Белые Врата

Ну, теперь можно и в путь. Встает. Накатывает легкая тошнота — сплошное белое вокруг путает все карты вестибулярному аппарату. Артем стоит, привыкает. Для него спуск в метель отнюдь не нов, надо просто дать организму адаптироваться. Он вдыхает холодный, полный колючего снега воздуха. Он пахнет обещанием, зовет, шепчет ему не на ухо — прямо в душу. Или это так говорит с ним «снежный хозяин», которому пришелся по душе Темкин коньяк? Артем вдыхает полной грудью, на его губах появляется легкая улыбка, которую любой посторонний наблюдатель посчитал бы слегка… сумасшедшей. Но наблюдателей здесь нет никаких — ни посторонних, ни своих. Лишь подобревший взгляд «духа горы», который будто подталкивает его в спину: «Давай, езжай! Чего ты ждешь? Смотри, что там, впереди…».

Артем отталкивается, и белая снежная пелена заключает его в свои мягкие объятья.

Снег, легкий, пушистый, принимает его, несет вперед, вниз. Он погружается в снег, иногда он ему почти по пояс, но широченные лыжи вывозят, он не проваливается, а плывет, то заныривая поглубже, то поднимаясь на поверхность. Потоки снега переливаются через плечи, он как будто двигается внутри, в толще снега. И возникает ощущение, которое не в состоянии подарить ничто больше. Ощущение полета.

Он не видит ничего, да и не на что смотреть. Он видит снег, чувствует снег, бьющий в лицо, даже дышит снегом. Ничего нет вокруг, кроме снега, скорости и адреналина — от скорости и ощущения полнейшего одиночества. Только он, снег и гора. В этот момент ему не нужен никто.

Он даже не понял, как оказался внизу. Шел вверх долго и тяжело, а слетел в одно мгновение. Один краткий миг непередаваемого кайфа — и вот он уже внизу.

Еще!

Осилил он еще только один подъем — на большее не хватило сил даже такому тренированному организму, как у Артема. Слишком много было снега. Лететь по нему вниз было волшебно, а вот переть вверх с рюкзаком — тяжко. А с другой стороны — завтра будет день. И послезавтра. Горы и снег от него никуда не денутся.

Вымотался он так, что даже ужинать не стал. Вещи на просушку, тело в душ, банку пива из холодильника, которая так и осталась недопитой на прикроватной тумбочке. Литвин попросту отключился.

Зато наутро встал рано безо всякого будильника. За окном по-прежнему пасмурно, ветрено и снежно. А ему нравится такая погода. Плотный завтрак, не забыть термос с чаем, фляжку с коньяком. Подумал и решил угостить сегодня Буяна шоколадом. Да-да, он дал «снежному хозяину» имя — Буян. Совершенно не французское имя, но Литвину оно отчего-то кажется правильным. Для него и Арлетт — то Аленка, то Алька. Причем ей нравится, как он ее называет. Будем надеяться, понравится и Буяну.

Он шагал по совершенно пустынным улицам полутемного городка. Плечи немного непривычно оттягивал новый рюкзак с пристегнутыми лыжами. В этот момент казалось, что он один живой во всем Тине. Даже немногочисленные светящиеся окна и силуэты в них не мешали этому ощущению. Как будто там, в стеклянных витринах окон — манекены, не люди.

Подъем наверх занял у него четыре часа, но поднялся он значительно выше, чем накануне. Погода сегодня — копия вчерашней. Однако организм уже привык, и как-то, по тонким неуловимым нюансам почти безошибочно определяет, что в этом белом мельтешащем — верх, а что — низ. Вот туда, где «низ», и будем садиться.

Открывает рюкзак, достает припасы.

— Буян, конфеты шоколадные будешь? С коньяком, между прочим!

Легкий порыв ветра со снегом, прямо в лицо. Не хлестко, а нежно, почти ласково. Надо полагать, это «да»? И на Буяна откликается, и конфеты любит. Какой сговорчивый дух…

Артем разворачивает пару конфет, блестящие фантики в карман, бросает конфеты в сторону, темные пятнышки мгновенно исчезают в снегу.

— Приятного аппетита, — вполголоса говорит Артем. Отвинчивает крышку у фляжки, отпивает. Вокруг ни черта не видно, кроме белого в разных вариациях — белого плотного, белого полупрозрачного, белого в завихрениях. Но нет ни чувства страха, ни чувства одиночества. Как будто… кто-то есть тут с ним. Такое чувство у Артема впервые, и оно ему нравится. Один… и все-таки не один.

Отпивает еще коньяку. Выплескивает щедро на снег.

— Угощайся, Буян. В конфетах мало, поди…

Вокруг него потихоньку посвистывает ветер. Судя по всему, Буян занят конфетами. Последний глоток. И, неожиданно для самого себя:

— Ваше здоровье, Бертран.

Да уж, это очень оригинально, если не сказать — странно: выпивать за здоровье давно умершего человека, да еще разговаривать с ним при этом. Равно как и беседовать с духом горы, впрочем.

Всякий, кто услышит о таком, сочтет его сумасшедшим. Но Артем не собирается никому рассказывать об этом. А у него самого абсолютная уверенность, что он все делает правильно. Его не покидает чувство полнейшей гармонии с окружающей белой действительностью и умиротворенности ею.

Мягкий порыв снега в спину будто подталкивает его — чего, дескать, расселся? Давай, катись, снег тебя ждет.

Вниз он слетел, как на крыльях. А внизу крылья ему самым натуральным образом обломали.