Страница 93 из 101
Домашняя
— Ну, мы тебя убедили?
— Убедили, убедили… — Артем трет шею, привалившись к косяку. Виталий собирается на работу, а они с Таней его провожают. Вчера они до полночи сидели в кафе своей компанией гидов-собутыльников. Это было спонтанно организованное Виталиком «прощание с Литвинским. Доступ к телу только в состоянии алкогольного опьянения».
— Помнишь, что Паша сказал?
— Помню, — усмехается Литвин. — Что Паша готов душу продать за такую рекомендацию. А поскольку бессмертие Пашиной души, в существовании которой я, каюсь, иногда сомневался, мне дорого, придется ехать учиться.
— То-то же! — хлопает друга по плечу Ковалев. — Учись, студент. Во французской сторонееее… — затягивает он.
— На чужой планетееее, — подхватывает Артем.
— А ну тихо, оба! — шикает на них Таня. — Лизка еще спит, а вам обоим медведь на ухо наступил!
На момент прощального поцелуя супругов Артем деликатно отвернулся. Хлопнула дверь.
— Пойдем, Артемка, я тебя завтраком накормлю.
Ковалев не дал ему ни малейшей попытки притулить голову где-то в другом месте. На слова Литвина о том, что у Виталика теперь, дескать, семья, и он будет там им мешать, Ковалев ответил, что он может себя чувствовать спокойно, только если бедоносец-Литвин у него под присмотром. И поэтому — марш на диван и не выступай! Пришлось смириться, тем более, что приехал Артем ненадолго. Да и храпящий Ковалев спал теперь в другой комнате.
— Тем, я хочу с тобой кое о чем поговорить, — тон у Татьяны слегка нерешительный.
— Тань, если ты о том, что я думаю по поводу вас с Виталием, то…
— Литвин, ты слишком много о себе воображаешь, — фыркает Таня, ставит перед ним тарелку с овсянкой. — Твое благословение мне не требуется! Я сама как-нибудь разберусь со всей жизнью.
— Прекрасно, — невозмутимо отвечает Артем, принимаясь за еду. — Я на самом деле очень рад за вас с Виталькой.
— Я знаю.
— Какая ты мудрая женщина! И где были мои глаза раньше?
— Вот именно — где? — Татьяна садится напротив него с чашкой какао в руках. — Скажи мне, где твои глаза?
Артем свободной рукой прикрывает глаза.
— Да вроде бы на месте.
— Тем, скажи мне — ты собираешься к ней вернуться?
Литвин молчит. А потом:
— Вкусная каша получилась, спасибо.
— Артем!
— Ну, правда, вкусная.
— Ответь мне!
Вздыхает.
— Ты упрямая.
— Отвечай.
— Нет. Не собираюсь.
— Почему?
— Таня! Ты понимаешь, что единственная причина, по которой я с тобой говорю на эту тему и не посылаю тебя к черту — это твое положение? Не пользуйся им, это нечестно.
— Буду пользоваться! Потому что с вами по-другому нельзя!
— Слушай, — он откладывает в сторону ложку. — Что-то у меня аппетит пропал. Пойду я.
— Никуда ты не пойдешь! — Татьяна встает перед ним, преграждая пути к отступлению, грозно сложив руки на пока еще плоском животе. Литвин смотрит на нее снизу вверх, бормочет что-то неразборчиво про шалящие гормоны и неадекватных беременных баб.– Ешь давай.
Артем возвращается к завтраку, Таня на свое место.
— Ну Артеееем….
— Двадцать восемь лет уже Артем.
— Вот именно! А ума все не нажил! Тем, ну на тебе ж лица нет, тоскуешь ведь.
— Нифига я не тоскую. Гастрит обострился просто. Желудок болит.
— А пить надо меньше!
— Угу. Или больше.
— Хватит паясничать, Литвин!
Что-то ему этот диалог напоминает. Вспоминает тот свой годичной давности разговор с Люськой, когда она уговаривала его лететь на «хели». Да что за моду эти женщины завели — учить его, как жить, указывать, что делать? Достали!
— Меня выгнали, ясно? — он говорит это ровно, доедая кашу. — Сказали: «Убирайся». Я убрался. Все.
— Выгнала? Арлетт? — недоверчиво ахает Татьяна. — Не верю.
— Дело твое, — пожимает плечами.
— То есть, ты хочешь сказать… что она поиграла с тобой, как кошка с мышкой… потом наигралась, ты ей надоел, и она тебя выставила?