Страница 7 из 11
Жизнь меняется, и мы с вами тоже. И не всегда к лучшему. Надо научиться отделять зерна от плевел, не стараться быть святее Папы Римского, патриотичнее патриотов и беспощаднее берсерков. В угаре очень легко не только отказаться от чужого, что еще недавно было своим, но и выплеснуть свое с грязной водой. Мы с вами – точно такие же творцы старого наследия, как и наши нынешние оппоненты с той стороны «поребрика». Это наше общее наследие – и хорошее, и плохое. И заливая черной краской все, что было до войны, мы заливаем ею и себя.
Все, что происходило в Советском Союзе, не описано даже в самых страшных сказках – это жуткий, абсурдный, затянувшийся на 70 лет фильм ужасов: настолько тяжелый, что мы до сих пор не отошли от его просмотра и ни к какой другой картинке привыкнуть не можем. Как это въелось в наше сознание! Вы только обратите внимание: сколько о зверствах в сталинских лагерях известно, о баржах, которые вместе с инакомыслящими затапливали, о расстрелах прямо на рабочих местах, о миллионах сирот – детей врагов народа, а поди ж ты, находятся те, кто Волгоград вновь хочет Сталинградом назвать или выходит на митинги компартии, которую Ельцин собирался, но не успел запретить, и кричат: «Ста-лин! Ста-лин!» Кто мог представить, что спустя десятилетия отыщется такой, как Зюганов, способный многомиллионному народу доказывать, что Сталин дороже и ценнее Пушкина, потому что сделал больше для русских… И в Киеве подобных, к большому сожалению, немало!
Наша жизнь – трагедия, это знает каждый, поскольку каждому известен финал этой пьесы. Но то, что она еще и комедия, понимает не каждый из ее участников. Мне повезло: я ощущаю оба эти жанра и об этом сообщаю своим читателям.
Молодость должна быть бурной. Если это не так – человека просто жаль. У меня бурной случилась… зрелость! В отношении женщин я был практически всеяден. Главным критерием красоты являлась худоба, а идеалом – не курящая. В те годы я напоминал себе бычка, который вырвался на свободу из загона. У меня было немало женщин, но помогало в этом и воображение. Мои неоднократные браки этому не мешали… Кто был и когда – не помню! У нас, стариков, очень плохо с памятью. Особенно, если мы не хотим вспоминать.
Когда я переживал личную трагедию, становился невыносим: скулил на луну, но не курил, крепко выпивал, писал статьи. Эти меры помогают и сейчас, но более всего – написание книг. После этого процесса я становлюсь очень крепким, стоически перенося потери частей своего организма! Когда же проверенные способы не действуют, просто терплю, как кролик, на которого наступили. Всегда полагал, что женитьба – это чудовищное ограничение свободы. И не ошибся! Но мы все когда-то лезем в добровольное рабство. Когда желание сильно, мужчина слепнет. Я не боялся абсолютно ничего и никого, кроме слез любимой женщины…
К людям я отношусь хорошо. Особенно, когда вижу и встречаю только тех, кого хочу. Судьбе надо активно помогать, особенно на жизненных перекрестках, тогда ты не будешь на нее сетовать!
Я несвободен от огромного количества любовей: к папе, семье, многочисленным внукам, к друзьям, книгам, к коллекциям, выпивке… Но более всего люблю Украину и все, что связано с ее историей и культурой. Чему и посвящаю выставки, которые посещают единицы! И это понятно: во всех средних советских школах учили алгебре, тригонометрии, геометрии… Но не обучали КУЛЬТУРЕ! Воспринимать музыку, ценить и понимать изобразительное искусство… В школе по-настоящему занимательная история заканчивалась Древним миром, где еще существовали в советском педизложении Боги и Герои! Со Средних веков пропали Боги, а с Нового времени – Герои! История СССР – это просто регулярная смена «пропагандистских обоев»… Где о Киеве – после темы «Сожжения города Батыем в 1240 году» сразу шла – «Переяславская рада 1654 года»… Об этом «темном пятне» я написал книгу на 400 страниц – «Киев литовско-польский». Она вышла в «Фолио».
Поэтому я стараюсь проводить экскурсии, читать лекции, писать статьи и книги. В моем случае это все – разновидности наркотиков. Впрочем, как и графомания. Ощущаю непреодолимую тягу к покрыванию бумаги значками. В своей жизни я – главное действующее лицо. Вера в жизнь после смерти – одна из иллюзий. Хорошо, если бы это было, но у меня отсутствуют естественнонаучные основания, чтобы так думать. Мне кажется, это все придумано человеком, чтобы не терзаться страхами, которые сопутствуют нам всю жизнь. Хотя, когда я смотрю на полку, где не вмещаются написанные мной книги, то появляется уверенность, что прожил не напрасно! И останусь в памяти! И не только киевлян!
Память – это необозримого размера мусорная куча. Мне есть чем похвалиться: я запросто вспоминаю нужные события и предметы. Это свойство у меня выработалось благодаря 60-летней собирательской деятельности! На «блошиных рынках» разных стран, где торгуют всяким хламом, я нахожу предметы моей страсти – открытки, книги, гравюры, фигурки из дерева, металла, керамики, колокольчики. Выбираю сосредоточенно, при этом размышляю, как эту вещь продать… Дома я решаю – нужна она мне или нет? Но ощущение ценности даже невзрачной штучки или тусклой открытки у меня сильно развито, существует на каком-то подсознательном уровне. Так я собрал лучшую частную коллекцию киевских материалов. И давно в себе заметил: зло из памяти уходит, словно шлаки. А этому помогают жидкости с градусом! В том числе и кефир, который с годами употребляю все больше и больше…
Жить бывает очень тяжко, особенно после трех перенесенных сложных операций, поэтому ценю свой юмор и расчетливость. В старости я еще очень многое могу, но уже почти ничего не хочу – вот первый несомненный и благодатный плюс. Кто-то однажды замечательно подметил: желудок – это орган наслаждения, который изменяет нам последним. На склоне лет каждый получает то лицо, которое заслужил. Например, лицо у одного моего приятеля становится таким, как будто он постоянно подсчитывает коммуналку.
Мое восхищение яркими и короткими жизненными историям привело меня к собиранию эпитафий. Лаконичные надписи на могилах многих убеждают в том, что все мы на самом деле – персонажи анекдотов для кого-то, наблюдающего нас со стороны. Печалиться по поводу количества прожитых лет довольно глупо – если эти годы перевести на деньги, то получится смехотворно мало. Мы бессильны перед временем, в котором живем, и если появляется вдруг в истории Ленин, Сталин, Гитлер или… это означает, что где-то, в какой-то стране вызрело массовое сознание для триумфа очередного монстра в человеческом обличье. И тогда с каждым подчиненным человеком можно сделать что угодно. Даже выйти на Майдан… Или позвонить миролюбиво врагу, но только не из лагеря агрессора! Чтобы потом, при различных политических обстоятельствах – или жалеть, или восхищаться собой! Много лет тому назад я придумал фразу: «Возьми себя в руки – если не брезгуешь!».
Чуть-чуть приврать не грех, это весьма полезно для душевного здоровья и творческого процесса. В последнее время соглашаюсь с Сократом, который сказал: старость – это убыль одушевленности. У любого, даже мелкого благородства есть оборотная сторона – самому себе становится приятно. Большинство добрых дел совершаются из этого побуждения. В воздухе сегодняшней гражданской жизни бурлят всего два мотива – выжить и быстрее разбогатеть. Но не надо забывать, что вкус и совесть очень сужают круг всевозможных удовольствий и наслаждений.
Что это я о себе и о себе! Пора о Городе! И перейти от общего – к частностям. И начнем с грустного, чтобы закончить РАДОСТНЫМ! Это будет не ода «К радости», как у Бетховена, хотя и патетики, к которой я издавна склонен, будет немало!
Улица Бассейная и Бессарабский рынок. 1946 год. Из архива автора. Публикуется впервые
«Государственная забота»…
Эту историю мне рассказал сосед по ул. Бассейной, 5-б, где я родился, Гуревич Яков, проживший всю жизнь в Киеве.
«Мне было семь лет, когда мы приехали из эвакуации в Киев. Мы жили в доме возле Бессарабки, где недалеко была моя школа. Вокруг Бессарабки вплоть до «второй Бессарабки», там, где сейчас стоит Дворец спорта, вдоль дороги стояли рундуки – такие прилавки, на которых торговали колхозники. Возле этих рундуков любили собираться инвалиды, в основном безногие, на тележках. Они играли в карты, в «очко», в «буру», в «секу». Играли и в «наперстки». Они не воровали, но и не считали зазорным «раздеть» в карты или в наперстки какого-нибудь селянина. Когда холодало, инвалиды ночевали в вырытых ими землянках на Собачьей тропе (возле улицы Леси Украинки). Если же кто-то не хотел или не мог туда идти ночевать, то он спал под рундуком.