, что его напарник смотрит на меня со смесью трусости и наглости.
— Думаю, заплатили, — ответил он с рассчитанной ленцой, словно делая одолжение. — Иначе бы вас не пустили. У нас с такими разговор короток...
— Да? — поинтересовался я. — Это как же?
Он ухмыльнулся и ответил с явным удовольствием:
— Постановление городского совета гласит: всякий, не уплативший пошлину, будь он сам герцог, не должен быть пропущен через городские врата. А если кто попробует войти силой, того связать и доставить в тюрьму.
Вокруг нас уже останавливался народ. На стражей, как и на меня, посматривали с боязливым ожиданием.
— Круто, — ответил я, но если ожидают от меня взрыва благородного возмущения, то жестоко просчитались, я вообще-то за соблюдение законов. Особенно тех, которые мне соблюдать ничего не стоит. — Что ж, демократия в действии. Ну ладно, а ко мне какие претензии?
Старший снова смерил недружелюбным взглядом мою рослую фигуру на очень рослом коне.
— У нас мирный город, — сказал он громко. — Здесь сразу вешают воров и разбойников...
Я прервал резко:
— Мерзавец! Думай, что говоришь! Иначе я снесу твою дурную башку, и городской совет меня тут же оправдает!
Он несколько смешался, но не отступил, сказал с тем же вызовом:
— Я хочу сказать вашей милости, что у нас всё по закону. И если вы вздумаете размахивать мечом по праву благородного, то увидите, что для городского суда нет разницы... кто перед ним стоит. Только это я и хотел сказать.
Я посверкал глазами, пораздувал ноздри, пусть все видят, что я с великим трудом удержался от вспышки гнева, а стражи тоже люди и не хотят кровавой рубки, во время которой даже не успеют позвать на помощь. Народ переговаривается, уже видны разочарованные лица. Всем хочется звона мечей и брызгающей крови, эти пустячки вносят приятное разнообразие в вообще-то скучную жизнь, но по моему виду понятно: благородному рыцарю просто лень переругиваться с простолюдинами.
Зайчик, ощутив толчок коленом, двинулся вперед, Бобик чинно держится рядом, я с высоты седла стараюсь взирать бесстрастно и малость надменно, всё-таки благородного человека безошибочно угадывают уже по его великолепному коню, а благородный и выглядеть должон соответственно.
Из распахнутой двери вылетел кубарем мужик в разорванной одежке. Следом выглянули двое крепышей, отряхнули ладони и одежду, разом повернулись и пропали в ярко освещенном зале, откуда крики, смех, вопли, ругань, песни и топот пляшущих.
Зайчик переступил через распростертого, тот поднялся и, не отряхиваясь, с диким ревом бросился обратно. Я покачал головой, что за город, что за город, куда церковь смотрит, с утра столько пьяных, а вдоль улицы выстроились женщины легкого поведения...
Глава 3
Громыхая железом, из-за угла вышли трое стражей. Когда женщине нужна была помощь, их не найти, а сейчас так и снуют, за мной следят, что ли? Впереди рослый и явно тертый мужик, лицо в шрамах, но уже успело обрюзгнуть на сытых харчах, располнело и обрело нездоровую бледность сильно пьющего человека. Грудь и спину защищает стальная кираса, да еще широкие стальные наручники укрывают от кисти до локтей, штаны кожаные, сапоги с металлическими подковками, пояс широк с непомерно огромной пряжкой в виде небольшого щита. Судя по выдавленным знакам, это не просто пряжка, а еще и знак различия. Или должности.
Он остановился посреди улицы, загораживая дорогу, двое тут же остановились у него за спиной, а потом чуть разошлись в стороны. Старший смотрел на меня хмуро и недоброжелательно, стараясь усмотреть во мне только что сбежавшего из тюрьмы мошенника, растлителя и душителя.
— Я начальник городской милиции Саклер, — сообщил он сиплым пропитым голосом. — Что-то я вас раньше не видел. Вы в город надолго?
— Подумаю, — ответил я надменно.
— А из каких краев?
— Дальних, — ответил я с некоторым раздражением. — А в чем дело?
— Интересуемся, — ответил Саклер вроде бы смиренно, но я уловил не свойственную простолюдинам дерзость во взоре и неуступчивость в голосе. — У нас город мирный, у нас строго бдят, чтобы всё тихо...
— Хороший у вас город, — сказал я с одобрением с высоты седла. — Но я при чем?
— У вас, ваша милость, боевой конь, бойцовский пес и оружие, какое поискать...
— И что?
— Люди с таким оружием всегда ищут, как бы им кого...
— Ты не дурак, — сообщил я ему, — понимаешь людскую породу. В каком полку служил? Впрочем, теперь неважно, кому ты служил... Важно, что у меня здесь нет противников, а дерусь я с людьми не ниже званием, чем у меня самого. Так что не трусь, я не побеспокою городские власти.
Он выпрямился, даже попытался посмотреть вот так с земли на всадника свысока.
— Милиция не трусит, ваша милость, — ответил он дерзко, — как я уже сказал, мы здесь не смотрим, кто благородный, а кто нет.
— И это наполняет тебя счастьем? — спросил я с интересом. — Выискиваешь, как бы плюнуть под ноги благородному?.. Ладно, посторонись, невежа. А будешь хамить, никакие городские власти не спасут твою голову.
Он поколебался, на карте его репутация начальника милиции, да и народ на улице, а также из окон следят за каждым его движением и ловят каждое слово, однако правда и то, что городские власти станут спорить с благородным лордом из-за чего-то стоящего, но никак не из-за простого стражника. Пусть даже начальника городской стражи. Нет, милиции... а это что-то для меня новое.