Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 16

— Э-э… — к такому вероломству Рыжий оказался не готов.

— Потом ты сможешь рассказать напарнику, где пропадал полтора часа. Если он не заснёт до твоего возвращения.

Глава четвертая

СТЕПЬ

Утро отметилось проливным дождём. Около часа деревья жались к дороге, а потом расступились, словно чернь перед выездом знати. Длинный язык степи глубоко вдавался в полесье и дальше, судя по карте, вёрст двадцать дорога шла по открытому пространству.

На самой кромке степи стоял колодец. Влаги вокруг было много, но что с неё толку — не собирать же по капле с травы и листьев? Питьевой водой следовало запастись. Наёмники поочерёдно таскали вёдра, поили лошадей, наполняли бочонки.

С Глебом, одним из черниговских братьев, случился конфуз. Он быстро намотал цепь на ворот и уже потянулся, чтобы перехватить ведро, как вдруг из колодца завыло. Глеб отскочил, разлив воду, и, не обращая внимания на подначки, к колодцу больше не приближался. Борису пришлось успокаивать брата, он что-то шептал ему на ухо, но тот, похоже, испугался всерьёз.

Тогда Борис подобрал ведро и побрёл к колодцу сам. Никто не удивился, когда из бездны укнуло и на него. Теперь успокаивать брата выпало Глебу.

— Два сапога — пара, — бросил Сейтсман насмешливо.

— Скорее уж, два сапога на одну ногу, — поправил Жирмята.

Братья не были близнецами, но так старались походить один на другого, что наёмники, бывало, путали их в спешке. Одинаковость и стремление подражать доходили порой до абсурда. Копировалась манера одеваться, разговаривать, жесты, мимика… ну, и глупости тоже. И если один из братьев наступал на грабли, можно было держать пари, что второй скоро последует по его стопам.

Стоило покинуть лес, как тут же налетел сильный ветер, и все, кроме Андала, полезли за плащами. А тому хоть бы хны, знай себе лошадей погоняет, и даже куцую свою одежонку не запахнул.

— Он, верно, и зимой в безрукавке ходит, — заметил, ёжась, Жирмята.

На безлесой равнине дорога просматривалась далеко. Подозрительная повозка так и не появилась, и Волошек побежал к командиру с докладом.

Монах правил лошадьми, а орк сидел рядом, укрытый клетчатым пледом. В одной руке он держал крышку из-под термоса и похлёбывал из неё кофе, в другой, словно маршальский жезл, сжимал надкусанный рогалик.

— Нет повозки, — сообщил Волошек. — Всё чисто.

— Отлично! — Дастин сделал глоток и зажмурился от удовольствия. — Теперь им не до нас. У бедных лошадок вздулись животы, и они могут сгодиться разве что в качестве буйков на воде.

— А смысл? — осмелился Волошек на вопрос.

— Нам нужно проскочить степь, — пояснил Дастин, отправляя в рот последний кусок. — Пространство открытое. Самое удобное место, чтобы подать сигнал дымом или бумажным змеем. Зачем нам лишние неприятности? Если это была слежка, то мы её сбросили.

— А если они обычные крестьяне?

— Тогда к вечеру от хвори у лошадей и следа не останется. Эмельт не стал бы попусту вредить животным.

Благодушие длилось недолго. Взглянув на сторожевой амулет, командир нахмурился — тот вовсе и не думал угасать. Клетчатый плед отправился в мешок, а орк, полуобернувшись, опёрся на бочку и гаркнул:

— Пока степь не пройдём, глядеть в оба!

Не прошли. Ровно посреди языка амулет полыхнул янтарём. Дастин взобрался на бочку и скоро увидел орду, что двигалась наперерез конвою. Заметил поздновато — с сырой земли пыль не поднималась — однако раньше, чем орда углядела добычу.

Конвой встал. Наёмники вытащили клинки, Волошек с Жирмятой разнесли по повозкам арбалеты и луки с запасом стрел. Особого воодушевления не наблюдалось. Биться с ордой в степи, всё равно что промышлять пиранью, ныряя с удочкой в Амазонку. Шансов почти никаких.

— Без лошадей идут, и то хорошо, — произнёс Дастин, слезая с бочки.

— Твои дружки, косоглазые, — желчно заметил Андал, но орк даже ухом не повёл.

— Весточку Тургу отправлю, — сказал он. Сверившись с картой, быстро написал на лоскуте шёлка несколько фраз и цапнул из клетки голубя. Тот забился в когтистых лапах, предчувствуя смерть от орчьих клыков, но чутьё на сей раз обмануло птицу. Прикрепив послание, орк подбросил её повыше и пронзительно свистнул. Обалдевший от счастья голубь дёрнулся, кувыркнулся через себя, затем махнул крыльями и, быстро сориентировавшись, направился к Киеву.

— Ему, счастливчику, полчаса лёта до дома, — вздохнула Ксюша.

— Нам-то корысть какая? — проворчал Андал. — Пока соберут подкрепление, пока доберутся сюда, косоглазые нас уже по кольям рассадят, словно горшки на просушку.

Его пессимизм разделяли многие, но пустую болтовню никто не поддержал.

— Эх, пробиться бы нам вон к тому холмику, — сокрушался орк, почёсывая когтями щетину на скуле. — Там закрепиться можно.

— Не успеем, — сказала Ксюша.

— Не успеем, — согласился командир.

— Я могу отвлечь их на время, — предложил Априкорн. — Думаю, хватит, чтобы добраться до холма.

— Чародейство? — с сомнением произнёс Дастин. — А, всё равно. Давай!

Априкорн достал из сумки чёрную как уголь вещицу, размером с кулак. Волошек даже шею вытянул, стараясь разглядеть штуковину. Разглядел — и впрямь кулак, вернее, его изображение, только средний палец у кулака оттопырен.

— Что это? — удивился Дастин.

— Артефак, — сказал колдун, словно это всё объясняло.

Он долго ходил позади поезда, выбирая подходящее место. Наконец нашёл скрытую травой ямку и пристроил в ней свою вещицу. Отошёл на пару шагов, вздохнул и сказал:

— Как махну рукой, но не раньше, гоните лошадей, будто за вами орки гонятся.

— А то будто не гонятся, — буркнул Дастин.

Все разобрались по повозкам. Априкорн склонился над фигуркой и начал шептать заклинание. Между тем орки подошли совсем близко. Их лава стала забирать в сторону остановившегося конвоя.

— Давай! — махнул колдун.

Лошади получили кнутом, а наёмники, толкнув повозки, попрыгали в них. Априкорн что-то ещё сыпанул на землю и припустил вслед набирающему скорость конвою. Запрыгнув к Волошеку с Рыжим, он посмотрел назад и довольно крякнул. Напарники машинально оглянулись — на месте, где только что стоял поезд, остались дрожащие маревом его контуры. Волошек даже различил фигурки наёмников, которые словно продолжали жить своей жизнью.