Страница 1 из 9

Зоя Космодемьянская. Не бойся, мы умрем

Кожемяко Виктор

Виктор Кожемяко

К выходу байопика, посвященного жизни Зои Космодемьянской (февраль 2021)

Необходимое вводное слово

Встреча навсегда

Героиня этой книги явилась не только автору,

но и всем в суровую первую зиму войны

Да, узнали о ней тогда сразу многие. О совсем юной девушке, партизанке, которую враги схватили при выполнении боевого задания, жестоко пытали, но не добились ничего и в конце концов повесили, согнав смотреть на это всех остававшихся в оккупированной подмосковной деревне жителей. Для устрашения.

Если бы догадались, чем обернется та казнь!

Через два месяца, когда фашистов отсюда выбили, происшедшее в деревне Петрищево стало известно и поблизости, и очень далеко. На всех фронтах, которые пролегли от Заполярья до Крыма, в партизанских землянках на временно захваченной гитлеровцами советской земле, в глубине тыла, где женщины, старики, подростки до предела напрягали свои силы, чтобы одолеть вражеское нашествие. И везде, у всех, кто узнавал про подвиг той девушки и кому по-настоящему дорога была Родина, поднималось и крепло общее чувство: не жалеть себя для Победы. Если надо, отдать даже жизнь. Как она.

Не жившим в то время и не соприкоснувшимся воочию с удивительной духовной силой, которую излучало свершенное ею, может, вполне и не понять реальное значение подвига героини. А ведь вклад ее в Победу стоит сотен тысяч танков и самолетов. Да какое там – он воистину неоценим.

Только как донести это до нынешних молодых, множество которых, кажется, слишком отдалилось от судьбоносного смысла Великой Отечественной? Отдалилось к тому же куда-то в иную сторону, на что с огромной силой работали из года в год не только явные и скрытые враги нашей Родины, но и реалии «новой жизни», противостоящие, как принято говорить, советскому прошлому.

Однако очень хочется, вопреки всему, приблизить к душам теперешних соотечественников, особенно юных, высокую красоту Зои Космодемьянской, ставшей для советского народа одной из самых любимых героинь. И еще раз попытаться разъяснить, почему все-таки подверглась она столь безжалостной хуле, сравнимой по жестокости с фашистскими муками и казнью на виселице в тот последний для нее морозный и снежный день.

Но сперва воспоминание личное.

День моей встречи с ней тоже был морозный и снежный. Продолжалась первая военная зима.

Село Можары, Рязанская область. Часть ее осенью 1941-го немцы захватили, стремясь обойти Москву с юга, заняли небольшие города Скопин и Михайлов. Начавшееся в декабре советское контрнаступление отбросило их, но мы знаем: пока они близко. С мыслями об этом все живем, от мала до велика.

Мне скоро семь. Маловат, конечно. Однако мама, учительница, давно научила меня читать, и, кроме любимых русских сказок, кроме Маршака с Чуковским и Барто с Михалковым, многое из которых знаю наизусть, все больше тянусь к Пушкину. А еще – к газетам. Ну как же! Там главные новости про войну.

За газетами и письмами для лесхоза, где работает мой отец, а также для всех окрестных домов я взялся ходить на почту, наверное, с началом войны. Уж не помню, как это получилось – почтальон ли ушел на фронт, либо все определил нетерпеливый детский интерес к новостям, которые стали весьма необычными, но только ходил я на почту, до которой от лесхоза было километра полтора, очень исправно, бывало даже по два раза в день, если почему-либо к привычному сроку доставка опаздывала. И читал газеты или, во всяком случае, просматривал прямо там, как говорится, не отходя от кассы.

Вот и в этот раз было так. Раскрыл «Правду». Глаза остановились на фотографии. Что это? Кто на ней?! Девичья голова в снегу, с обрывком веревки на шее…

Я прочитал заголовок: «Таня». А дальше продолжал читать, уже не сознавая, где я и что со мной.

Почта можарская помещалась в старом кирпичном доме, стены которого были необыкновенной толщины. Окна, которых всего два или три, – в углублениях больших и с широкими подоконниками. На одном из них я и обнаружил себя, очнувшись после потрясшего душу чтения и снова переведя взгляд на поразительный снимок.

Было тихо, до звона в ушах, и холодно, каменный подоконник ледяной: видимо, основательно выстыла почта за ночь. И ни одного посетителя, кроме меня, только женщина за служебным окошком, от которой получил я эти газеты и письма. Эту газету…

Ну можно ли словами передать силу пронзившего меня впечатления от того, что я прочитал и увидел на газетной странице? Прошло больше семидесяти лет, а прочувствованное в те минуты так и осталось одним из сильнейших потрясений за всю мою жизнь. Я не преувеличиваю, нет. Честен перед каждым, кто прочтет это. И важно это сказать, поскольку мое тогдашнее чувство, без малейшего сомнения, было и чувством миллионов других людей, которые прочитали и увидели в газете «Правда» то же самое.

Поймут ли люди сегодняшние? Хочу, если уж не смогут прочувствовать такое, чтобы хоть поняли…

А я в тот январский день 1942 года, через два месяца после убийства ее, никак не мог расстаться с газетой. Долго оставался здесь же, на подоконнике, перечитывая и переносясь туда, в деревню Петрищево, переживая все вместе с ней, о которой известно пока лишь то, что зовут ее Таня и она совершила подвиг бессмертия.

Вместе с ней мысленно мерз в ночном лесу на подходе к деревне, где полно гитлеровцев. С замирающим сердцем ощущал на плечах и спине лапы схвативших ее палачей. Терпел (только мысленно, мысленно…) невероятные издевательства и мучения: избивают, проводят пилой по спине, подносят к лицу горящую лампу, обжигая подбородок и предлагая выпить керосину вместо воды… Опять избивают… Босой и раздетой выводят на мороз, гоняя по снегу, пока сами, одетые, утепленные, не замерзнут…

И что же по сравнению с ее холодом наш можарский мороз?

После ночи пыток, когда она вконец измучена и обессилена, ее ведут к виселице.

Но – о чудо! Она вдруг находит в себе силы, чтобы бросить проклятья в лицо убийцам и обратиться к окружающим место казни немцам и русским.

Немецкие солдаты, сдавайтесь, все равно ваше дело безнадежно! А вы, русские, что смотрите невесело? Боритесь, травите, жгите их!..

Это я уже проговаривал про себя, своими словами, ее предсмертную речь, которая вместе с ней войдет в бессмертие.

И у меня сжимались кулаки (маленькие, конечно). Почему я здесь? Я тоже должен бороться, травить их и жечь, захватчиков. Отомстить за нее.

Потом мне станет известно, что будут и герои не намного старше меня тогдашнего. Будут Валя Котик, Володя Дубинин, Марат Казей, Зина Портнова… Пионеры-герои. А мне еще предстояло стать пионером, тем более – комсомольцем…

Очерк тот из «Правды» я аккуратно вырезал и положил в свою заветную «военную папку», на которой был наклеен тоже вырезанный из газеты портрет Сталина.

Вскоре лег туда и еще один очерк о ней. Снова из «Правды» и того же автора, подпись которого я хорошо запомнил: П. Лидов. Назвал он это свое повествование «Кто была Таня». Просто и прямо. Наверное, бросив глаз на такой заголовок в этой газете да к тому же прочитав фамилию автора, каждый сразу понимал тогда, о какой Тане идет речь.

А ее звали, оказывается, Зоя.

Школьница из Москвы Зоя Космодемьянская. Десятиклассница…

Меня прошлой осенью, через два с небольшим месяца после начала войны, мать повела в первый класс. Хотя было мне только шесть лет, а в школу принимали с восьми. Но, учитывая домашнюю подготовку, а также, видимо, и материнское учительское положение, приняли.

Правда, длилось тогда мое школьное обучение всего один день. Скучно показалось. Начинали с азбуки и прописей, выводя в тетрадях первые палочки да крючочки, а для меня все это было делом давно пройденным. И следующим утром, когда мама стала будить меня, чтобы идти на занятия, раньше рвавшийся в школу теперь вставать я не захотел. Мать посмеялась и махнула рукой: