Голубиные дети

Пашка медленно сел на землю. Шурик и рыжий парнишка остановились не то видом полюбоваться, не то дать Пашке время.

– Наша Одинокая ива, – представил рыжий.

– Какой-то «Питер Пэн», – пробормотал Пашка. – Колоссально. Ещё скажите, что живёте на дереве.

– Не, – протянул рыжий. – Только Шурик живёт наверху, остальные у озера. Кстати, я Рыжий. – Пашка пожал Рыжему руку. – А с этим ты и так, похоже, знаком.

Шурик сделал вид, что не услышал.

– А ты почему наверху живёшь? – спросил его Пашка, будто всё остальное его не удивляло.

– Тонуть не люблю, – отрезал Шурик. Ясно было, что больше он ничего не скажет. Пашка сделал вид, что ему и неинтересно.

– А там что, среди веток?

На вершине Одинокой ивы темнело нечто, похожее на громадное гнездо.

– Скоро сам узнаешь. – Шурик недобро ухмыльнулся. – Ты как, дохляк, лазать-то умеешь?

Ещё сыщик Шерлок Холмс говорил: «Отбросьте всё невозможное, и то, что останется, будет ответом, каким бы невероятным он ни казался». Пашка отбросил, и остаток ему совсем не понравился.

Невозможно, чтобы Шурик был таким грубым, даже понарошку: он парень добродушный. Невозможно за один день так здорово загореть и вообще измениться. Невозможно найти в их деревне столько детей и взрослую тётку, которая согласилась бы стать ведьмой из голубятни. И уж совсем невозможно вот это огромное дерево, на которое Пашка лез, кряхтя и сдирая ладони.

– Ну, давай, не тормози, – подгонял Шурик. Сам он карабкался ловко, прямо как Спайдермен. А Пашка с непривычки быстро выдохся. Руки, в жизни не поднимавшие ничего, тяжелее книги, дрожали.

– Отстань ты от человека, – заступался Рыжий. – В его вселенной это, может быть, предел скорости!

– А человек ли он? – философствовал Боба. – Вдруг он улитка? Или черепаха.

Высокого и плотного Бобу они встретили у подножия дерева, и Рыжий зачем-то позвал его за компанию.

– Черепахи знаешь, как носятся! Им просто нужен повод, – спорил Рыжий.

– Значит, и новенькому нужен повод. Эй, новенький, представь, что под тобою лава, – предложил Боба.

«Пол – это лава», – обожгло воспоминанием.

– А как же канатные дороги, тарзанки – вот это всё? – спросил Пашка, когда, наконец, смог говорить.

Они сидели на широкой, как дорога, ветке, всего лишь второй от земли. Шурик разрешил передохнуть, и Пашка просто лежал, раскинув гудящие руки в стороны. Дерево грело спину.

– У нас особо не заморачиваются, – пояснил Боба. – Это ж строить надо, а его Мальчишество только игры любит.

– Его Мальчишество? – Пашка приподнялся. – Это ещё кто?

– Не сказали, да? – Боба посмотрел на Шурика. Шурик помотал головой, и Боба замолчал.

– Ну, чего вы? Скажите! – попросил Пашка. – Это ваш король? – Внезапно блеснула надежда: – Это Макс, да? Макс же, да?! Ну, вы вообще даёте! Я уже реально поверил, что в другой мир попал! Полное включение! Колоссально! Чего раньше не показали такое крутое дерево? Шурик, ну всё, стань на секундочку обычным, скажи честно!

Рыжий и Боба переглянулись и покатились со смеху. А Шурик смотрел на Пашку внимательно и как-то с жалостью. Он сказал:

– Ладно, так и быть. Признаюсь. Если честно… – Он подержал мучительную паузу. – Тут есть лестница.

Рыжий и Боба снова покатились. Даже Шурик не удержался: уголки его губ дрогнули, поползли в стороны.

Мальчишки смеялись, и Пашка ясно видел: нет, эти не снытинские, они чужие. И совсем ему не друзья. А хуже всего то, что Макса нигде нет.

3.

К вершине Пашка так вымотался, что еле держался на ногах, хотя ребята и повели его по «лестнице» из плоских древесных грибов. Наверху ветер дул сильнее, раскачивал ветви. Вместе с ними раскачивались и мальчишки, будто на палубе корабля.

– Вот поэтому все живут внизу, – сказал Рыжий. – Ну, кроме Шурика.

Пашка забился в развилку ветвей и там переводил дух, стараясь не смотреть вниз. Вместо этого он разглядывал нечто огромное и шарообразное, свитое из ивовых прутьев. И впрямь, будто гнездо. Вблизи оно больше напоминало улей или домик птицы пеночки – очень большой пеночки, размером с носорога.

Боба сорвал лист ивы, поднёс к губам и пронзительно защёлкал. От этого звука Пашку замутило ещё сильнее.

– Боба у нас человек искусства, – похвалил Рыжий.

– Зачем мы вообще сюда лезли? – простонал Пашка.

– Тихо! – шикнул Рыжий.

Боба ещё какое-то время пострекотал на листе, потом затих, и все прислушались.

– Думаю, можно, – решил Шурик. – Пошли, новичок.

И он полез прямо к гнезду. Пашка медлил. Гнездо его очень пугало, особенно этот тёмный лаз, в котором непонятно кто спрятался и наверняка следит за ними. Прямо как открытый люк в голубятне.

– Опять лезть… Зачем?

Шурик вернулся, молча схватил Пашку за руку и с неожиданной силой выдернул из развилки. Он потащил его за собой, как маленького, по дрожащей ветке к гнезду. Рыжий шёл позади, будто провожая, но на самом деле отрезая Пашке путь к бегству. Справа и слева зияла пропасть, шумело зелёное море листвы.

– Да ты не бойся, – подбодрил Рыжий. – Тебе понравится.

«Нет, не понравится», – подумал Пашка, ныряя в тёмный лаз.

Боба и Рыжий остались снаружи.

Шурик протащил Пашку по недолгому тоннелю, и они очутились внутри гнезда. Скруглённые стены, сложенные из веток, уходили высоко вверх, потолок терялся в темноте. Оттого гнездо казалось просторным, хоть и было завалено всяким сорочьим хламом. Пашка увидел обрывки рыбацких сетей, спасательный круг, блестящие лазерные диски, шестерёнки и банки из-под газировки, рваных воздушных змеев, гнутые дорожные знаки, даже мотоциклетный шлем. С потолка на лесках свисала всякая мелочёвка: поплавки, монетки, снова шестерёнки и диски, гайки, металлические внутренности неизвестного Пашке аппарата, чьи-то перья, мотки кассетной плёнки. Над всем этим витал странный сладковатый запах, от которого Пашку немного замутило.

– Ну и помойка, – пробормотал он, особенно ни к кому не обращаясь. Очень хотелось выйти на свежий воздух.

– Эй! – воскликнул кто-то. – Вообще-то, это королевские покои, а не помойка.

Пашка вгляделся в полумрак. Там, в куче соломы, сидел паренёк с блестящими глазами и тонкой бледной кожей. На нём были только шорты и старое полотенце, завязанное двумя концами на шее. Паренёк вертел в пальцах пластиковую трубочку, подбородок ходил вверх-вниз, будто что-то пережёвывая.

– Ваше Мальчишество, – Шурик вдруг бухнулся на одно колено, как в каком-то рыцарском кино. Пашка остался стоять.

Его Мальчишество дунул в трубочку, и шарик жёваной бумаги прилетел Пашке в лоб. Одновременно Шурик дёрнул его за руку вниз – видимо, для коленопреклонения. Но Пашка вырвался и шагнул к пареньку, вглядываясь в его лицо. Он всё ещё немного надеялся: вдруг это Макс?

Но то был вовсе не Макс.

Ухмыляясь, мусоля новый снаряд, в гнезде на вершине громадной ивы жил самый обыкновенный ребёнок – только вот похожий на Пашку один в один.

«Так и знал, что не понравится», – подумал Пашка.

– Мой король, – сказал Шурик, – вот ещё одного нашли у Связующей голубятни. Говорит, потерял брата.

– Новичок, значит, – его Мальчишество с лицом Пашки склонил голову набок, разглядывая гостя, как неведомого зверька. – А звать?

Пашка просипел своё имя. Горло сдавило, как перед приступом, дурнота накатывала волнами. Только этого не хватало.

Сколько же раз он жалел, что не похож на Макса ни капельки!.. Есть ведь одинаковые близнецы. А они с Максом были совсем разные. Макс светловолосый, выше и крепче, с веснушками и ровными, уже коренными зубами. А у Пашки и с ростом как-то не задалось, и с упитанностью, и зубы плохо менялись. Только и было в нём, что огромные глаза на пол-лица да густые тёмные волосы, которые росли, как бешеные. Будто всё, что он съедал, уходило в шевелюру.

Теперь Пашка понял, каково это, когда на двоих одно лицо. Это как смотреть на себя же со стороны, будто вышел из тела. Ощущения с непривычки – просто жуть.