Страница 7 из 9
Но судебный медик прервал воспоминания Мейзлика:
– Хочу заметить, что строить умозаключения, излагать версии и предъявлять обвинения – ваша работа. Тут уж без меня.
Прозектор открыл ящик стола, вытащил печать и шлёпнул ею в углу листа, на котором только что писал.
– Извольте получить заключение о вскрытии. Простите, у меня много дел. Не смею вас задерживать.
– И всё-таки, вам придётся ещё немного потерпеть наше общество, – заявил инспектор. – С вашего позволения, пан следователь воспользуется этим телефоном и проинформирует мужа погибшей о происшествии. Мы дождёмся его, чтобы провести опознание. Надеюсь, вы не возражаете?
– Звоните, конечно. Просто я оставлю вас в кабинете, а сам уйду на вскрытие. Меня ожидают ещё три «весёлых» трупа. Напились и устроили поножовщину в ресторане. Порезали друг дружку до смерти. А с виду порядочные люди.
Доктор покинул помещение. После его ухода воцарилась неловкая тишина, нарушаемая лишь скрипом петель открытой форточки, боровшейся с ветром.
– Простите, пан Яновиц, но я не знаю номера телефона мужа потерпевшей, – жалобно проскулил Мейзлик. – Может, лучше вы…
– Не беспокойтесь, дружище, вот, – сыщик протянул лист блокнота с цифрами. Это магазин женской и мужской одежды на Виноградах. Попросите пана Плечку. «А всё-таки, я молодец, – самодовольно подумал инспектор, – ловко заставил этого юнца выполнить столь неприятную миссию. Хотя, какой же он юнец? Ему уже лет двадцать пять».
Яновиц придвинул к себе заключение прозектора и принялся читать. Глаза бегали по строчкам, и невольно возник вопрос: «Как же так случилось, что в их желудке оказалось столько яда?».
Он раскурил трубку, вновь ушёл в свои мысли и уже не слышал ни дрожащего голоса следователя, ни скрипа форточки, ни клацанья телефонных рычагов после окончания разговора.
Глава 5
Тайное собрание
Никанор Евграфович Кисловский, высокий старик с седой окладистой бородой, в свои шестьдесят девять лет повидал многое. Ещё, будучи студентом физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, он организовал революционный кружок, был арестован и три месяца провёл в тюрьме. В 1874 году эмигрировал в США.
В штате Канзас основал земледельческую коммуну, но через четыре года вернулся в Европу. В Лондоне вместе с соратниками открыл «Фонд вольной русской прессы» и отправлял в Россию нелегальную литературу. Вступил в партию эсеров и участвовал в неудачной доставке оружия на английском пароходе «John Grafton». Затем, колесил по Америке, собирая деньги для закупки оружия и дальнейшей отправки в Россию. Ухитрился познакомиться с Марком Твеном. Дошёл до того, что 1907 году отыскал в Соединённых Штатах некоего полковника Купера, участника гражданской войны в США, и вместе с ним пытался разжечь огонь партизанской войны против царя на Урале и в Пермской губернии. Но крестьяне смутьянов не только не поддержали, но и сдали полиции. Американцу удалось скрыться и нелегально переправиться обратно, а Кисловского арестовали при переходе границы. Этапом его отправили в столицу.
Сначала он содержался в Петропавловской крепости, а потом и в Санкт-Петербургской одиночной тюрьме. Усилиями американских друзей сиделец был освобождён под залог в умопомрачительную сумму – пятьдесят тысяч рублей. И, как бы трудно не было представить, но, благодаря лучшим российским присяжным поверенным, в 1910 году Санкт-Петербургская судебная палата Никанора Евграфовича Кисловского оправдала.
В 1914 году его приняли в масонскую ложу «Восходящая звезда», входившую в организацию «Великий Восток Народов России». После Февральской революции он стал депутатом Всероссийского Учредительного собрания от Трудовой народно-социалистической партии.
Большевистский переворот 25 октября 1917 года Кисловский встретил враждебно и, как член «Всероссийского Комитета спасения Родины и революции», принял участие в борьбе с незаконными троцкистско-ленинскими воинскими формированиями, позже именуемыми Красной Армией.
В начале 1919 года Кисловский был послан за границу для организации финансовой помощи Белому движению.
После окончания собрания Ордена вольных каменщиков русской ложи «Северное сияние» (сегодня в её состав был принят очередной новый «ученик») в трапезной, за чаем, решались самые насущные вопросы жизни эмигрантской среды. Распределялась материальная помощь наиболее нуждающимся соотечественникам, изыскивались средства для открытия новых газет, русских школ и бесплатных столовых для российских беженцев. Но главной целью чехословацкого отделения организации «Центр действия» был сбор средств для отправки в Россию, в штаб ВСЮР. Денег на фронте катастрофически не хватало, а помощь недавних союзников из широкой реки превратилась в почти пересохший ручеёк, потому и требовалось находить всё новые источники финансирования.
За длинным столом сидело одиннадцать человек. Посередине – Кисловский. По правую руку от него находился Владимир Трифонович Рапальский – официальный представитель правительства Колчака. Рядом – богатейший из русских эмигрантов, нефтепромышленник Абрам Осипович Кутасов; тут же – главный редактор чешско-русской газеты «Славянская заря» («Slovanska zora») Пётр Фёдорович Ефимов и бывший аптечный магнат из Самары Владимир Иванович Сухарев. Правый ряд замыкал бывший директор гимназии из Костромы Павел Емельянович Милосердов. По левую руку от председательствующего расположился член партии эсеров Изот Егорович Астраханский. Уныло разглядывал потолок писатель Аристарх Сергеевич Долинский; с ним соседствовал бывший помощник председателя правления «Русско-Балтийского судостроительного и механического акционерного общества» Владимир Константинович Агапов. Далее – бывший советник губернского правления Вятской губернии Антон Францевич Вельможко и, наконец, очень влиятельный в чешских правительственных кругах бывший Председатель Топливного комитета Временного правительства, профессор Алексей Степанович Лошаков.
Открывая заседание, господин Кисловский, сказал:
– Братья, слово предоставляется Владимиру Трифоновичу Рапальскому.
– Господа, – к присутствующим обратился человек лет тридцати пяти, с короткой стрижкой, в пенсне и усталым, точно стариковским взглядом, – в Чехословакии на сегодняшний день насчитывается около пятнадцати тысяч пленных русских солдат и офицеров. Мы делаем всё, чтобы не только облегчить их жизнь, но и привлечь к борьбе против большевиков. Пока это не особенно удаётся. Наши пленные соотечественники устали от войны и мечтают вернуться домой. Мы поясняем им, что возвращение без освобождения страны от большевистского ига приведёт к трагедии. Красные попытаются их мобилизовать. И занять, так называемую, нейтральную позицию в Гражданской войне невозможно. Большевики, рано или поздно, уничтожат всех, кто честно служил российской империи и не перешёл на их сторону. К сожалению, наши усилия пока не приносят желаемого результата. Сформирована всего одна учебная офицерская рота из ста офицеров и двадцати восьми добровольцев. Я надеюсь, что она станет костяком нового воинского соединения.
– Когда она отправится на фронт? – осведомился Вельможко.
– По окончании формирования.
– Какая планируется численность всего соединения? – поинтересовался писатель Долинский.
– Начнём с полка. Если повезёт – наберём два-три. Количество бойцов сейчас трудно предсказать.
– А как они попадут в Россию? – спросил эсер Астраханский.
– Через Трансильванию. Специальным эшелоном через Румынское Королевство в Констанцу. Затем уже морем в Одессу.
– А оружие им, где выдадут? – не унимался Астраханский.
– И обмундирование, и винтовки, а также сухой паёк на время следования получат в Праге. – Рапальский повернулся к Кутасову и добавил: – Благодаря Абраму Осиповичу.
Взгляды устремились на нефтепромышленника. Тот благосклонно кивнул, провёл ладонью по гладкой, как серебряное блюдо, голове, но не проронил ни слова.